Океан. Выпуск тринадцатый - Страница 60
Катарина сжалась.
Сэм рванул на ней платье.
— Ага! Я же говорил! — возопил негр. — На ней ни одного пятнышка!
— Я ничего не знаю! — кричала девушка. — Я никогда ничем не болела!
Толпа, сбившаяся в центральном посту, заревела:
— Мы тоже ничем не болели, пока ты не принесла на хвосте эту заразу!
— Суд Линча этой стерве!
— В торпедный аппарат ее, Сэм!
Сэм ловко перехватил танцовщицу за пояс и ринулся в носовые отсеки. Катарина отчаянно брыкалась, но ей стянули ноги остатками платья. Кто-то услужливо распахнул крышку нижнего торпедного аппарата — его недавно красили, и он был пуст. Сэм затолкал извивающееся тело в узкую темную трубу. Крышку тут же захлопнули и задраили. Крики и мольбы Катарины глухо пробивались сквозь толстый металл. Но тут открыли переднюю — забортную — крышку, и в аппарат ворвалась вода. Еще слышно было, как билась и царапалась в трубе жертва, когда Сэм заученно рванул рычаг боевого баллона. Двести атмосфер вышвырнули хрупкое тело в глубину. Испуганно шарахнулись дельфины. Сжатый воздух вырывался на поверхность черными хрустальными шарами…
Педант Рооп записал в вахтенный журнал:
«В 7.00 на траверзе острова Юджин привели в исполнение приговор суда Линча над гражданкой федерации Больших Кокосовых островов Катариной Фёрст, виновной в заражении экипажа суперлепрой XX. В 7.15 дали обороты турбинам и легли на обратный курс для дозаправки продуктами».
Ахтияр прибежал в торпедный отсек, когда народ уже расходился. Выпихнув из лаза чью-то голову, стюард пронырнул в круглый люк, пронесся по проходу между стеллажными торпедами, сталкивая встречных, и яростно забарабанил в аппаратную крышку.
— Открой, — заревел он Сэму.
— Пожалуйста, сэр! — Торпедист крутнул рычаг кремальеры и галантно распахнул зев трубы. Маленькая морская звезда распласталась на мокром металле… Ахтияр, издав странный горловой звук, долго смотрел на нее, затем извлек звезду из аппарата, бережно расправил лучи на ладони и, с трудом переставляя ноги, понес ее к выходу.
Сэм пощелкал пальцами у виска:
— Похоже, он решил, что его красотка слегка уменьшилась в размерах!
— Держу пари, она сегодня попадется тебе в компоте, Сэм! — захохотал негр-барабанщик. Но тут взвыли внутриотсечные динамики: «По местам стоять! Корабль к бою и походу!»
Бронзовые сверла гребных винтов вбуравились в воду.
На этот раз буксиры вывели в море старый лихтер, груженный ящиками, мешками, бочками и коробками — со всем необходимым для годичного автономного похода.
Выждав, когда на лихтере никого не осталось, «Архелон» подошел к борту. Без малого сутки перетаскивали подводники провизию, медикаменты, запчасти, загромождая отсеки и трюмы. Субмарина ушла, и лихтер взорвали.
Океан принял в свои недра заразные обломки точно так же, как принимал он бетонные капсулы с отравляющими газами и радиоактивными веществами.
Ахтияр после гибели Катарины почти перестал выходить из каюты. В знак траура он отпустил щетину. Редкие жесткие волоски торчали из кожи серебряными занозами. Несколько раз он ходил к Коколайнену, выменивая спирт на шоколад и сгущенные сливки. Однажды постучал к пастору и попросил его прочитать по душе убиенной какой-нибудь псалом.
— Она была католичкой. Ей было бы приятно знать, что я попросил вас об этом…
Бар-Маттай выполнил просьбу.
— А нельзя ли нас обвенчать? Заочно?
— Нет. Я должен был услышать сначала ее согласие.
— Она согласна! Я знаю. Мы бы неплохо зажили. У меня кое-что отложено.
— Этого нельзя сделать еще и потому, — покачал головой пастор, — что вы мусульманин.
— У меня нет веры, святой отец. Мне все равно. Магомет или Христос. Я верю только в него! — И стюард выхватил из потайных ножен кривой индонезийский крис с волнистым лезвием. — А что до ее согласия, то вы его услышите, пастор.
— Я не умею вызывать души мертвых.
