Октябрь - Страница 19

Матросы не знали, что они отстают на один день от большой земли, что они присоединяются к уже свершившейся революции. Они были уверены, что вслед за этим выступлением на них обрушится удар верных царскому режиму войск, и их жестокость была, конечно же, проявлением мести. Наряду с этим она также была вызвана острой потребностью и насущной необходимостью успеть сделать что-то, прежде чем произойдет это наводящее ужас сражение, классовая война. Восстановить дисциплину теперь уже не смог бы ни один офицер.

«Это не бунт, товарищ адмирал! – выкрикнул в этот день один из матросов. – Это революция!»

В сентябре 1916 года генерал-губернатор Кронштадта адмирал Вирен сообщил своему руководству, что «достаточно одного толчка из Петрограда, и Кронштадт… выступит против меня, офицерства, правительства, кого хотите. Крепость – форменный пороховой заряд, в котором догорает фитиль». Не прошло и полгода, как в глухой ночной час на рубеже между февралем и мартом адмирала Вирена вытащили из дома в одной рубашке.

Он выпрямился и проревел знакомый приказ: «Смирно!» На этот раз матросы и солдаты лишь рассмеялись.

Они погнали его, дрожащего, в одном нижнем белье по морскому ветру, на Якорную площадь. Там ему велели посмотреть на великий памятник адмиралу Макарову, на постаменте которого был выбит его девиз: «Помни войну». Адмирал Вирен отказался повиноваться. Тогда кронштадтские матросы закололи его штыками – но тот погиб, глядя им прямо в глаза.

Царь провел последний день февраля, колеся по рельсам по замерзшей России. Он путешествовал в роскоши, его поезд был дворцом на колесах. Вагоны с позолоченными интерьерами в стиле барокко, вагон-кухня, спальня, обставленная изысканным гарнитуром филигранной работы, роскошный кабинет карельской березы с обивкой из коричневой кожи, вишнево-красный ковер ехали и ехали, чуть покачиваясь, среди застывших от мороза окрестностей до самой темноты. Ночью поезд прибыл на станцию Малая Вишера, в какой-то сотне миль от Петербурга. Но телеграмма Бубликова сделала свое дело: вдоль линии железной дороги на станции стояли революционные войска.

Железнодорожные власти получили распоряжения Временного комитета перевести поезд на другой путь, попытаться вернуть царя по железной дороге, направить его, если получится, в Петроград, где его ожидали те, кто его сверг. По железной дороге ему можно было вернуться назад. Николай II и его свита, настороженные той путаной информацией об обстановке, которую они получили на станции, поспешно изменили свои планы. Торопливо постукивая на стрелках, царский поезд быстро выехал со станции и направился не в Царское Село, а в штаб Северного фронта в старинном русском городе Пскове. Николай надеялся, что оттуда, может быть, ему удастся найти путь в какое-то более подходящее место и, возможно, даже обрести поддержку со стороны каких-нибудь верных ему воинских частей.

Однако тот, кого уже фактически свергли, слишком поздно направлялся в ночную тьму искать поддержки.

Глубокой ночью, когда февраль уже кончился, после переговоров по телеграфу с председателем Временного комитета Государственной думы Родзянко о ситуации в столице начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Алексеев отправил телеграмму генерал-адъютанту Иванову. Он приказал ему не продвигаться с войсками к городу, как планировалось ранее, поскольку «в Петрограде восстановлен полный мир».

Это совершенно не соответствовало истинному положению дел. Однако генерал Алексеев и думский комитет сделали данное заявление, исходя из необходимости воспрепятствовать шагам по подавлению восстания, обреченным на провал. Таким образом, вызревал заговор против Романовых.

1 марта Исполком Петросовета вновь собрался в Таврическом дворце в 11 часов утра на непростое заседание, чтобы обсудить вопрос о власти. Некоторые из депутатов из числа правых высказывались за сотрудничество с думским комитетом. Согласно их исторической и политической теории необходимость передачи власти Временному правительству не подлежала сомнению. Однако левое меньшинство Исполкома (три большевика, два эсера из крайне левого крыла партии и один межрайонец) призвали создать вместо этого «временное революционное правительство» без депутатов Государственной думы. Это весьма напоминало ленинскую довоенную позицию: тогда в то время, как меньшевики настаивали на необходимости для пролетариата и марксистов воздерживаться от сотрудничества с (неизбежным) буржуазным правительством, Ленин, напротив, выступал за временное революционное правительство под руководством пролетариата как оптимальное средство обеспечения (опять-таки, неизбежной) буржуазно-демократической революции.

По сути дела, несмотря на прозвучавший призыв со стороны меньшинства Исполкома Петросовета, большевики как партия не были едины в своем подходе как к самому Петросовету (некоторые из большевистских активистов по-прежнему были к нему настроены скептически), так и к вопросам о государственной власти. В тот день, когда левый Выборгский районный комитет большевиков агитировал на бурливших улицах за «временное революционное правительство», Центральный Комитет большевистской партии пытался обуздать эти недисциплинированные действия.

Исполком Петросовета выделил лишь один час для обсуждения и принятия решения относительно формы послереволюционной власти. Это было смехотворное ограничение: обсуждение продлилось гораздо дольше. Под сводами большого зала Таврического дворца сотни делегатов Петросовета, собравшихся на его заседание, ждали решения Исполкома. Нетерпение росло, гул в зале нарастал. После полудня Исполком поручил меньшевику Скобелеву обратиться к депутатам Петросовета с просьбой выделить дополнительное время для принятия необходимого решения.

Однако стоило ему только начать свою речь, как его резко прервали. Двери в зал распахнулись, и внутрь ввалилась толпа солдат. Пришедшие бурно выражали свое недовольство, а члены Исполкома наконец обрели дар речи и присоединились к собравшимся.

Как оказалось, выражавшие недовольство солдаты пришли спросить у Петросовета: как им следует ответить на требование председателя Временного комитета Государственной думы Родзянко разоружиться? Как им надо поступить с офицерами, против которых солдаты настроены настолько агрессивно, что готовы расправиться с ними? И должны ли они подчиняться Петросовету – или же думскому комитету?

Крики толпы в зале не оставили никаких сомнений в том, что ни о каком разоружении не могло быть и речи. Однозначно.

Решение о роспуске Военной комиссии Петросовета путем ее слияния с аналогичным органом Временного комитета Государственной думы, однако, вызвало острые споры. Представители левых громко возмущались, характеризуя подобный шаг как предательство. Защищая решение от имени Исполкома, Николай Соколов, бывший большевик, аргументировал необходимость его принятия военным опытом и «исторической ролью» буржуазии.

Прозвучавшие аргументы возымели действие, и стороны постепенно стали приходить к взаимному согласию. «Контрреволюционным» офицерам доверять нельзя, однако командование со стороны умеренных офицеров вполне приемлемо – хотя только на поле боя. В ходе завязавшейся дискуссии один из солдат Преображенского полка рассказал, как он со своими товарищами избрали полковой комитет.

Выборные офицеры. Эта идея понравилась и получила поддержку.

Наконец Петросовет подготовил проект резолюции. В нем была подчеркнута важная роль солдатских комитетов. В этой связи было предложено ввести в войсковых частях демократию Советов солдатских депутатов в сочетании с поддержанием солдатами воинской дисциплины при исполнении ими своих служебных обязанностей. Участники заседания заявили, что солдаты должны направить своих представителей в Военную комиссию Временного комитета Государственной думы и подчиняться ее распоряжениям «за исключением тех случаев, когда они противоречат приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов».