Охотники за удачей - Страница 92

Парой минут спустя в кабинет вошел Радченко. Покосился на Сокольникова с перебинтованной ногой, на хмурого Шерстнева и вежливо поздоровался:

— Добрый день, Олег Борисович.

— Какой он, к чертям собачьим, «добрый»?! Дерьмовый день!

— Надеюсь, что все же добрый, — сказал Радченко. — У меня есть для вас интересная информация. Даже две. Первая — час назад в автомобильной катастрофе погиб Капитанов.

— Капитан? — опешил Шерстнев. — Как погиб? Кто

его?

— Официально — несчастный случай, но вы правы: действительно «кто-то» его… Убирая подробности, назову лишь причину: это все тот же ублюдок, который досаждает и вам. Его фамилия Лихолит. Очень известная личность… в своих кругах. Сами, своими методами вы с ним не справитесь. За свою жизнь он убил больше людей, чем насчитывается сейчас в вашей группировке. Это профессионал высочайшей квалификации. И фанатик своего дела.

— Я его в порошок сотру, — пообещал Шерстнев. — Не таким рога обламывали. На мне он зубы обломает…

— Нет, он проглотит вас, не разжевывая, поэтому с зубами у него все будет в порядке, — уверенно сказал Радченко. — Когда сорок лет занимаешься исключительно убийствами, взрывами, интригами, поджогами и прочей пакостью, поневоле кое-чему учишься. Таких, как он, по всей России человек двадцать осталось. Он — один из последних работников СМЕРШа. В его обучение государство вложило денег больше, чем на строительство космического корабля. И даже в своей службе, среди таких же волков, он был лучшим. Его даже называли «богом из машины».

— Кем? — не понял Шерстнев. — Из какой машины?

— Это термин античного театра, — пояснил Радченко. — Когда сюжет пьесы закручивается так, что обычными методами его уже не «развязать», на сцене неожиданно появлялось божество, определяющее развязку действия и заканчивающее повествование по своему вкусу и разумению, награждая или карая героев. Подразумевалось, что оно незримо присутствует с самого начала, как высшая сила, следящая за событиями и определяющая степень вины и заслуг каждого действующего лица, но появлялось оно только в конце, неожиданно и нежданно. На сцену его «выпускали» с помощью специального механизма, как чертика из коробочки. И дальнейшее от действий героев уже не зависело. Божество, или, если угодно, демоническая сила, обладающая высшей властью, решало исход по своему разумению, и противиться ему не мог никто… Друзья Лихолита прозвали его так за привязанность к эффектам и поистине демонические способности всегда добиваться намеченного результата. Он приходил в конце «пьесы» карать и миловать, и ни разу не было случая, чтобы он отступил или был побежден.

— Я в сказки не верю, — сказал Шерстнев. — Я верю в пулю и верю в нож. Он живой человек, из плоти и крови, а следовательно убить можно и его. Завтра его уши будут лежать на моем столе, и этот «чертик из коробочки» получит другую «коробочку» — деревянную и по размерам.

— Сложно спорить, или тем более сражаться с «богом из машины», — возразил Радченко. — Уверяю вас — он вполне мог бы стереть наш город с карты, но ему доставляют удовольствие сама игра, интрига, опасность. Он играет с вами, как кошка с мышкой, а вам кажется, что вы защищаетесь, сражаясь с ним. На первый взгляд, его действия просты, но это обманчивая простота. Никто не может сказать, что у него на уме. Мы для него не противники… Я могу просчитать и увидеть, что он делает, как он это делает и почему он это делает, но даже я не могу связать все это воедино и просчитать его дальнейший план по тем крохотным кусочкам, которые он нам демонстрирует. Но я уверен, что все далеко не так просто, как кажется. Я вообще не понимаю, почему он с нами так долго возится. Он словно проводит «показательные выступления», демонстрируя кому-то свои способности и возможности… Он не умеет убивать «просто так», все его действия заплетены в какую-то хитрую, дьявольскую интригу. Если он убил Абрамова, значит ему нужно было его убить, но не ради убийства, а для чего-то, что сыграет роль впоследствии, если он прострелил ногу этому барану, — он взглянул на Сокольникова, — значит ему нужно было прострелить могу именно ему, именно в это время, и если он предупредил о своем присутствии, значит ему было нужно предупредить о своем присутствии. Я совсем не удивлюсь, если он и сейчас сидит в стенном шкафу и слушает нас. Пока он жив — он везде, и он все знает.

