Океан. Выпуск второй - Страница 96

Очень скоро я забросил это занятие, так как всякий раз в подобных случаях у меня портилось настроение. Приходило то же самое ощущение, что и во время боя быков, когда новичок тореро трусил, неумело работал с быком, причиняя животному лишь одни страдания. На охоте вообще никогда не следует оставлять подранков.

Очень скоро я убедился, что опытные ныряльщики не пытаются убивать осьминогов, они не стреляют в них, а вылавливают голыми руками! Но сколько ни обучали меня кубинские друзья, терпеливо и настойчиво, сколько ни смотрел я на то, как они ловко, уверенно и всегда успешно действовали, хватая осьминогов за колпачок, который прикрывает хрящевый череп, легко поддающийся разрыву, сколько ни стыдили они меня, ничего не помогало. Чувство неприязни и страха не покидало меня, и я не мог себя пересилить.

И вот однажды, то ли потому, что просто пришло время, или оттого, что в тот день из-за моего мимолетного испуга пострадал оказавшийся безоружным товарищ по охоте, я неожиданно для самого себя попросил Бентоса пойти со мной на осьминога.

Охотились мы как раз в осьминожьем месте. Я забросил ружье в лодку, а Бентоса никогда ни о чем вторично не надо было просить. На глубине метров восьми в первое же погружение мы обнаружили «живой мешок». Он замер. Немигающие, но зорко видящие глаза следили за нами. По мнению Бентоса, этот для первого раза был слишком крупным. Однако второй, имевший своим домиком нагромождение камней на небольшой подводной терраске, показался мне ничуть не меньше. И все же Бентос подал знак действовать.

Насытив легкие кислородом, мы нырнули. Меня лихорадило, но я решительно сунул руку в дыру, стараясь ухватить осьминога за колпачок, бугорок, расположенный сразу же за глазами. Животное тут же оплело руку — мне показалось, сотнею щупалец сразу — и плотно приникло к голой коже присосками. В тот день я охотился в майке с короткими рукавами.

Слыша громкий стук собственного сердца, испытывая неожиданно откуда-то появившуюся тупую боль в желудке, я ощутил, что конец одного щупальца пляшет у меня на левом плече — не может присосаться к трикотажу майки. Выждав положенные пять секунд — конечно же показавшиеся мне вечностью, но я исправно считал в уме, — я потянул руку на себя. Но не тут-то было! Щупальца натянулись, как упругие резиновые тяжи, и тело осьминога не поддавалось ни на сантиметр. Моя рука на что-то давила, мяла пальцами что-то мягкое, но осьминог и не думал двигаться с места. По неопытности я не мог точно определить местонахождение уязвимого у осьминога колпачка.

Я потянулся рукой к кобуре с ножом, но Бентос тронул меня за плечо и быстро запустил свою руку в дыру.

Навстречу руке, словно хобот слона, из расщелины чуть выше входа в жилье осьминога вывалилась самая огромная из щупалец нашей жертвы и проворно обвила руку Бентоса по локоть. Но мой друг знал свое дело. В следующий миг я ощутил, что осьминога будто ударило током. Он вздрогнул. Сила его присосок явно ослабела, но не настолько, чтобы я мог высвободить руку. Я был благодарен бедняге за это! Бентос, может быть, и не стал бы никому и ни о чем рассказывать, но я, выдернув руку, помчался бы прочь, а потом измучил бы себя угрызениями совести. Рука друга между тем где-то совсем рядом в студенистом мешке уверенно сдавливала жизненно важные нервные центры осьминога.

Прошла еще секунда, другая, и из норы вслед за рукой Бентоса показалось тело животного.

Повинуясь тому, что делал опытный охотник, я принял вертикальное положение, и оба мы, как два преступника, прихваченные один к другому осьминожьими наручниками, поднялись на поверхность. Четыре свободных щупальца болтались под телом осьминога.

Лодка была рядом, лодочник принял трофей, и щупальца осьминога соскользнули с моей руки. В тот миг меня охватило безудержное желание все это непременно проделать самому и теперь же, немедленно. Бентос вновь последовал за мной.

Вторая попытка была более удачной. Правда, щупальца этого осьминога не были и полуметровой длины. Я ощутил прилив сил и нырял без конца. В тот день я натаскал, на радость лодочнику, с полдюжины осьминогов.

