Оленин, машину! (СИ) - Страница 82

— Если согласны сотрудничать, подпишите. Поставьте дату, — сказал опер.

Кейдзо выполнил требуемое. Затем Добролюбов аккуратно убрал бумагу в планшет и повесил его на спинку стула.

— Так вот, — заговорил наш командир. — В августе 1939 года, за месяц до начала Номонганского инцидента на реке Халхин-Гол, китайское правительство собрало со всего северо-востока страны крупную партию золота и драгоценностей. Они собирались переправить её в СССР, а после использовать для финансирования народно-освободительного движения против японских захватчиков.

Кейдзо слушал очень внимательно. Но мне отчего-то стало казаться, будто он в курсе этой истории. Странно. Я-то думал, она секретная. По крайней мере, лейтенант Сигэру на этом настаивал.

— Но состав до границы с СССР не доехал. Он был взорван на мосту через реку Мулинхэ неподалёку от города Мишань. Японцы перебили всех выживших и ушли, поскольку не знали о перевозимом грузе.

— И вы хотите сказать, что ценности до сих пор там, верно? — уловив паузу в речи опера, вмешался японец.

— Именно. Нам нужно их найти и вернуть.

— Кому? Китайцам? Или, быть может, японцам? — усмехнулся Кейдзо.

— Ни тем и не другим, — ответил я. — Наша задача использовать эти средства, чтобы сократить потери наших войск, когда они начнут высадку на Японские острова.

Шпион уставился на меня так, словно демона перед собой увидел.

— Как вы сказали? — спросил он, стараясь оставаться спокойным, а самого аж затрясло. — Высадку?

— Да. Наподобие той, которую провели наши союзники по антигитлеровской коалиции, когда высадились в Нормандии. Слышали об этом? — спросил Добролюбов.

— Да, — ответил японец и опустил удручённо голову. — Просто я не думал, что…

— Что наша победоносная армия остановится в Китае, когда вышибет отсюда японских оккупантов? — голос опера посуровел. Нам обоим не понравилась реакция Кейдзо. Новость о предстоящем десантировании его заметно расстроила.

— Если откровенно, то да, — признался японец. — Я думал, что вы разобьёте Квантунскую армию, и Япония подпишет условия капитуляции. Об этом много говорилось перед тем, как я… Конечно, говорили тайком, чтобы не попасть в руки контрразведки.

— Так вы нам поможете или нет? — спросил Добролюбов и довольно резко.

Кейдзо бросил на него короткий взгляд.

— Я же подписал согласие, — ответил он.

— Надеюсь, вы сделали это искренне.

— Да, — и вдруг усмехнулся. — Будешь тут неискренним, если у вас моя семья на положении заложников.

Мы с опером не стали его убеждать в обратном. Только время терять.

— Какая помощь вам от меня нужна? — спросил японец.

Я объяснил, как с Сергеем и договаривалась. Мы едем в указанное место. Там переодеваемся. Я превращаюсь в местного жителя — проводника и коллаборациониста, который за деньги мать родную продаст. Кейдзо становится офицером японской армии, заброшенным в советский тыл на поиски сокровищ. Наша с ним задача — проверить, не охотится ли за ценностями ещё кто-нибудь навроде вражеской разведывательно-диверсионной группы. Если находим её, даём знак остальным и решаем, вызывать подмогу или уничтожать своими силами. Если никого нет, забираем ценности.

— А сколько их там? — поинтересовался японец. — Может, несколько вагонов. Я слышал… — он резко замолчал, осёкшись на полуслове.

— Так вы знали об этом, верно? — уловил опер.

— Да, — честно признался Кейдзо. — Что были ценности, но пропали. Больше ничего.

— Ладно. Так вот, они были в одном вагоне. Он утонул в Мулинхэ. Точный объём и масса нам неизвестны, — ответил я.

— Хорошо. Когда выступаем?

— После обеда, в 16 часов. Сначала надо выспаться как следует, — сказал Добролюбов, посмотрев на часы. Они показывали почти полдень. Да, долгонько нам пришлось сначала ждать японского шпиона, потом возиться, чтобы привезти сюда.