Шерстнев невольно покосился на стенной шкаф, на окно и нервно рассмеялся:

— Бред… У меня отличная охрана и отличная техника, исключающая возможность прослушивания… Просто ты хочешь поднять цену за информацию. Что ты знаешь, и что ты за это хочешь?

— Я знаю, где его логово, — сказал Радченко. — Но за это я ничего не хочу… кроме его головы. Он был причиной смерти не только ваших людей и Капитана, но он послужил причиной огромных неприятностей для моего начальника и для меня самого…

— Степка Алешников? — удивился Шерстнев. — А он-то при чем?

— Нет… Другого начальника. Вы его не знаете, да это и не важно. Важно то, что у него теперь такие неприятности, что если он выберется из них живым — будет чудо. У меня неприятности не меньшие. Потому-то я и хочу получить его голову не меньше, чем вы. Не только он может играть роль «бога из машины», я тоже кое-что умею. Я покажу вам, где найти Лихолита, и помогу вам расправиться с ним.

— Интересный ты гардеробщик, — прищурился Шерстнев. — Но меня это не будет волновать, если ты действительно поможешь нам… Но если ты попытаешься нас обмануть или подставить — ты сдохнешь первым. И смерть эта будет нелегкой.

— Я согласен, — кивнул Радченко. — Лихолит находится в доме художника Ключинского. Там же обитают и два других человека, которых вы рады будете видеть: Врублевский и Сидоровский. А так же дочь Бородинского, и одна дешевая проститутка по фамилии Устенко. Отлично! — Шерстнев даже стукнул кулаком по столу от избытка чувств. — Отлично! Я раздавлю сразу все осиное гнездо. Ты уверен, что они еще там?

— Да. Я видел Лихолита в компании с Врублевским, установил все связи последнего, просчитал все возможные места, где он может скрываться, проверил их и нашел всю компанию. Я лично видел их там.

— Тогда едем! Срочно! — вскочил Шерстнев. — И всех — в одну могилу. Там же.

— Нет, — решительно отверг Радченко. — С Лихолитом такие «ляпусы» не проходят. Не сможете вы его взять. Он уйдет, и второго шанса вам уже не предоставится. Его нужно давить наверняка. Со стопроцентной гарантией. Я тут кое-что прикинул… Думаю, что из этих ловушек он уже не выберется. Он перехитрил сам себя. Не дам я ему вести свою линию и играть по его правилам. Теперь он будет играть по моим правилам.

— Хорошо, предположим, я готов тебя выслушать, — согласился Шерстнев. — И если мне это понравится… Считай, что я буду у тебя в долгу. А такие люди, как я, долго должниками не остаются. Сочтемся. Найдем способ. Итак, я слушаю твои предложения…

Смокотин осторожно отодвинул занавеску, вглядываясь в опустившиеся на город сумерки. Из окна его квартиры был виден лишь самый краешек крыши, но Смокотин кожей чувствовал, что сейчас из темноты за его окнами наблюдают чьи-то холодные и безжалостные глаза. Свет в комнатах Смокотин не включал, он оставил гореть лишь ночник в спальне — этого было вполне достаточно, чтобы противник знал о его возвращении домой. Смокотин давно просчитал наиболее выгодную точку для позиции снайпера. Раньше он занимал квартиру двумя этажами ниже, но год назад предпочел поменяться, доплатив бывшим хозяевам за беспокойство. Таким образом, в случае опасности, он сознательно создавал будущему убийце наиболее благоприятную позицию, позицию-ловушку. Вопрос заключался только в том, успеет ли он просчитать ключевой момент опасности. Но теперь он знал время. А зная время и место, мог только пожалеть бросившего ему вызов самоуверенного дурака.

Вытащив из замаскированного в подоконнике тайника «парабеллум», Смокотин не торопясь переоделся в темный свитер, черные брюки, надел темную вязаную шапочку и, стараясь, чтобы свет от открывающейся двери не был заметен в окне, выскользнул на лестничную площадку. Спустился вниз, внимательно оглядел пустынную улицу и, не заметив ничего подозрительного, быстро миновал расстояние до соседнего дома. Войдя в крайнюю парадную, пешком поднялся на верхний этаж, с удовольствием заметив, что ничуть не запыхался, а значит находится в отличной форме. Прижавшись ухом к выходящей на крышу двери, прислушался и, не заметив ничего подозрительного, осторожно приоткрыл ее и сжимая в руке теплую рукоять пистолета, бесшумно выскользнул на крышу.