Окончательное Предложение (ЛП) - Страница 10

Какая разница, как она его произносит? Просто убирайся отсюда.

— Ну, было приятно пообщаться с тобой… — я делаю шаг вокруг нее.

— Подожди.

Господи, сядь за руль и сбрось меня с ближайшего обрыва, пожалуйста.

Она бежит вперед и останавливается передо мной, преграждая мне путь к машине.

— Ты должен мне доллар.

Я моргаю, глядя на нее.

— За что?

— За банку ругательств, — она протягивает руку. — Dinero, por favour — Деньги, пожалуйста.

— Банка ругательств? Что это, черт возьми, такое?

Ее большие глаза широко раскрываются.

— О-о-о. Теперь ты должен мне два доллара.

— Я вижу, тебя учат вымогательству с раннего возраста.

— Что такое вымогательство?

Я качаю головой.

— Забудь об этом, — я обхожу ее стороной и прохожу пять футов, прежде чем она устремляется за мной.

— Эй! А как же мои деньги?

Я закрываю глаза и считаю до пяти. Пот начинает стекать по моей шее от повышения температуры. У меня нет абсолютно никакого опыта общения с детьми, кроме избегания случайных детей в общественных местах. Пока у Деклана и Айрис не появится свой собственный ребенок, я совершенно не готов к тому, чтобы справиться со всем этим.

Просто дай ей деньги и уходи.

Я проверяю свой кошелек на наличие долларов, но ничего не нахожу.

— Извини, малышка, но у меня нет денег.

— Как насчет этого? — она показывает большими глазами на стопку стодолларовых купюр.

— Ты хоть знаешь, сколько они стоят?

Ее пустой взгляд не дает мне возможности оторваться.

— Ладно. Неважно. Держи, — я протягиваю ей одну из купюр.

— Но ты сказал два плохих слова.

— Это больше доллара, — я постукиваю по цифрам, чтобы подчеркнуть. — Это сотня. Видишь?

Ты действительно пытаешься вразумить ребенка?

Ее брови сжимаются, когда она смотрит на купюру.

— Подожди. Дай мне посчитать, чтобы убедиться… раз… два… три… — она вычерчивает каждую цифру в воздухе, словно пишет на невидимом листе бумаги.

Ради всего святого. Если она будет так считать, я проведу здесь все утро.

Я беру еще одну сотню и передаю ей.

— Вот.

Она просовывает язык в щель, где должен быть один из ее передних зубов.

— Оооо.

— Пока, — я отдаю ей полушутливое прощание и продолжаю идти к своей машине.

— Поиграешь со мной? — она следует за мной, как тень.

— Я не могу.

Почти пришли. Размытые цифры на номерном знаке становятся все четче с каждым шагом к машине.

Она бежит, стараясь не отставать от моих длинных шагов.

— Почему?

— Мне нужно кое-куда успеть.

Ты так близко. Я достаю ключи из кармана и отпираю дверь.

Может быть, если бросить на землю еще одну сотню, это отвлечет ее на достаточно долгое время, чтобы я смог уехать.

— Куда ты идешь?

Сейчас предпочтительнее куда угодно, только не сюда.

— На встречу.

— О, — ее улыбка спадает. — Ты вернешься?

— Эм… может быть? — моя кожа зудит.

— Ура! В следующий раз ты будешь играть со мной, — она хлопает в ладоши.

Ребенку нужны лекарства или намордник. Это очевидно. Она очень напоминает мне меня самого в этом возрасте, энергичного и бесконечно бессвязного. Удивительно, как мои братья не пытались задушить меня во сне.

— Прости, малышка. Я здесь не для того, чтобы играть с тобой.

— О. Но Уайтт играет со мной.

Под моими ботинками захрустел гравий от внезапной остановки.

— Кто?

— Уайтт? Это пишется как У-А-Й-А-Т-Т!

— Какая у него фамилия?

Она пожимает плечами.

— Эмм… заместитель?

Это его чертова работа, а не фамилия, но это то подтверждение, которое мне нужно. Они с Ланой препирались, как брат с сестрой, когда находились в одной комнате, и долгое время я думал, что они ненавидят друг друга.

А ведь когда-то ты считал его другом.

