Окассен и Николет - Страница 5
стопами, казались совсем черными по сравнению
с ними,—так беда была эта девушка.
Она подошла к калитке, открыла ее и
пошла по уликам Бок-ера, держась в тени, так
как луна светила очень ярко, и шла она
до тех нор, пока не достигла башни, где сидел
ее друг. Башня эта была местами в трещинах;
она прислонилась к одному из столбов, плотно
завернулась в свой плащ, просунула голову в
одну из расселин башни, старой и ветхой,
и услышала, как скорбел и плакал Окассен,
сожалея оставленную подругу свою, которую он
так любил. Когда она его выслушала, она
начала говорить сама.
Здесь поется:
Т а, чьи очи так ясны,
Стала тихо у стены.
Окассена горек стоп,
О подруге плачет он.
И в ютвет он слышит вдруг:
„Mon возлюбленный, мои друг,
Храбрый, честный мой герой,—
Ни слезами, ни тоской
Вам меня ne возвратить,
И счастливым вам не быть!
Ненавидит ведь меня
Ваш отец ж вся родня.
Через море, в край чужой
Я уйду, любимый мой".
И красавица ему
Локон бросила в тюрьму.
Окассен густую прядь
Нежно начал целовать.
Даром милой упоен,
Скрыл его на сердце он,
После новых слез поток
Сдержать не мог.
Говорят, рассказывают и повествуют:
Когда Окассен услыхал, что Николет
собирается бежать в чужие края, очень он
рассердился.
— Милая подруга моя,—сказал он,—вы
никуда не уйдете отсюда, потому что иначе я
умру. Первый, кто вас увидит, если только
сможет, овладеет вами, положит вас в свою
постель, сделает своей любовницей. И если вы
ляжете в чью-либо постель, кроме моей, не
думайте, что я буду ждать, пока найдется нож,
которым я моту ударить себя в (сердце и убить.
Нет, в самом деле, долго ждать я не буду,
и, если издали увижу крепкий камень или
каменную стену, я разобью об него свою голову,
так что глаза выскочат и мозги вывалятся
наружу. Лучше уж умереть такою жестокою
смертью, чем узнать, что вы лежали в чьей-
либо постели, кроме моей.
— Ах,—молвила она,—я никогда не думала,
что вы меня так сильно любите, но я-то вас
люблю еще больше, чем вы меня.
— Увы,—ответил Окассен,— друг мой
нежный, не может этого быть, чтобы вы любили
меня так, кале я вас. Женщина не может так
любить мужчину, как юн ее. Ведь любовь
женщины живет в ее глазах, в кончиках грудей
и в пальцах ног, а любовь му;кчины заключена
в его сердце, откуда она уйти не может.
Пока Окассен и Николет так разговаривали,
городская стража внезапно появилась на улице;
под плащом у стражников были спрятаны
обнаженные мечи. Ибо граф Гарен приказал им,
если они встретят Николет, схватить ее и убить.
А сторож на башне видел, как они шли,
и слышал, как они говорили между собою о
Никол ет и грозили убить ее.
„Боже,—сказал он себе,—как будет жалко,
если они убьют эту славную девушку! Будет
добрым делом предупредить ее так, чтобы они
не заметили, и помочь ей спастись от них.
Иначе они ведь убьют ее, и от этого умрет
Окасоен, мой молодой господин, а это будет
большая беда".
Здесь поется:
С торож этот был герой,
Храбрый, с (честною душой,
Был он ловок ж умел,—
Песню чудную им спел:
„Девушка, ты так «мела
И красива и мила,
Золотистая, в кудрях,
Смех в сияющих глазах.
Вяжу я, хоть ты молчишь,
Ты с любимым ;говоршпь.
Умереть он рад, любя.
Я ж хочу спасти тебя.
Слушай. Осторожна будь!
К нам солдаты держат путь.
Взять тебя они должны,
Их мечи обнажены,
Чтоб убить тебя верней,—
Беги скорей!
Говорят, рассказывают и повествуют:
Ах,— сказала Николет,— пусть
покоятся в блаженном мире души твоих родителей за
то, что ты так благородно и ласково меня
предупредил об опасности. Если богу угодно, я
уберегусь от них, и пусть он мне в этом поможет!
Она закуталась в своп плащ и укрылась в
тени столба, пока они проходили мимо, йотом
простилась с Окассеном и пошла, пока пе до-
стигла стены замка. Стена эта была в одном
месте разрушена и наскоро заделана. Николет
перелезла через нее и очутилась между стеною
и рвом. Взглянула она вниз, видит — ров
глубокий и крутой, и стало ей страшно.
„Создатель милосердный, если я упаду, то
сломаю себе шею, ai еслдас я здесь останусь, меня
найдут завтра и ©ожгут в огне. Пусть уж лучше
я умру, а то завтра весь город будет на меня
дивиться".
Она перекрестилась и стала скользить вниз
по склону рва, а когда достигла дна, ее нежные
руки и ноги, которые до тех пор не знали ран,
были вое исцарапаны и исколоты, и кровь шла
наверно в двенадцати местах, а она не
чувствовала ни боли, ни страданий,—так ею
владел страх.
Но если трудно было спуститься в ров, то
выйти оттуда было еще труднее. Но она
подумала, что там оставаться ей не годится, и,
найдя заостренный кол, который горожане
бросили сюда, защищая замок, она шаг за шагом
стала € большим трудом подниматься и,
наконец, вышла наверх.
Там был лес на расстоянии двух выстрелов
из лука и тянулся он па добрых тридцать миль
в длину и в дпирину, и были в нем дикие звери
и всякие гады.
Она боялась итти туда и думала, что там
ее съедят, но потом вспомнила, что, если ее
Здесь найдут, то отведут в город и сожгут там.
Здесь поется:
Перейти глубокий ров
Многих стоило трудов.
Никол ет, что так чиста,
Молит вся в слезах Христа:
„Царь небес, куда итти?
Мне закрыты все пути.
Если в темный лес пойду,—
Смерть сейчас же там найду.
Стану пищей я волкам,
Львам и диким кабанам.
Если ж я останусь тут,—
На заре меня найдут,
И тогда несчастной мне
Предстоит, сгореть в огне.
Боже мой, спаси меня!
Лучше пусть достанусь я
На съедение волкам,
Львам ж диким кабанам,
Чем опять в Бокер итти
И смерть найти".
Говорят, рассказывают и повествуют:
^олго жаловалась так Николет, как вы
уже слышали. Она поручила себя богу и пошла,
пока не достигла леса. И не смела она войти
в глубь его, так как боялась диких зверей и
гадов, и спряталась под тень густого куста.
Там ее охватил сон, и опа проспала так до
рапней зари следующего дня, когда пастухи
вышли из города и привели свои стада пастись
па опушке леса у реки.
Там они отошли в сторону и сели на берегу
славного ручейка, который протекал на опушке
леса, разостлали на траве плащ и положили на
него хлеб. Пока они ели, Николет проснулась
от пения птип, и говора пастухов и- подошла
к ним.
— Милые дети,— сказала она,— бог вам на
помощь.
— Бог да благословит вас,— ответил тот,
который был поразговорчивее других.
— Милые дети,—продолжала Николет,— не
знаете ли вы Окассена, сына графа Гарепа?
— Конечно, знаем, даже очень хорошо.
— Если бог вам поможет, милые
дети,—сказала она,—передайте ему, что в этом лесу