Охранники и авантюристы. Секретные сотрудники и провокаторы - Страница 96
Скоро прибыли также пристав Денисов и Татаров, причем Денисов предложил мне говорить всю правду. Прибыли также товарищ прокурора и жандармский подполковник Есипов. Ввиду позднего времени тов. прокурора не стал меня допрашивать, а жандармский начальник велел перевести меня в тюрьму и там лишь в присутствии жандармского конвоя стал меня допрашивать о партийной работе и организа-ции. Я не отрицал своей принадлежности к партии, так как у них имелись обо мне факты; но я сказал, что в боевой организации я работал лишь в техническом ее отделе, т. е. по перевозке и сохранению оружия и т. п., и в террористических актах я участия не принимал. В ответ он произнес: «Что вы ерундите, у нас есть целая куча сведений об этом; по показаниям инструктора боевой организации Тарантовича, „Альбина“, вы были его помощником; вы же убили жандармского вахмистра Крыкливого, были инструктором боевой организации. У меня имеется статья о вас в партийной газете „Работник“. Я вас давно бы арестовал, только мы все думали, что вы сами к нам придете». Затем он меня спросил - знаю ли я Мильчарского и его жену. На это я ответил, что нет. Тогда он засмеялся и сказал мне: «Вы даже спали с Мильчарской на одной кровати, а не только просто знаете их». Продолжая допрашивать, сказал, что «мы знаем каждый ваш шаг, как вы жили за границей, где и что делали».
На этом допрос закончился, и он ушел отправить телеграммы с уведомлением о моем аресте начальнику губ. жандармского управления в Петрокове, прокурору Петроковского окружного суда и начальнику Варшавского охранного отделения. Из канцелярии меня перевели в камеру. При открытых дверях камеры поставили двух городовых с винтовками. Вскоре прибежал в тюрьму ко мне начальник земской полиции Лебедев; оглядывая меня, приказал городовым зорко следить за каждым моим движением, а если попытаюсь что-либо сделать - стрелять. В это время снова пришел ко мне жандармский начальник. Это было уже поздно ночью. Удалив начальника земской полиции, стал в канцелярии допрашивать меня об участии в террористических актах и предложил выдать ему ченстоховских боевиков. В некоторых террористических актах, которые можно было доказать, я стал ему сознаваться. Что же касается участия в них других боевиков, то говорил лишь о тех, которые куда-либо выехали или же которых нет в живых. Я сказал, что большинство их знаю только по кличкам, а что касается 1909 и 1910 годов, то в Ченстохове совершали террористические акты преимущественно приезжие боевики из-за границы, а местные боевики бежали за границу. Затем привели в тюрьму арестованных Мильчарского Павла и его жену, Марию Пецух, которая передавала мои письма приставу Татарову, и ее сестру, Владиславу Климчак. Их мне предъявили, но я ответил, что знаю их, но к партии они не принадлежали. Это заявление пока не помогло, и их оставили в тюрьме.
Утром из Петрокова прибыли на допрос прокурор Петроковского окружного суда и следователь по важнейшим делам Коломацкий. Как мне помнится, участковый следователь 3-го участка г. Ченстохова вызывал экстренно повесткой в качестве свидетелей по моему делу о нападении на акцизных сборщиков и убийстве таковых в Ракове. За мною в тюрьму пришли три жандарма, которые и перевели меня на допрос в уездное управление начальника. На улице от самой тюрьмы до уездного управления стояла цепь из солдат, полиции и жандармов. В уездном управлении я застал начальника уезда князя Авалова, жандармского начальника подполковника Есипова, прокурора окружного суда, следователя по важнейшим делам Коломацкого, участкового следователя и товарища прокурора, а равно вызванных свидетелей из Ракова: приказчика казенной винной лавки Каминского со старшей дочерью и ксендза. Свидетели по делу о нападении на винную лавку и нападении на акцизных сборщиков и убийстве таковых рассказали о моей деятельности. Каминский с дочерью сказали, что я нападал на лавку с другими два раза и третий раз Каминский меня видел, как я с браунингом в руке быстро бежал от места нападения и убийства сборщиков. Ксендз, который был очевидцем из окна своей квартиры нападения и убийства сборщиков, заявил, что я немного похож на одного из нападавших, но утверждать под присягой он не может, что это именно я. Допрашивающим я заявил, что в нападении на винную лавку я принимал участие, но в нападении на акцизных сборщиков и их убийстве участия не принимал, а был около места нападения лишь случайно. Это меня заставило бежать, как видел Каминский. Подписав протокол допроса, следователь дал мне подписать постановление на содержание под стражей. Прокурор окружного суда и товарищ прокурора заявили мне, что по это-му делу я буду передан Варшавскому военно-окружному суду и препровожден в десятый павильон Варшавской цитадели. Я знал, что для военного суда этих фактов достаточно, чтобы меня повесить.
