Океан. Выпуск тринадцатый - Страница 46

— Как спалось на матросской койке? — спросил я, угощая Винце горяченькими оладьями.

Винце ел за семерых.

— Ты — настоящий друг, Марионас, — сказал он. — И я никогда не назову тебя Марите. Ни в море, ни на берегу. И этому… Как его… Владасу не позволю.

Я согласился, что Винце прав, но засомневался, каким образом мой юный друг заставит Владаса отказаться от всех этих дурацких шуток. Винце задумался и ответил, что мы сделаем это общими усилиями. Вдвоем. Он и я.

— Но как?

— А ты не откликайся, когда он назовет тебя Маритей, — посоветовал Винце. — Позже я еще что-нибудь придумаю…

Тут на камбузе появился кэп. Увидев, что Винце уплетает оладьи, он молча убрал из-под его носа тарелку, отыскал взглядом ящик с картошкой, ногой пододвинул его к Винце, собственноручно всучил ему нож и вышел.

— Капитан… — я выскочил за ним на палубу, — ведь Винце — не первый… И не последний… Во все времена мальчишки стремились тайком проникнуть на суда. Это у них в крови…

А Витаутас Юргутис строго ответил:

— Думаю, что этот будет последним.

Пришлось мне несолоно хлебавши вернуться на камбуз.

— А еще дядя, брат папы, родной сын дедушки, — грустно сказал Винце. — Представляешь, Марионас, какова моя жизнь с таким родичем?

— Представляю, Винцентас, — вздохнул я.

— А что еще будет, когда вернусь домой… — продолжил Винце. — Дедушка, понятное дело, сразу же за ремень. Современная педагогика для него не существует. Дедушка ничего не смыслит в новейших достижениях воспитательной науки. Он признает лишь одно средство воздействия — ремень…

— Ужас! — вырвалось у меня.

Винце усердно искромсал большую картофелину и бултыхнул в кастрюлю ее ничтожные остатки.

— Для него специально неоднократно по телевизору объясняли, что лупить детей ремнем не педагогично, — рассуждал между делом Винце. — А что толку? Дедушка только ухмылялся. Я, мол, своих ребятишек с малых лет ремешком воспитывал, и вот какие славные рыбаки выросли. Это он о папе и… и капитане. А нынче, когда согласно всяким педагогиям детишек портят, из них только оболтусы получаются.

— Что ни говори, а оболтусов встречать приходится, — поддержал я деда Доминикаса. — Но ты, Винцентас, во всех отношениях на них не похож, а дедушка, видимо, не подумал, что каждый ребенок требует к себе индивидуального подхода. Одному, смотри, действительно требуется всыпать березовой каши, а другого можно и добрым словом воспитать.

— Конечно же, папа начнет мораль читать, — продолжал Винце свою мысль. — «Что ты наделал? Маму чуть в могилу не загнал…»

— С отцом, думаю, будет полегче…

— Легче-то легче, да кому приятно проповеди выслушивать? — возразил Винце.

— Проповеди иногда помогают, — ответил я, но мой друг даже на дыбы встал:

— И не говори, Марионас! Лучше уж на камбузе картошку чистить, чем…

Тут уж не выдержал я:

— Не обучен ты, Винцентас, полезный продукт беречь. У картошки все витамины под кожурой. А ты… Ты что делаешь?! Тебе что, никогда раньше не доводилось картошку чистить?

— Я же не девчонка, — даже обиделся Винце.

— Ну, если ты так рассуждаешь, Винцентас, то напрасно в море стремился, — упрекнул я его.

— Не думай, что я сюда… картошку чистить пробрался, — отрезал Винце. — У меня здесь поважнее дела есть.

— Ты вроде обещал о них поведать, — напомнил я.

Вторично честного слова моряка Винце у меня не потребовал. И тут же раскрыл всю подноготную своего побега: рассказал о классном сочинении, Всезнайке, стычке с ним и ее последствиях…

— А оладьи? — вдруг спохватился Винце. — По-моему, команде уже пора завтракать.

Я взглянул на часы.

— Картофельные оладьи свой настоящий вкус и аромат приобретают лишь тогда, когда, облитые сметаной, положенное время потомятся в духовке, — назидательно сказал я. — Итак, через десять минут — завтрак.

Винце еще усерднее стал строгать картошку.

— Может, уже хватит, Винцентас? — Я попробовал дипломатично остановить его.

