Око Марены - Страница 16

– И кто же он? Бог, царь или герой? – насмешливо поинтересовался Константин.

– Ни то, ни другое, ни третье. Он всего лишь сын, – неторопливо пояснил Вячеслав, и на раскрасневшемся лице восемнадцатилетнего воеводы промелькнула легкая кривая ухмылка бывшего спецназовца.

– Чей сын? – не понял Константин.

– Трудно сказать вот так сразу, – почесал в затылке Вячеслав и оценивающе посмотрел на собеседника. – Пожалуй, о царе речь вести пока рано, тем паче о боге, а вот о герое, наверно, можно. Значит, сын героя по имени… Святослав.

– Подожди-подожди, – нахмурился Константин. – Это ты про моего Святослава, что ли…

– Точно. Про него. Только этот парень даст нам гарантию, что твоя дружина не разбежится.

– Каким образом? – продолжал недоумевать Константин.

– Он тоже будет проходить КМБ.

– Чего?! – вытаращил глаза Константин. – Пацану всего одиннадцатый год идет, а ты его в армию? Не дам!

– Скажите пожалуйста, какие мы горячие! Прямо-таки председатель комитета солдатских матерей – не меньше! – возмутился Вячеслав. – Ты лучше вначале все выслушай до конца, а уж потом начинай бухтеть.

– Выслушать выслушаю, – согласился Константин. – Но я все равно против. К тому же он и без того занят под завязку.

Святославу и впрямь скучать не давали. Занятия сменялись одно за другим: на смену греческому языку шло изучение философии и риторики, а там подходил немчин, который давал основы латыни. В учебном процессе участвовала даже… Доброгнева, которая, по настоянию Константина, преподавала княжичу азы траволечения. А еще Святославу приходилось зубрить многочисленные статьи законов, и не только одной Русской Правды, но и «Номоканона», а также «Мерила праведного», и постигать по рукописным летописям историю Руси.

– Некогда ему, – вспомнив обилие учебных предметов, еще раз, но менее уверенно повторил Константин.

– Ничего, лишь бы ты согласился, а время найдется, – обрадовался Вячеслав и принялся для вящей убедительности загибать пальцы. – Во-первых, вопрос психологического плана. Дружинный народ, особенно по первости, пока не втянулся, обязательно должен возмутиться нелепым, на его взгляд, обучением, так?

– Железно, – подтвердил Константин, тут же добавив: – Чего я и боюсь.

– Вот, – не стал спорить Вячеслав. – Возможно, что будут иметь место даже случаи открытого неповиновения. И что тогда делать? Дабы не разлагать дисциплину среди остальных, надлежит выгнать смутьянов в три шеи. А если таковых наберется полдружины?

Константин молчал.

– Если же среди обучаемых окажется твой сынишка, то тем же дружинникам выполнять мои команды будет совсем не зазорно. Раз им беспрекословно повинуется сын князя, куда уж вякать всем прочим? Примерно так они станут рассуждать. Во-вторых, учитывая то, что отрабатываться будет не индивидуальное мастерство, а коллективные действия, никаких напрягов для самого Святослава в обучении не предвидится. От строевой подготовки еще никто не умирал, а поскольку дело для княжича новое, к тому же ратное, учиться он будет в охотку. Тем более ты сам говоришь – он у тебя смышленый.

– Это точно, – миролюбиво подтвердил Константин.

– А раз соображаловка на месте, стало быть, все освоит куда быстрее прочих. И тогда вступает в силу «в-третьих», то бишь психологический фактор номер два – остальным станет попросту стыдно. Как это они, двадцати– и тридцатилетние, не могут угнаться за сопливым мальчишкой? И тут уже пойдет социалистическое соревнование в самом что ни на есть идеальном своем виде.

– Скорее уж феодальное, – не удержался от подковырки Константин.