Дальше начался допрос следователем Коломацким, товарищем прокурора и жандармским начальником по другим террористическим актам. Жандармский начальник Есипов стал внушать мне, чтобы я раскрыл все известное мне о партии. Тогда можно рассчитывать на замену варшавским генерал-губернатором смертного приговора военного суда на небольшой срок каторги. На допросах я указывал и других лиц партии, но по боевой организации лишь немногие могли быть арестованы, а большинство - одних уже не было в живых, другие уехали за границу или же были мне известны лишь под кличками. За время моей работы в партии я действительно никогда не интересовался фамилией партийного человека и знал фамилии, поскольку это требовалось, как необходимость. Меня, как боевика, знала огромная масса рабочих фабрик и заводов. В Ченстохове редко на какой улице кто-нибудь не знал меня, я же, зная очень многих партийных людей, избегал знакомства с ними, так как они не имели со мной общей боевой работы в партии. Очень многие из других политических партий знали меня, но я никогда не стремился к сближению и тем самым не интересовался их фамилиями. Теперь, когда я был арестован и началась выдача членов партии, это оказалось большим счастьем, так как возможно, что иначе я выдал бы больше людей, чем сделал. Ничуть не преувеличивая, говорю истинную правду, что рабочие фабрик и заводов очень любили меня, и многие старались быть со мною знакомыми ближе, но я этого избегал, тем более в видах конспирации по инструкции боевой организации. В конце концов это послужило к лучшему.
На второй день моего ареста в Ченстохове, во время допросов меня прокурором, следователем и жандармским начальником, людей, которых можно было арестовать, было указано мною немного, и допросы производились исключительно по обвинению меня самого. Как-то вечером кончился допрос, и я услыхал разговор жандармского начальника, что Сукенника партийные хотят отбить у конвоя, который будет провожать меня по городу на вокзал. Ночью пришла из Варшавы телеграмма, чтобы меня немедленно доставили в Варшаву, и ночью под сильным конвоем меня увели на вокзал. По улицам на вокзал, по которым меня проводили, сплошь стояли солдаты и полиция, а мне наложили наручники. Вместе с конвоем на вокзал пришли жандармский начальник и начальник земской полиции. Я видел также помощника пристава Арбузова, на которого я сам организовал покушение и принимал в нем участие. В поезде мы сели в пассажирский вагон, с двумя жандармами рядом и по сторонам. В вагоне еще было двенадцать городовых с вахмистром полиции. Утром поезд прибыл в Варшаву. Меня с вокзала под тем же конвоем на извозчике доставили прямо в Охранное отделение. После принятия меня от конвоя дежурным по охране в дежурную комнату пришел помощник начальника охраны Сизых. Взяв меня с собою в кабинет, он выразил сожаление, что я сам не явился и что теперь дело находится в скверном положении.
Я попросил купить мне чего-нибудь поесть, сказав, что мои деньги сданы дежурному, на что он ответил согласием, прибавив, что расходы на содержание меня оплатит Охранное отделение. Через некоторое время в кабинет вошел жандармский полковник. Это был начальник Охранного отделения, Глобачев. Он посоветовал мне на допросах говорить всю правду, тогда для меня все будет сделано. После этого в Охранное отделение прибыл помощник варшавского генерал-губернатора, генерал-лейтенант Утгоф. Последний заявил, что он все устроит для меня у генерал-губернатора Скалона, чтобы смертный приговор военного суда заменили мне небольшим сроком каторги. После этого начал допрос подполковник Сизых, который спрашивал меня по делам, происходившим за последнее время. Он сказал, что, по его сведениям, партийные, боясь арестов по моим указаниям, уже бегут в Краков. Тогда же я узнал, что тем человеком, который приезжал в Ченстохов к приставу Татарову и который хотел видеться со мною, а равно и адрес по телефону, который мне был указан Татаровым в письме, был ротмистр жан-дармского Охранного отделения Анненков. Последний сейчас же уехал в Ченстохов и Домбровский бассейн произвести следствие по моим указаниям.