— Нельзя, Марионас… Еще нагрянет капитан… Сам знаешь мое положение…

— Ты, Винцентас, хотя бы витамины побереги, — попросил я. — В море они очень нужны организму.

Винце попробовал чистить бережливее, но ему явно недоставало опыта. Правда, срезанная кожура стала чуть-чуть тоньше, а квадратики очищенной картошки — немножко побольше.

Вскоре за тонкой переборкой, которая отделяла камбуз от салона, послышались тяжелые шаги, голоса. Винце многозначительно взглянул на меня:

— Помни наш уговор, Марионас!

Окошечко, через которое я подавал в салон блюда, приоткрылось. В нем показалось любопытствующее лицо Владаса. Матрос шумно потянул носом:

— Салют, Мария! Запахи твоих оладьев просто с ног сшибают. Нагружай самую большую порцию!

Я молча занимался кастрюлями.

— А как обстоят дела у известного морского «зайца»? — гремел Владас. — Получится из него хороший камбузник, Марите?

Я сунул ему под нос тарелку с оладьями, захлопнул окошко и гордо поглядел на Винце.

— Правильно, Марионас! — одобрил эти действия мой друг — заговорщик.

Вскоре Владас по давней своей привычке сунул в окошечко пустую тарелку.

— Вкусно! Подбрось еще несколько штук, Марите.

Я молча положил ему полную тарелку румяненьких оладьев. Владас внимательно взглянул на меня:

— Неужто язык проглотил, Марите?

Я захлопнул окошко и расслышал горячий шепот Винце:

— Он что же… всегда так?

— Как? — не понял я.

— Так много ест?

— Всегда, — кивнул я. — За двоих. А иногда и за троих. Но и вкалывает на палубе за троих…

— Все! — категорично заявил Винце. — С этой минуты Владас будет получать лишь то, что положено по норме. И ни на грамм больше.

— Ничего не выйдет, — заспорил я. — Ты только погляди, какая у него комплекция… Гора — не человек. Сразу ноги протянет.

— И хорошо! — воскликнул Винце. — Мне такого ничуть не жалко!

— Владас — мой товарищ, — осторожно напомнил я.

— Ничего себе… товарищ! — презрительно фыркнул Винце. — «Марите, Марителе»… Я бы ему за такую кличку… бока намял!

— На судне драться запрещается, Винцентас.

— Везде запрещается! — ответил Винце. — А мы и не будем его лупить. Только добавки лишим. Перестанет обзываться — получит. Назовет тебя Марите — дулю с маком.

На палубе загудела лебедка.

— Трал выбирают! — обрадовался я. — Пошли, Винцентас.

На больших рыболовных траулерах все члены команды распределены по должностям. Одни ставят и выбирают трал, другие разделывают рыбу, третьи грузят ее в ящики, солят, работают в трюмах, несут вахту в машинном отделении и рулевой рубке. Словом, каждому — свое. А на маленьких суденышках вроде нашего «Дивониса» все члены экипажа — рыбаки. Трал выбирают и матрос, и тралмейстер, и машинная команда, и помощник капитана, и кок. В рулевой рубке остается один капитан… Вот почему, услышав гул лебедки, я потащил на палубу и Винце.

В глаза ударило солнце, море переливалось всеми цветами радуги, дул легкий, по-весеннему теплый ветерок. Чайки сновали над всплывающим из глубины тралом…

— На палубе! — прокричал из рулевой рубки капитан. — Кто там у команды под ногами болтается?

— «Заяц», кэп! — ответил Владас.

— Винцентас Юргутис! — свирепо прикрикнул капитан. — Ваше место на камбузе! Убирайтесь с палубы!

С болью в сердце я видел, как Винце, глотая слезы обиды и унижения, уходил на камбуз…

После аврала я нашел его у ящика с картошкой. В иллюминаторах играло солнце, даже сюда, на камбуз, долетал радостный гам чаек, а Винце сидел в духоте, как узник.

— Всегда так, — сокрушался он. — Где интереснее, где удовольствие, там для Винце места нет. Его место, видите ли, на камбузе. У ящика с нечищеной картошкой. Тоже мне моряки — без картофеля ни шагу не могут сделать. Столько рыбы наловили, а едят картошку… Чистишь ее, чистишь, аж пальцы почернеют, а они за один присест весь твой труд слопают, обжоры.

— Что поделаешь, Винцентас, закон моря, — по-дружески посочувствовал я.