Океан. Выпуск одиннадцатый - Страница 18

— Командир? Как же это ты? — Долматов схватил его за плечи.

— Коля, выводи людей… — Капитан-лейтенант повалился на бок.

— Как же ты не уберегся? Эй, ребята, бери командира — и бегом! Бегом, черт возьми! — закричал Долматов. — К своим, живо!

Несколько матросов, продев жерди в рукава застегнутого бушлата, осторожно уложили капитан-лейтенанта и, прикрывая его собой, побежали к советским окопам.

От узкого оранжевого пламени коптилки — сплющенной гильзы с вставленным в нее фитилем — к бревенчатому потолку поднималась длинная, как тоненькая черная змейка, струйка копоти. В блиндаже было прохладно и сыро, резко пахло влажными сосновыми опилками и мокрой одеждой.

У самой двери, примостившись на ящике из-под патронов, солдат в ватнике возился с фонарем «летучая мышь». В углу, за сколоченным из неструганых досок, покрытым синей засаленной клеенкой столом, опустив голову на сложенные руки, сидел майор. Он спал. Очевидно, усталость свалила его во время работы. На столе лежали испещренная разноцветными линиями карта, карандаши, раскрытая полевая сумка, какие-то бумаги, стояли котелок с остатками ужина и жестяная кружка. Легкий сквознячок проскальзывал сквозь завешенную плащ-палаткой дверь и еле-еле шевелил то ли седые, то ли просто выгоревшие на солнце волосы. Тишину нарушало кряхтенье лежащего в противоположном углу на нарах под двумя шинелями лейтенанта, старшего адъютанта отдельного батальона 130-го Латышского стрелкового корпуса.

Неожиданно где-то наверху загрохотало. Послышались отдельные выстрелы, сухая дробь автоматных и пулеметных очередей. Из щелей между бревен на потолке посыпался песок.

Резко качнулось и вытянулось параллельно столу красноватое пламя. В узкую дверь блиндажа протиснулся пожилой солдат. Остановился, щурясь от света, кашлянул, прикрыв ладонью рот, и шепотом произнес:

— Товарищ майор? А товарищ майор?

Офицер даже не пошевелился. Боец, колдовавший над фонарем, приподнял голову, вытаращил глаза и приложил палец к губам.

— Ну, кто там еще? — Лейтенант сбросил шинели, привстал и вытер со лба испарину. — Не видишь, — он кивнул на майора, — совсем измотался человек! Что тебе?

— Тут от командира первой роты пришли, говорят, их, — он кивнул на комбата, — спрашивают. С докладом небось. Пропустить или как?

— Зови. Да тише сапожищами-то. Минуты отдохнуть не дадут.

Солдат высунулся из блиндажа и бросил в темноту:

— Слышь, славянин, заползай. Да костылями не греми!

В проеме двери показался сержант — посланец от капитана, командира роты, занимавшей оборону неподалеку от блиндажа.

— Давай докладывай. Только тихо, тихо. — Лейтенант встал, постанывая и держась за стойки, подошел к столу.

— Велено лично, прямо им, майору, — начал боец.

— Говори мне. Не буди человека. Двое суток глаз не смыкал. Да и меня малярия треплет, сил нет, зуб на зуб не попадает.

— Капитан сказали, что у фрицев ералаш какой-то происходит.

— Что еще за ералаш?

— Не знаю, так и передали. «Ералаш, — говорят, — начался, срочно сообщи комбату: так, мол, и так».

— Ну а все-таки? — Майор неожиданно поднял голову. — К атаке готовятся, что ли?

— Кто знает? Суетятся. Стреляют, а в кого — не ясно. Навроде промеж собой.

— То есть как это промеж собой?

— Неизвестно. Больше ничего передавать не приказывали. Доложи, мол, и точка.

— Хорошо. Сейчас сам приду. Как там дождь-то — перестал или льет?

— Кончился, товарищ майор. Кое-где звезды высвечиваются. К утру, должно, распогодится. Можно идти?

— Ступай.

Сержант скрылся за плащ-палаткой.

— Пойдем и мы, лейтенант, на месте-то оно виднее. — Майор встал, набросил на плечи шинель и направился к двери. — Автомат захвати и гранат пару. Посмотрим, что там за ералаш.

— Слушаюсь. — Лейтенант взял оружие и, слегка покачиваясь, пошел за комбатом.