– Хоть рабовладельческое, – равнодушно махнул рукой Вячеслав, продолжая гнуть свою линию. – Но суть не в этом. Суть, а это уже в-четвертых, заключается в достойном ответе тем смутьянам, которые наотрез откажутся подчиняться и выполнять глупые, на их взгляд, команды начальника. А ответ будет таким. Хотите уйти? Да пожалуйста. Завтра перед строем мы с вами попрощаемся, и зла на вас никто не держит. А на следующий день я вызываю первого из дембелей из строя, выбрав и впрямь самого нерадивого, и заявляю, что самолично пожелал его отчислить из дружины, причем сразу поясню и причину отчисления. Дескать, не нужен мне такой дружинник, который не в состоянии выполнить простейшие команды и не в силах угнаться по своей исполнительности даже за Святославом – самым молодым из всех гридней[40], но уже являющегося отличником боевой и политической средневековой военной подготовки. – Вячеслав перевел дыхание, сделал непродолжительную паузу и, загнув пятый палец, помахал крепким кулаком перед Константином, продолжив: – И тут же в-пятых. Я предложу всем тем, кто тоже считает себя не в силах угнаться за малолетним княжичем, тоже выйти из строя и соответственно из дружины, ибо мне для учебы нужны сообразительные ловкие парни, а не горькие неумехи. Как ты мыслишь, княже, выйдет ли после моих слов хоть один человек, даже если накануне вечером заявят о своем уходе сразу два десятка?

Константин замялся. Все было просто, убедительно, логично и красиво до гениальности.

– Вот только Святослава жалко, – выдавил он, почти согласившись с доводами Вячеслава.

– Ерунда. Ранний подъем и отбой еще никому во вред не пошел, а свое книжное обучение после таких военных игр он легко наверстает, если я его, конечно, не привлеку и дальше.

– То есть как это дальше?! – сразу взвился на дыбки Константин. – В бой его первым пошлешь, что ли?! В целях психологии?! Да плевал я на все твои факторы и…

– Погоди-погоди, – перебил Вячеслав разбушевавшегося от таких перспектив друга. – Тут речь совсем о другом. Мужики ведь, как пить дать, тоже поначалу примутся бухтеть, ибо им тоже многое будет казаться в лучшем случае непонятным, а в худшем – глупым. Их же выгнать нельзя, поскольку они – простые крестьяне, так что уйдут с радостью.

– Зато их можно заставить, – напомнил Константин.

– Можно, – миролюбиво согласился Вячеслав. – Но поверь, обучение из-под палки далеко не самый лучший вариант – проверено, что когда человек занимается по доброй воле, с желанием, то за одинаковый промежуток времени усваивается вдвое, а то и втрое больше материала. Словом, куда выгоднее его попросту переубедить, а еще лучше усовестить. И вот тут перед строем вызывается твой Святослав, который по команде преподавателя выполняет все, что от него требуется. Устыдятся пахари, видя, что князь вначале обучил всему своего сына, а уж потом только добрался до них, а?

– Наверное, да, – неуверенно пожал плечами Константин.

– Да не наверное, а точно, поскольку с точки зрения психологии… – Но тут воевода осекся, с подозрением уставился на друга, после чего осведомился: – Я что-то не пойму – у кого из нас педобразование? Или ты поиздеваться решил? Ты ж все это и сам прекрасно знаешь.

– Это тебе за председателя комитета солдатских матерей, – усмехнувшись, ответил Константин. – Вперед наука – будешь знать, как князей оскорблять.

– Значит, ты со всем сказанным согласен? – уточнил воевода.

– Ну-у, согласен, – нехотя протянул Константин, еще продолжая колебаться, но не зная, что можно противопоставить убийственной логике Вячеслава.

– Да ты не дрейфь, княже, – ободряюще хлопнул тот Константина по плечу. – Это ж тебе не двадцатый век. Никаких издевательств и прочей дедовщины в помине нет и, слава богу, не предвидится, так что опасаться тебе ровным счетом нечего.

Как оказалось впоследствии, Вячеслав все спрогнозировал точно. Покинуть дружину на вторую неделю обучения решили всего четверо желающих. Первым из них воевода вызвал из строя самого никудышного, наглядно продемонстрировав лично присутствовавшему на словесной экзекуции Константину, что в военном училище он занимался не только тем, что чистил вечером сапоги, а с утра надевал их на свежую голову.

Закатив пламенную речугу, в которой было все – от намеков и подколок до сарказма и откровенных издевок, – Вячеслав неоднократно приводил в пример юного княжича. Одним словом, под конец выступления воеводы разбитной увалень по прозвищу Кутя был доведен до слез, но, невзирая на них, решительно изгнан из дружины, причем самим Константином, произнесшим установленную формулу, только на сей раз и «пароль», и «отзыв», так как увольнял сам князь, произносились одним человеком: «Не люб ты мне, Кутя. Уходи, путь чист».