— А вы попробуйте, ваше преподобие! Я бы дорого дал, чтобы услышать ее голос. Хотя бы с того света…
И Ахтияр отправился к доктору с очередным свертком. Стюард постучал, и дверь под ударами полусогнутого пальца легко отворилась.
Коколайнен сидел в кресле, уронив голову на стол, будто вслушивался, что там творится в выдвижном ящике.
— Эй, док… — осекся на полуслове Ахтияр. Щеки корабельного врача были не бронзовы, а сини. Синюшные пятна проступали на лбу и руках. Из-под микроскопа торчал обрывок ленты штурманского рекордера. Строчки запрыгали у стюарда в глазах:
«Я, корабельный врач «Архелона», майор медицины Уго Коколайнен, сим свидетельствую… (зачеркнуто) …разглашаю известную лишь мне служебную тайну… (зачеркнуто). За неделю до выхода в море я дал согласие… (зачеркнуто). Я единственный член экипажа, который знал, что среди ракетных боеголовок, принятых на борт подводной лодки, четыре выполнены в варианте носителей бактериологического оружия. Они начинены ариновирусами… Генная инженерия…
Очевидно, произошла разгерметизация и утечка… Мои функции по контролю… (зачеркнуто). Видит бог, я ни в чем не виноват. По всей вероятности, ариновирусы в условиях слабой радиации и нашего микроклимата переродились, дали новый штамм… Я искал противоядие. Все бесполезно… Все бессмысленно… Я принял цианистый калий, убедившись, что имею дело с неизлечимой формой лепры. Подводный лепрозорий ничуть не лучше острова Юджин. Те, кто думают иначе, пусть живут и уповают на бога…»
Ахтияр разыскал Сэма-торпедиста в кубрике кормового отсека. Сэм спал на нижней койке и долго не мог понять, почему оказался на палубе и что за бумажку тычет ему в нос стюард.
— Читай, скотина! Читай, подонок! Она ни в чем не виновата!.. Ты мне еще ответишь за нее, ублюдок!
Рэйфлинт долго вертел записку в пальцах, затем набрал кнопочный код сейфа, приподнял защелку замочной скважины. Открывшийся запор мягко вытолкнул ключ. На внутренней панели коммодор еще раз набрал код — буквенный — «Княженика»: полное имя Ники он ввел в электронную память замка сам; щелкнула дверца «секретки» — сейфа в сейфе, — и Рэйфлинт извлек наконец бордовый пакет из освинцованной ткани, прошитый шелковой ниткой крест-накрест. Кривыми маникюрными ножницами перестриг нитки, вспорол плотную ткань. Из чехла выпал бумажный конверт; в красной треугольной рамке чернели слова, каллиграфически выведенные тушью:
«Внимание! Пуск ракет в контейнерах № 21, 22, 23, 24 производится только по получении сигнала «Эол».
Рэйфлинт швырнул конверт в «секретку», вызвал старшего помощника:
— Рооп, необходимо полностью герметизировать четыре кормовые шахты. Выясните у механика, возможно ли заварить крышки этих шахт.
— Заварить?
— Да, заварить. Наглухо. Ракеты, которые в них находятся, небоеспособны.
— Не проще ли выстрелить их в безопасный район?
— Не проще. Для этих ракет безопасных районов не существует… Рооп, если я вас люблю, то только за то, что вы не задаете лишних вопросов.
— Вас понял, сэр!
Старший помощник исчез. Рэйфлинту вдруг захотелось разрядить кормовые шахты по Генеральному морскому штабу. Вспомнился прием у командующего флотом: «На ваш подводный рейдер, коммодор, возложены особые задачи…»
Мальчишкой в «индейских» играх Рэйфлинт всегда был на стороне бледнолицых только потому, что те не применяли отравленное оружие. Теперь же в его ракетный колчан тайком вложили отравленные стрелы. И кто?! «Бледнолицые братья» в адмиральских погонах. Он, коммодор Рэйфлинт, командир «Архелона», на самом деле всего лишь жалкий лучник, призванный спустить тетиву по сигналу… Скрыли. Не доверили… Впервые за много лет захотелось расплакаться. Пешка! Рэйфлинт хватил кулаком по столу. Испуганно метнулись в глубь аквариума рыбки.
Коколайнена командир приказал хоронить по морскому обычаю, но без ружейного салюта, исполнения гимна и приспускания флага.