Охотники за алмазами - Страница 8

Оставалось всего несколько секунд, и Джонни торопливо заговорил:

– Надеюсь, ты будешь счастлива, Трейси. Но если тебе когда-нибудь нужна будет помощь… в любое время… я приду, обещаю тебе.

– Спасибо. – Голос ее звучал хрипло, на мгновение она стала похожа на маленькую девочку, плакавшую ночью. Он отвел ее назад к мужу.

Обещание было дано пять лет назад, и вот он прилетел в Лондон, чтобы его выполнить.

Номер 23 по Старк-стрит оказался аккуратным двухэтажным коттеджем с узким фасадом. Джонни остановил машину. Уже стемнело, и на обоих этажах горел свет. Джонни сидел в «ягуаре», и ему почему-то расхотелось выходить. Он откуда-то знал, что Трейси здесь и предстоящая встреча будет не очень приятной. На мгновение он вспомнил прекрасную молодую женщину в свадебном платье, потом вышел из «ягуара» и направился к дверям. Потянулся к звонку и тут заметил, что дверь приоткрыта. Он распахнул ее и вошел в небольшую гостиную, меблированную с женским вкусом.

Комнату недавно торопливо обыскивали, одна из занавесок лежала на полу, на ней – груды книг и украшений. Картины были сняты со стен и подготовлены к выносу.

Джонни поднял одну книгу и раскрыл ее. На форзаце от руки было написано «Трейси Ван дер Бил». Услышав шаги на лестнице, ведущей на второй этаж, он уронил книгу в кучу.

По лестнице спускался мужчина. Одет он был в грязные зеленые вельветовые брюки, кожаные ботинки и неряшливую рабочую куртку армейского образца. В руках он нес охапку женских платьев.

Он увидел Джонни и нервно остановился, его розовые губы удивленно раскрылись, но глаза-бусинки ярко сверкнули под челкой прямых светлых волос.

– Здравствуйте. – Джонни любезно улыбнулся. – Переезжаете? – Он спокойно придвинулся ближе к человеку и остановился, глядя в упор.

Неожиданно сверху долетел странный низкий звук, без страсти или боли, как будто пар вырывался из двигателя. С трудом можно было поверить, что это кричит человек. Джонни, услышав его, застыл, а человек на лестнице нервно оглянулся через плечо.

– Что вы с ней сделали? – негромко и без всякой угрозы спросил Джонни.

– Нет. Ничего. Она в отключке. В глубокой отключке, – лихорадочно заговорил человек. – В первый раз на кислоте.

– А вы очищаете квартиру? – все так же негромко спросил Джонни.

– Она мне много задолжала. Не платит. Обещала – и не платит.

– А, – сказал Джонни. – Это совсем другое дело. Я думал, вы крадете. – Он сунул руку в карман и вытащил бумажник, показал пачку банкнот. – Я ее друг. И сколько она вам должна?

– Пятьдесят фунтов. – Глаза человека при виде бумажника сверкнули. – Я давал ей в кредит.

Джонни отсчитал пять десятифунтовых банкнот и протянул ему. Тот уронил связку платьев и торопливо стал спускаться.

– Вы продавали ей наркотик – кислоту? – спросил Джонни. Человек остановился в шаге от него, на его лице появилось подозрительное выражение.

– О, ради бога. – Джонни улыбнулся. – Мы не дети, я знаю счет. – Он протянул банкноты. – Вы добывали ей наркотик?

Человек в ответ слабо кивнул и потянулся за деньгами. Джонни свободной рукой схватил его за тонкое запястье и резко развернул, заломив руку за спину.

Потом сунул деньги в карман и повел человека вверх по лестнице.

– Пойдем взглянем.

В комнате стояла металлическая кровать с матрацем, накрытым серым армейским одеялом. На нем, скрестив ноги, сидела Трейси. На ней была только легкая комбинация, волосы свисали до пояса. Руки, скрещенные на груди, были тонкими и белыми, как мел. Лицо тоже бледное, кожа в ярком свете электрической лампы казалась прозрачной. Трейси слабо раскачивалась и негромко выла, дыхание облачком вырывалось в ледяном холоде комнаты.

Но больше всего Джонни поразили ее глаза. Они казались необыкновенно огромными, и под каждым – большое темное пятно. Зрачки расширились и тускло блестели, как неограненный алмаз.

Большие глянцевые зеленые глаза обратились к Джонни и человеку у двери, и вой перешел в громкий крик. Крик замер, она закрыла лицо руками.

– Трейси, – негромко сказал Джонни. – О боже, Трейси…

– С ней все будет в порядке, – заскулил человек, извиваясь в хватке Джонни. – Это первый раз, все будет в порядке.

