Окорок единодушия - Страница 5

— Я ни за что на свете не согласилась бы ночевать там одна, — заметила она Керроти Дику, идя с ним в эту комнату.

— Не бойся за него, Пегги, — сказал Дик, тащивший туда чемодан Плота: — такого старика никакая баба не обидит, хоть бы и шаталась только по ночам.

И они исчезли в темном коридоре.

Доктор Плот сидел у камина. Ропер, войдя в комнату, взглянул на старика, и старик взглянул на него; но тем ограничились их отношения.

Мистер Ропер снял плащ и перчатки и положил вместе с своею треугольною шляпою на стул. Он был почтенный джентльмен средних лет, в седом парике, кафтане и жилете табачного цвета.

— Был здесь Френк Вудбайн? — спросил он трактирщика.

— Был, сэр, с полчаса назад, и просил вас подождать, потому что он скоро воротится.

— Хорошо; вынесите ж бутылку элю моим людям, которые сидят в передней.

Это было исполнено, и мистер Ропер продолжал:

— А вам, мистер Неттельбед, конечно, любопытно узнать, объявил ли я о вашем намерении требовать окорока. Вы записаны кандидатом; но я сделал для вас больше: уже составлен суд присяжных из шести самых красивых молодых людей и шести самых красивых девушек нашего местечка. Я сказал им, чтоб прежде других просителей занялись они вами. Они придут сюда нынче же вечером.

— Отлично! — в восторге вскричал Неттельбед. — Том, сделай большую мису пунша, вели кухарке отрезать сладкого пирога и подогреть пастет. Надобно приготовить им угощение. Как жаль, что нет у нас музыканта! можно бы потанцовать.

— Я позаботился об этом, — отвечал Ропер, — Симон Эппельярд принесет скрипку. Не хочу охлаждать вашей радости, мистер Неттельбед, но должен сказать вам, что есть у вас соперник, имеющий большие надежды; некоторые даже думают, что у него более надежд, нежели у вас.

Трактирщик побледнел.

— Это ужасно! Кто ж он?

— Тот самый молодой человек, видеться с которым я пришел сюда.

— Френк Вудбайн? Я так и ждал. Протестую против его притязаний. Он не может дать присяги.

— Почему же? Он прекрасный молодой человек, и все говорят, что он страстно любит жену и она любит его.

— Он не заслуживает ее любви: он негодяй, развратник, изменяет жене.

— О-о! Вы совершенно ошибаетесь, милый друг.

— Я не могу ошибаться: я видел это своими глазами.

— Что ж вы видели?

— Я видел, что он волочится за другою.

— За мистрисс Неттельбед?

— Нет, нет, не за нею. Посмотрел бы я, кто посмеет волочиться за нею; нет, за женщиной, которая отвечала на его любезности вовсе не так, как отвечала бы на них моя жена: она цаловала его.

— Не может быть! Ваши глаза обманули вас.

— Нет, не обманули. Когда я захочу, меня не проведут. Когда будет время, я представлю доказательства своим словам.

— Но одного вашего свидетельства будет недостаточно: вас могут считать пристрастным; нужны другие свидетели.

— Я представлю неопровержимые улики.

— Неопровержимые улики? — сказал Плот, подходя к собеседникам, — так вы подметили за молодцом проделки? Ведь я говорил, что все эти толки о верности — вздор. Смотрите же, чтоб он не отплатил вам тою же монетою, подметив ваши проделки.

— Чего нет, того нельзя подметить, — отвечал трактирщик.

— Гм! — проворчал Плот. — Позвольте рекомендоваться, сэр, — продолжал он, обращаясь к Роперу, — вы, кажется, не узнаёте меня? Медик несчастного семейства, которое некогда занимало этот дом — доктор Плот.

— Имя ваше мне знакомо, сэр; но, признаюсь, не помню вас в лицо, хотя, вероятно, имел случай видеть.

— Я очень изменился — все это говорят. Совершенно разрушаюсь. Приехал сюда пожить несколько дней, поразмыслить о суете мира. Здесь для этого богатые материалы, сэр. Старинный дом падает; старинный род исчез, и каким же образом? Виновата в этом женщина; а вот стоит легковерный глупец, желающий уверить нас, что его судьба — исключение из общего правила.

