Окассен и Николет - Страница 10

И ласкал и целовал

Ей глаза и нежный рот.

Так вся ночь у них идет.

А когда заря взошла,

В церковь с ним она пошла,

Стала знатной госпожой

Графа де-Бокер женой.

И с тех пор у них идет

Жизнь без горя и забот.

Много дней и много лет

Окассен и Николет

В мирной радости живут.

Сказку-песнь окончим тут.

Я все сказал.

КОММЕНТАРИИ

1

Деление иа главы, стихотворные и

прозаические, отсутствует в рукописи текста и введено

его издателем, H. Suchier.

Такое чередование стихов и прозы,— причем

в стиховую форму облечены не только

лирические пассажи или речи действующих лиц, но

отчасти и повествовательные места, точно так

же, как, с другой стороны, часть речей входят

в состав прозы,—.является случаем

единственным во всей средневековой французской

литературе. Как объяснить эту необычайную форму?

Предполагали влияние кельтских или арабских

повестей, в которых встречается смешение прозы

и стихов (например, в сказках „1001 ночи");

однако вполне точных и: убедительных

параллелей не было найдено. Издатель текста H. Su-

chier считает, что мы имеем здесь переходную

форму от стихотворной к прозаической повести,

развившейся позже. Однако это еще не

объясняет самой структуры данной формы и

способа исполнения. Meyer-Lubke (в „Zeitschrift

fur romanische Philologie", 1910, XXXIV, 513-

522) высказал предположение, что наш текст —

древнейшая чисто светская пьеса (с актерами

и лектором) на французском языке и что

заголовки: „or se cante" („здесь поется") и „or

client et content et fabloient" („здесь говорят,

рассказывают и повествуют") — не что иное, как

сценические указания относительно способа

исполнения отдельных ролей: так, например, dient

относится к прямой речи действующих лиц,

выражающей их мысли и чувства, fabloient — к

собственно повествовательным местам, которые

произносились лектором, a content — к тем

местам прямой речи, которые повествуют о

событиях (например, речи пастухов в конце гл. 22).

Подтверждением этого, по мнению Meyer-Lubke,

является употребление множественного числа:

dient et content et fabloient. Однако гипотеза

эта признания не получила. Гораздо

правдоподобнее предположение Ascher'a („Zeitschrift

fur romanische Philologie", 1911, ХХХУ (741-

743), что наша „песня-сказка" исполнялась одним

жонглером на разные голоса, подобно многим

dits Рютбефа (XIII век). Разложение драмы в

речитатив мы наблюдаем уже в александрийскую

эпоху, причем у исполнявших подобные

произведения античных мимов мы уже встречаем

иногда смешение стихов с прозой. От мимов

этот прием перешел к их преемникам —

средневековым жонглерам. Интересно сопоставить с

этим мнение А. Н. Веселовского, который, быть

может, ближе других подошел в этом вопросе

к истине. В своей работе „Эпические

повторения как хронологический момент" (1897;

перепечатана в собрании его сочинений, т. I

„Поэтика", 1913) он возводит форму „Окассена и

Николет" к древнему амебейному (т. е. двумя

или большим числом певцов-сказителей)

исполнению (а также и сложению) эпических песен-

сказаний. Чередование при этом стихов и

прозы—вещь обычная. Когда впоследствии

материал подвергся объединению и перешел в руки

одного исполнителя, последний мог сохранить

часть повторений, возникших при амебейном

исполнении, когда вновь вступавший

певец-сказитель „подхватывал" партию предыдущего. Та-

кие^ частичные повторения — причем иногда

стихотворный отрывок подхватывает прозаическую

партию, иногда наоборот — Веселовский находит

в гл. 3 по отношению к гл. 2, в гл. 4 к гл.,

в гл. 5 к гл. 4, в гл. 6 к гл. 5 (и отчасти

даж)е к гл. 2 и рпл, 4), в (гл!. 8 к гл. 2, в гл. 11

к гл. 7, в гл. 20 к гл. 19 и т. д. Но ясно,

конечно, что, какова бы ни была генетика этой

формы, она могла сохраниться (или закрепиться)

лишь в силу нового, порождаемого ею

эмоционально-художественного эффекта, отвечавшего

запросам той среды, в которой произведение

возникло. Такая распевность с повторами,

свойственная крестьянской поэзии и чуждая

куртуазной литературе, удовлетворяла вкусы

разночинной и плебейской аудитории.

Стихотворные части написаны в форме

сплошных тирад (laisses, как в chansons de

geste) из семисложшых стихов (других примеров

такого размера мы также не знаем), на один

ассонанс, за исключением коротких

заключительных строк (кода) в пять слогов

(последний — „немое" е), которые в свою очередь

связаны одним общим ассонансом на протяжении

всего произведения. (В переводе эта особенность,

к сожалению, не соблюдена: ассонанс заменен

рифмами, попарно связывающими строки, а

заключительные строки, сокращенные до четырех

слогов, ни с чем не связаны ни рифмой, ни

ассонансом.)

Стихи эти пелись на одинаковую мелодию,

которая приведена в рукописи. Она состояла из

двух колен и охватывала каждую пару строк,

повторяясь затем нужное количество раз до

коды, имевшей свой особый напев. Приводим

эту мелодию в транскрипции, предложенной

W. S. Rockstroe (в издании facsimile текста,

F. W. Bourdillon'a, Oxford 1896).

Для нечетных стихов (первое колено):

Для четных стихов (второе колено):

Для коды:

Во втором колене число нот соответствует

числу слогов. В первом триоль из малых

(черных) нот покрывала, повидимому, шестой слог

стиха, а на последний слог приходились две

последние целые ноты (в переводе: „Кто у-слы-

шать хо~чееет сти-их")- В коде на пять

слогов приходится девять нот. Как они

размещались, с уверенностью сказать трудно. Моясно

предположить такое распределение: Tant par

e-e-est ri-i-ce-es (в переводе, где пятый слог

отсутствует, пришлось бы нагрузить четвертый

слог четырьмя нотами).

1

Все имена собственные старофращгузского

текста даны в модернизированном

произношении.

2

Бокер находится в Провансе, почти рядом

со знаменитым Тарасконом, в 15 километрах

к северу от Арля и на расстоянии 25 километров

от моря. В XII веке граница моря проходила

гораздо севернее, чем сейчас, m Бокер находился

совсем недалеко от берега (см. главу 34, где

жители Бокера идут на берег в поисках

„добычи")- Никакого графства в Бокере в ту лору

не было. Но местность эта славилась своими

ярмарками, и потому какой-нибудь бродячий

жонглер мог занести название ее и на север

Франции. На юге Франции было несколько

городов, называвшихся Валена Какой из них

имеется здесь в виду, установить трудно.

„Волосы у него были светлые".— Белокурые

волосы в средневековой Франции считались

обязательным аттрибутом красоты.

6

Характеристика рая и ада, которую дает

Окассен, обнаруживает у автора необычайно

смелое для той эпохи свободомыслие. Другие

примеры таких иронических рассуждении мы

встречаем лишь в гораздо более позднее время,

когда буржуазия уже открыто выступает со

своей оппозиционной (и вместе с тем

антиклерикальной) программой. Очень близкие

параллели мы находим у Лудольфа Суд-

геймского („De itinere terrae sanctae", около

1350 г.), во французских новеллах XV века,

в „Масагопеа" Фоленго (XVI века) и т. д.: там

всюду рай изображен как обиталище всякой

скуки и немощи.

Договор, который Окассен предлагает отцу,—