После беседы мы вернулись в казарму и повалились спать, предоставив охране части следить за порядком. Кейдзо расположился в самом углу у окна, но мы не стали его пристёгивать наручниками. Если уж решили доверять, то пусть так и будет. В самом деле: он же не дурак, чтобы предавать, когда его семья остаётся в Хабаровске. Впрочем, мне казалось, что японец не врал, когда говорил о своей вере в идеи социализма. В середине ХХ века такие люди порой встречались по всему миру, не говоря уже об СССР.

После крепкого сна мы стали готовиться. Нашлась одежда и для Кейдзо. Его облачили в форму советского солдата, выдали всё причитающееся, в том числе оружие — ППШ с патронами и гранатами. Словом, нагрузился наш японец под завязку так, как и остальные, безо всяких скидок на щуплое телосложение. Хоть я и знал: под этой субтильной внешностью скрывается настоящая боевая машина — вон как он меня в тайге едва не задвухсотил.

В том, что Кейдзо должен быть вооружён, мы с Добролюбовым не сомневались. Должен ведь наш новый помощник понимать: ему полностью доверяют. Иначе будет вести себя скованно, ждать пули в спину или ареста. Нам такой помощник, который опасливо оглядывается на каждом шагу, не нужен. Правильно сделали: бывший шпион расправил плечи и теперь смотрел уверенно.

Думали выехать из города сразу, но пришлось Добролюбову съездить в штаб и доложить наш план. Да ещё забрать кое-что. Оттуда опер вернулся с вещмешком, отдал его Кейдзо и попросил примерить. Тот удивлённо вытащил из сидора полевую форму японского офицера — аж целого майора, судя по знакам отличия. При ней даже катана («Штамповка», — заметил я) имелась и пистолет, — всё как полагается, чтобы никто не заподозрил, что это не настоящий вояка.

Форма села на Кейдзо просто идеально. Вместе с ней и оружием японцу достались также подготовленные разведотделом СМЕРШ фронта документы. Но я только покачал головой:

— Привыкли вы, товарищи милиционеры, корочками размахивать, — сказал Сергею. — Разведчики, когда идут на вражескую территорию, документы в тылу оставляют, чтобы не быть опознанными.

— Вот тут ты ошибаешься, — парировал опер. — Кейдзо будет играть роль пехотного офицера, который не был заброшен в тыл, а нарочно там остался для выполнения важного поручения. Легенда такая: он служил в штабе в пехотной дивизии порученцем по особым делам. Потом, когда Квантунская армия отступила, нарочно задержался, поскольку имеет приказ из самого японского генерального штаба: отыскать сокровища.

— А потом он что должен будет с ними сделать в одиночку? — с сомнением спросил я.

— У него есть агентура среди китайцев — несколько человек, сотрудничавших с японской администраций во время оккупации. Они помогут найти ценности и переправить к морю, откуда их заберёт японский военный корабль.

— В штабе сказочники сидят, — проворчал я, но спорить дальше не стал. Не потому, что поверил в легенду. А потому, что на войне порой самая лютая дичь может оказаться чистой правдой, а порой такое случается, что на трезвую голову и не придумаешь. Ну кто бы мог подумать, что в первой четверти XXI века главной техникой на войне станут крошечные летающие механизмы — дроны? И что такая мелочь, цена которой три копейки по сравнению с тяжёлым вооружением, может за секунду расхреначить броневик стоимостью в три миллиона «вечнозелёных». Если бы сам не видел — не поверил бы.

Кейдзо тем временем аккуратно сложил форму обратно.

— Да, вот ещё что. Я узнал последнюю сводку с фронта, — сказал Добролюбов.

Чтобы услышать её, он собрал нас в Ленинской комнате.

— Товарищи. Буквально два дня назад передовые отряды правого фланга 1-й Краснознамённой армии форсировал нижнее течение реки Мулинхэ. Мишаньский укрепрайон был захвачен на всю его глубину. Разведчики вошли в контакт с наступающими с севера частями 35-й Красной армии. Это значит, что в ближайшие один-два дня боевые действия на мишаньском направлении будут завершены, — с торжественным видом рассказал опер. — В штаб 1-й армии прибыла делегация от граждан города Мишань. Они утверждают, что японцы спешно покидают город, и попросили наши войска прийти поскорее, чтобы предотвратить разрушение промышленных предприятий, электростанции и системы водоснабжения, подготовленных противником к взрыву.