Милый Бентос, он, очевидно, не вдумывался в то, что происходило со мной, но твердо знал, что так было надо. Он, как лучший в мире телохранитель, не отставал от меня ни на шаг.

С того дня при виде первых признаков жилья осьминогов — они чистюли, но только в своих домиках, рядом всегда полно мусора и отбросов с их стола — я как одержимый бросался на поиски соперника, столько времени державшего меня, как опытный длиннорукий боксер, на дальней дистанции, чтобы еще и еще раз схватиться с ним. Поначалу я не замечал, но всякий раз, как только я начинал шарить по расщелинам в поисках осьминогов — как он это чувствовал, до сих пор для меня остается загадкой, — Бентос оказывался рядом. Теперь он догадывался, что́ делалось у меня в душе, и знал, что рано или поздно могло случиться со мной при встрече с осьминогом.

Но судьба распорядилась так, что произошла беда с ним, а не со мной.

В тот день мы охотились с борта отличного моторного катера за коралловыми рифами островков Амбре, что напротив порта Батабано.

Рельеф дна представлял собой как бы стол театрального художника с макетами сказочных средневековых замков. Казалось, кто-то на совершенно ровную песчаную поверхность нагромоздил рядами, как клетки в курятниках, скалистые глыбы, украшенные башнями и башенками с бойницами и дозорными щелями, зубчатыми стенами, потайными дверьми, узкими проходами, оконцами, где могла бы превосходно устроиться на жилье всякая морская живность.

Мы, как игрушечные акробаты, опускались вниз головой по отвесной скале, внимательно выискивая, кто в ней укрылся. Достигнув дна, переворачивались, толчок ногами — и такой же медленный подъем. И снова плавное, невесомое погружение, толчок и подъем вверх. Место было не из лучших. Но вот я заметил на выступе у самого дна кучку створок гребешков, устриц, пустые раковинки сигуа, останки крабов.

Бросив ружье на дно, я приник к щели, но владелец ее принял надлежащие меры — закамуфлировался так, что его не было видно. Во второе погружение Бентос был уже рядом. Он уцепился рукой за выступ. Тело его касалось противоположной скалы. Так ему лучше было видеть, что происходило в расщелине. Осьминог шевельнул щупальцами и выдал себя. Увидев его глаза, я сунулся в щель. Бентос внимательно наблюдал за моими действиями.

Когда же через несколько секунд я со своей добычей попятился назад и выбрался из щели, картина, которую я увидел, заставила меня на миг растеряться.

По телу Бентоса, уже плотно прижимая его к скале, ползли внушительных размеров щупальца. Рука его еле держалась за выступ, но от локтя до кисти была обвита толстым живым канатом. Были захвачены плечо и шея, спина и живот. Бентос что-то показывал мне глазами и другой рукой подавал знак — «вверх». Но я никак не мог сообразить, что он посылал меня туда за воздухом. По его мнению, я должен был набрать свежего воздуха и скорее возвращаться, чтобы разделаться с предательски напавшим на него «из-за угла» спрутом. Сам Бентос, выпустив ружье — плавал он всегда только в плавках, поэтому щупальца осьминога присасывались свободно и крепко, — пытался оторвать рукой щупальце от шеи.

Мной овладела растерянность, добытого осьминога я отшвырнул в сторону, но, очевидно, чувство страха не позволило мне принять единственно верное решение. Следовало атаковать спрута, но вместо этого я выхватил нож и отсек одну за другой все четыре щупальца. Пятое пыталось ухватить меня за руку, но скользило по майке. Бентос, сокрушенно покачивая головой, стал подниматься вверх.

В лодке, чертыхаясь и отчитывая меня, он принялся сдирать со своего тела еще шевелившиеся щупальца. Со спины у пояса одно щупальце мне удалось оторвать без особого труда. На месте присосков на загорелом теле Бентоса лишь выступили ярко-красные пятна. С шеи Бентос сам стащил второе щупальце. А вот часть, присосавшаяся к спине, не поддавалась. Удалось отодрать присоски лишь с груди, где обильно росли волосы, и то вырывая их с корнями. Так же крепко присосалось щупальце и к руке.