– Пошли. – Джонни вытащил его из комнаты и ногой захлопнул дверь. Прижал к стене, лицо его застыло и побледнело, глаза стали безжалостными – он заговорил негромко, терпеливо, как будто что-то объяснял ребенку: – Сейчас тебе будет больно. Очень больно. Я буду бить так сильно, чтобы только не убить. Не потому что мне это нравится; просто эта девушка для меня слишком много значит. В будущем, когда вздумаешь дать отраву другой девчонке, вспомни, что я с тобой сделал сегодня. – Джонни прижал его левой рукой к стене, а правой стал бить по ребрам, так, чтобы разорвать мышцы живота. Три или четыре удара пришлись слишком высоко, и он услышал, как треснули и сломались под его кулаком ребра.

Когда он сделал шаг назад, человек медленно сполз по стене, и Джонни нанес ему точный удар в челюсть, выбив зубы и распющив губы, сделав их похожими на лепестки розы. Этот тип слишком шумел. Джонни заглянул в комнату Трейси, чтобы убедиться, что они ее не потревожили, но она сидела в прежней позе, ритмично наклоняясь вперед-назад.

Он отыскал ванную, смочил платок и вытер кровь с рук и костюма. Снова вышел в коридор и наклонился к бесчувственному телу, проверяя пульс. Тот был сильным и правильным; Джонни почувствовал облегчение и вытащил лицо человека из лужи его собственной крови и рвоты, чтобы он не задохнулся.

Потом подошел к Трейси и, несмотря на сопротивление, завернул в грязное армейское одеяло и вынес к «ягуару».

Она успокоилась и лежала на заднем сиденье, как спящий ребенок; он укутал ее, потом вернулся в дом, набрал 999, сообщил адрес и немедленно повесил трубку.

Джонни оставил Трейси в машине у входа в «Дорчестер», а сам пошел поговорить с администратором. Через несколько минут девушку в инвалидном кресле переправили в двухкомнатный номер на втором этаже. Доктор появился спустя пятнадцать минут.

После его ухода Джонни вымылся в ванне; держа в руке стакан с «чивас ригал», он пошел в комнату Трейси и постоял у ее кровати. Доктор дал ей успокоительное. Она лежала, бледная и худая, но в ней была странная хрупкая красота, которую синяки под глазами лишь подчеркивали.

Он убрал волосы с ее щеки, его руки коснулось мягкое ровное дыхание. Он почувствовал к ней такую бесконечную нежность, какой не испытывал никогда в жизни. Его самого поразила сила этого чувства.

Он склонился к Трейси и легко коснулся губами ее губ. Они были сухими и шершавыми, будто наждак.

Джонни выпрямился и направился к креслу. Он устало опустился в него, прихлебывая виски, чувствуя, как тепло распространяется по телу, как расслабляются мышцы. Он смотрел на бледное измученное лицо на подушке.

– Мы с тобой в трудном положении, – сказал Джонни вслух и снова почувствовал приступ гнева. Вначале тот был беспредметным, но постепенно оформлялся и обретал фокус.

Впервые в жизни Джонни злился на Старика.

– Он довел тебя до этого, – сказал он девушке в кровати. – И меня…

Реакция наступила быстро, верность была составной частью его жизни. Он всегда считал, что любые действия Старика справедливы и мудры, даже когда их мудрость и справедливость были сокрыты от него. Смертный не сомневается во всемогуществе своих богов.

Чувствуя отвращение к собственному предательству, он принялся в свете разума рассматривать мотивы и действия Старика.

Почему тот отправил Шапиро привезти Джонни из пустыни?

– Он хочет, чтобы ты был в Кейптауне, Джонни. Бенедикт не справляется. Старик поручил ему лондонскую контору, это форма изгнания. Ты должен будешь руководить компанией, – объяснял Майкл. – Трейси не у дел. Она с мужем тоже в Лондоне. Я думаю, Старик считает, что тебе теперь можно появиться в Кейптауне. – Он увидел неприкрытую радость Джонни и медленно продолжал. – Возможно, я говорю необдуманно. Мистер Ван дер Бил – странный человек. Он не похож на других. Я знаю, что ты к нему испытываешь – видишь ли, я наблюдал за тобой все это время. Но послушай, Джонни, теперь ты волен отправиться куда угодно. Многие другие компании предоставили бы тебе работу… – Майкл увидел выражение лица Джонни и тут же осекся: – Ну ладно, Джонни. Забудь, что я об этом говорил. Я так сказал только потому, что ты мне нравишься.