Их сразу же окутала густая темнота. Только справа, метрах в пятидесяти, частыми белыми черточками проступали во мраке стволы березок и слева, за линией окопов, изредка вспыхивали малиновые зарницы и доносился шум вялой, будто затеянной нехотя перестрелки. Дождь перестал, но воздух до предела был насыщен влагой. Прямо за порогом разлились огромные лужи.

Узким ходом сообщения, затянутым сверху маскировочными сетями, скользя по чавкающей под ногами вязкой глине, офицеры добрались до командного пункта роты, расположенного у самой опушки небольшой рощицы.

— Привет, капитан! Что, зашевелились там? — Майор подошел к прильнувшему к стереотрубе командиру роты. — Обычно ночью в последнее время они активности не проявляли.

— Черт знает, извините. Все было тихо, лишь ракеты пускали для порядка, как водится. Потом стрельба началась. Получается, как бы между собой перегрызлись, друг друга колотят. Пули к нам не залетают. Создается впечатление — до нас им вообще дела нет. Во, слышите? Темень еще эта проклятая… Когда нужно, так ее нет. А сейчас…

Он не успел договорить, как за немецкими окопами взметнулся к небу огромный кроваво-красный сполох. Через секунду дрогнула под ногами земля, так что со стен траншеи покатились комья глины.

— Здо́рово! — восхитился комбат. — Наверное, склад с боеприпасами рвануло. Света тебе не хватало — получай.

— А что свет? Все равно ничего не видать. Важно понять, что же они затеяли. Отвлекают внимание, может, специально, чтобы разведку пропустить? — предположил капитан.

— От них сейчас всего можно ждать — обложены со всех сторон, как медведь в берлоге. Прижали их к морю. Одна мысль осталась — как бы морем смыться, шкуру свою дырявую унести. Да напакостить напоследок побольше, — отрывисто сказал майор.

Внезапно стрельба усилилась. Подряд ухнуло несколько взрывов гранат. Словно горох по железной крыше, рассыпались очереди, небо прочертили разноцветные трассы, и на фоне разгорающегося пожара в глубине гитлеровской обороны на ничейную землю прямо перед окопами выскочили какие-то фигурки.

— Так и есть — разведка боем. — Капитан снял трубку телефона. — Восьмерка? Я — третий, приготовиться к контратаке. Товарищ майор, как подойдут к первому ориентиру, разрешите открыть огонь из минометов? А?

Опять с немецкой стороны взвился целый букет белых ракет. Ровное поле перед нашей обороной осветилось мертвым голубоватым светом. Длинные тени от бегущих преломлялись на взрытой и перепаханной снарядами и гусеницами танков земле. Снова с шипением взмыли ракеты, и в их свете отчетливо обозначились люди.

— Во весь рост жмут, гады, даже не пригибаются. Пьяные они, что ли? — Комроты потянулся к телефонной трубке. — Сейчас мы их встретим, живо отрезвеют.

— Подожди, не торопись. — Майор придержал капитана за плечо. — Здесь что-то не то. Если бы это была разведка, не стали бы они освещать нам цель.

— Знаем мы эти штучки-дрючки, всяко бывало. — Капитан опять потянулся к трубке.

— Отставить! Прислушайся. Слышишь? Кричат.

Сквозь шум боя со стороны противника доносились отдельные возгласы: «Не стреляйте, свои… Идем на прорыв… Не стреляйте…»

— Слышишь? По-русски кричат.

— А может, это перебежчики? — вставил лейтенант. Вчера как раз в этом районе бросали листовки. Вот и идут сдаваться.

— Во, во. И все горланят с рязанским акцентом. Не похоже на переход. Нет.

— А если власовцы?

— Вряд ли. Да и не было их на этом участке фронта.

— Скомандуй-ка, капитан. Быть готовыми, но не стрелять. Наблюдение усилить. А минометы пусть отрежут эту группу от немцев.

Капитан передал приказ комбата. Почти тотчас в воздухе засвистели мины — и на окопы врага обрушился огонь.

— Прикажи саперам открыть проход в заграждении. Через бруствер перелезли несколько солдат и поползли выполнять приказ.

Уже было отчетливо видно, как метрах в пятидесяти от КП по равнине, пригибаясь и укрываясь в воронках, бежали несколько черных фигурок.

— Дьявольщина! Да они же в своих палят! — Капитан посмотрел на майора. — Ну точно в своих!