— Я не глупец и не легковерный, — отвечал Иона: — и смею сказать, что мистрисс Неттельбед непохожа на других женщин. Нимало неудивительно, что вы еще не встречали подобных ей женщин. Сквайр Монкбери говорит, что любит ее как дочь. Мы надеемся, что, посмотрев ближе на нас, вы измените к лучшему свое мнение о женщинах, сэр.

— Я знаю прискорбные обстоятельства, о которых вы упомянули, сэр, — сказал Ропер: — но я уверен, что несчастная женщина не так виновата, как полагают.

— Ничего не знаете вы! — резко отвечал Плот. — Я знаю, что леди Джуга была виновата; но нечего толковать об этом. Пусть умершие мирно спят в гробах.

«Хорошо, если б леди Джуга послушалась этого совета», — подумал про себя трактирщик.

— Я не хочу тревожить их, или говорить о воспоминаниях, неприятных для вас, бывших в дружбе с сэром Вальтером, — отвечал управитель, — но я уверен, что напрасно осуждают невинную супругу его, и когда будет время, докажу основательность своих слов.

— Если вы сделаете это, вы облегчите мою грудь от тяжелого камня, который давно ее давит, который подавил в ней все добрые чувства, если когда они были вложены в меня природою. Вы тем убьете меня… нет нужды, я буду заслуживать наказания; потому что я советовал сэру Вальтеру развестись с женою.

— Итак, мне лучше молчать, сэр?

— Нет, говорите, не щадите меня. Я медик; знаю, что язвы лечатся с жестокою болью; но моя неизлечима, прибавил он тоном глубокой горести.

— Нет, сэр, я найду более удобное время рассказать вам эту историю, как она мне известна. Теперь с минуты на минуту жду Френка Вудбайна, с которым должен говорить о важном деле. Ах, сэр! если б вы взглянули на его жену, вы изменили бы ваше дурное мнение о женщинах, сэр.

— Я много о ней слышал и готов познакомиться с нею. Не можете ли вы доставить мне случай видеть ее?

— Очень легко, — отвечал управитель, — ее муж охотно пригласит вас к себе.

— Но мне хотелось бы видеть ее без мужа.

— Быть может, и это устроится, сэр.

Тут вошел в комнату Френк Вудбайн, и в ту же минуту из другой двери явилась в залу Нелли.

Френк Вудбайн был в самом деле красавец. Мистрисс Неттельбед улыбнулась ему очень благосклонно, поблагодарила его за подарок, спросила о здоровье жены, и так заговорилась, что незаметно дошла с ним до окна; но Френк был холоден и, поклонившись ей, пошел к мужчинам. Нелли начала кусать губы от досады.

— Он ведет себя очень скромно, — заметил управитель трактирщику.

— Он остерегается нас. Наедине он был бы не таков.

— Нам с вами нужно поговорить о деле, Вудбайн, — сказал управитель, когда молодой человек стал подле него.

— Да, мистер Ропер; я затем и пришел.

— И прекрасно. Начнем же стаканом эля: дело пойдет глаже. Хозяин, дайте нам кружку хорошего эля.

Эль был принесен и оказался достойным пивоварной известности Ионы.

— Теперь, хозяин, одолжите нам чернильницу с пером; а вы, мистрисс Неттельбед, прикажите подать свечу: становится темновато, а в денежных делах необходима ясность. — С этими словами, Ропер вынул из кармана записную книжку, заглянул в нее и положил на стол.

— Так у них денежные дела! Вот чего не ожидала я от Френка! — подумала Нелли, ставя на стол чернильницу и зажигая свечу.

Между тем Ропер вынул какой-то гербовый лист и разложил его на столе перед Френком.

— У вас есть письмо на мое имя, мистер Неттельбед? — сказал молодой человек.

— Совсем было забыл опять о нем; извините, Вудбайн; вот оно, в целости. — И трактирщик, вынув из ящика письмо, передал его егерю. Хромой джентльмен между тем ушел на свое прежнее место у камина, но внимательно следил за разговором.

— Вся сумма составляет ровно двести фунтов, Вудбайн, — сказал Ропер. — Я напишу вам квитанцию в том, что получил их для передачи сквайру Монкбери.

— Двести фунтов! — подумал Иона. — Я не полагал, чтоб у Френка было хотя сто.