У меня заложило уши от прилива крови, бурлящей под поверхностью кожи. Из всех людей, которым, как мне казалось, я мог доверять, Уайтт занимал довольно высокое место в списке. Мы проводили вместе почти все лето, и он даже дважды навещал меня в Денвере, пока я учился в университете. Когда мы с Ланой были вместе, были ли мы просто друзьями, избегающими неизбежного, или официально начинали встречаться, он никогда не казался хоть немного заинтересованным в ней.

Наверное, потому что он оттягивал время, пока ты не испортишь все на неопределенный срок.

Мои мышцы напрягаются под рубашкой, когда я позволяю себе признать эмоцию, которую не имею права испытывать.

Ревность. У нее есть свой собственный разум, поглощающий все рациональные мысли. В глубине души я знаю, что не имею права ревновать, когда это я уехал. Кроме того, это я доверил Уайтту присмотреть за ней ради меня.

Похоже, он сделал гораздо больше, чем это.

Я рад, что мы с Уайттом больше не друзья. Так мне будет еще легче надрать ему задницу, когда я снова до него доберусь.

Что, если он тот самый человек, которого ты видел целующимся с Ланой возле бара «Последний звонок» два года назад?

— Чертова змея, — пробурчал я.

Ками задыхается.

Я вздрагиваю.

— Черт.

Ее рот открывается.

— Черт? — мой голос трещит.

Она качает головой туда-сюда. Я вздыхаю, снова достаю бумажник и протягиваю ей еще три стодолларовые купюры. То, как загораются ее глаза, когда она сжимает деньги, даже умиляет.

Ты теперь увлекаешься детьми?

Нет, но их увлечение деньгами довольно забавно.

— Ты в порядке, Каэль?

Возьми себя в руки.

Я разжимаю кулаки.

— Я лучше пойду.

Она следует за мной, как тень.

— Камила! — кричит Лана.

Мы поднимаем глаза и видим Лану, топающую по ступенькам.

— Попалась, — бормочет Ками себе под нос. Она похожа на Лану тем, как отводит взгляд от всех, когда попадает в беду.

Лана бросается к нам и упирается рукой в бедро, как делала ее мать, когда ее ловили за тем, что она не должна была делать. Что, благодаря мне, случалось часто.

— Почему ты настаиваешь на разговоре с незнакомцами после всего, о чем мы говорили?

То, что меня называют незнакомцем, не должно жалить, но это так, особенно после того, как я узнал, что Уайтт вовлечен в жизнь дочери Ланы теперь, когда меня нет в ее жизни. Это доказывает, что независимо от того, какая у нас с Ланой история, это всего лишь история.

— Прости меня, мамочка, — Ками опускается на пятки.

Лана приседает и смотрит Ками в глаза.

— Ты не можешь разговаривать с каждым встречным, даже если он хорошо выглядит или отвечает на твои вопросы.

— Ты думаешь, я хорошо выгляжу? — я натягиваю свою обычную ухмылку, надеясь, что если я буду притворяться счастливым достаточно долго, то смогу стереть неприятные ощущения, бурлящие в моей груди.

То, на что ты всегда надеешься.

Глаза Ланы сужаются, когда она быстро осматривает меня. Моя кожа нагревается, когда ее взгляд задерживается на моих руках, отчего в животе появляется тепло.

— Я видела и получше, — кожа на ее носу морщится.

— Ты всегда была дерьмовой лгуньей, Алана, — я постукиваю кончиком пальца, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.

Глаза Ланы и Ками одновременно расширяются. Я со вздохом достаю бумажник и протягиваю Ками еще одну хрустящую купюру.

На шестьсот долларов беднее, а ты все еще не усвоил урок.

— У тебя есть привычка раздавать стодолларовые купюры? — одна бровь Ланы приподнимается.

— Только настойчивым пятилетним детям, которые не умеют считать до ста.

Лана бросает на дочь неопределенный взгляд.

— Сколько будет пять раз по сто?

— Пятьсот! — Ками поднимает в воздух кулак, полный денег.

Эта маленькая дрянь…

— Что ты говорил? — уголки губ Ланы приподнимаются в самую маленькую улыбку, когда она смотрит на меня. Это первая улыбка на ее лице с тех пор, как я появился здесь, и от нее у меня в животе становится легко и бурляще, как будто я только что выпил водку с зельцером за десять секунд или меньше.