Окаянные дни - Страница 49

черной крышей, тяжелой, томленой,Вот и сдвинул ее Святогор,Лег, накрылся и шутит: «А впору!Помоги-ка, Илья, СвятогоруСнова выйти на Божий простор!»Обнял крышу Илья, усмехнулся,Во всю грузную печень надулся,Двинул срыву… Да нет, погоди!«Ты мечом!» – слышен голос из гроба, -Он за меч, – загорается злоба,Занимается сердце в груди, -Нет, и меч не берет! С виду рубит,Да не делает дела, а губит:Где ударит – там обруч готов,Нарастает железная скрепа:Не подняться из гробного склепаСвятогору во веки веков!

Это писано мной в 16 году.

Лезли мы в наше гробное корыто весело, пошучивая.

В газетах опять: «Смерть пьянице Григорьеву!» – и дальше гораздо серьезнее: «Не время словам! Речь теперь идет уже не о диктатуре пролетариата, не о строительстве социализма, но уж о самых элементарных завоеваниях Октября… Крестьяне заявляют, что до последней капли будут биться за мировую революцию, но, с другой стороны, стало известно об их нападениях на советские поезда и об убийствах топорами и вилами лучших наших товарищей…»

Напечатан новый список расстрелянных – «в порядке проведения в жизнь красного террора» – и затем статейка:

«Весело и радостно в клубе имени товарища Троцкого. Большой зал бывшего Гарнизонного Собрания, где раньше ютилась свора генералов, сейчас переполнен красноармейцами. Особенно удачен был последний концерт. Сначала исполнен был „Интернационал“, затем товарищ Кронкарди, вызывая интерес и удовольствие слушателей, подражал лаю собаки, визгу цыпленка, пению соловья и других животных, вплоть до пресловутой свиньи…»

«Визг» цыпленка и «пение соловья и прочих животных» – которые, оказывается, тоже все «вплоть» до свиньи поют, – этого, думаю, сам дьявол не сочинил бы. Почему только свинья «пресловутая» и перед подражанием ей исполняют «Интернационал»?

Конечно, вполне «заборная литература». Но ведь этим «забором», таким свинским и интернациональным, делается чуть не вся Россия, чуть не вся русская жизнь, чуть не все русское слово, и возможно ли будет когда-нибудь из-под этого забора выбраться? А потом – ведь эта заборная литература есть кровная родня чуть не всей «новой» русской литературе. Ведь уже давно стали печататься – и не где-нибудь, а в «толстых» журналах – такие, например, вещи:
Уж все цветы в саду поспели…Тот лен, из какого веревку сплели…Иду и колосья пшена разбираю…Вы об этой женщине не тужьте…А в этот час не хорошо везде ль?Царевну не надо в покои пустить…Я б описал, но хватит слов ли?

Распад, разрушение слова, его сокровенного смысла, звука и веса идет в литературе уже давно.

– Вы домой? – говорю как-то писателю Осиповичу, прощаясь с ним на улице.

Он отвечает:

– Отнюдь!

Как я ему растолкую, что так по-русски не говорят? Не понимает, не чует:

– А как же надо сказать? По-вашему, отнюдь нет? Но какая разница? Разницы он не понимает. Ему, конечно, простительно, он одессит.

Простительно еще и потому, что в конце концов он скромно сознается в этом и обещает запомнить, что надо говорить «отнюдь нет». А какое невероятноеОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com