Охотники неземные - Страница 11

ения соловья. Окно было распахнуто, утренний неуверенный свет отражался в полированной поверхности стола, слепо тыкался в зеркало на стене, безуспешно пытался справиться с легкими тенями в дальнем углу комнаты - и за окном пел соловей. Тогда Кузьмин жил еще в другом доме, в самом центре города, и дом одним боком выходил на узкую улицу с редкими деревцами, а другим боком во двор с песочницей, гаражами, сараями, помятыми контейнерами для мусора, а дальше тянулся забор, а дальше была еще одна улица, и большие и маленькие дома, и трамвайные рельсы, и необъятная территория силикатного завода, и гастроном, и скверик, а дальше опять шла улица - и в средоточии всех этих обыденных городских атрибутов пел на рассвете соловей.

К тому времени он прожил на свете уже больше двадцати лет, но никогда не слышал... Что и не удивительно для горожанина. Он лежал, заложив руки за голову, дышал тихо-тихо - и слушал. Внезапно ему представилось, что распахнутое окно выходит в чудесный розовый сад, немыслимый в скрежещущем многоголосии городских улиц, но именно в сад, где неспешно поднимается над розовыми деревьями солнце, густо покрывает землю высокая розовая трава, в дымке розового прозрачного тумана покоится розовое озеро, и где-то совсем рядом поет в тишине...

Конечно, понимал он, что нет там, за окном, никакого розового сада, а есть две засохшие рябины да старый тополь - но ведь это, в конце концов, зависит от позиции наблюдателя.

Да, кончилось то утро, и на смену ему пришел обычный день, и давно умолк соловей - но что-то сохранилось. И хотя больше не было соловьев розовый сад остался.

Художник... Тогда Художник был совсем молодым, где-то то ли работал уже, то ли учился, а по выходным рисовал. Для себя. На кусках картона и стекла, случалось и на холсте, и на обоях. Ему, Кузьмину, нравились картины Художника. Он не считал себя знатоком, да и не был им, о различных школах, течениях и направлениях знал не больше дилетанта, но имел свое мнение о красоте картин. И ему по душе были работы Художника.

Хотя... Больше всех картин древности, средневековья, нового времени и современности ему нравилась "Юдифь" Джорджоне. Даже не то чтобы нравилась слишком неточное это слово, нравиться может и салат в общепитовской столовой, и найденный в траве под березами крепкий гриб, и прогулка на лодке, и... да мало ли что еще может нравиться человеку! Творение Джорджоне было не из той категории, не того эстетического порядка. Ветилуйская героиня стала частью его души, слившись с деревьями того розового сада, но не растворившись в них, в своем прекрасном платье, с тяжелым мечом, столь неуместным в изящной руке, с ровной линией пробора в каштановых волосах, двумя деревьями - аллегориями мужской силы и женской хрупкости, - с рассветным небом и головой полководца, павшего от ее меча... Потом, в Эрмитаже, он увидел ее, настоящую, во всем потрясающем великолепии подлинности, совсем рядом, и в застекленной раме маячили блики ламп, и что-то восхищенно шептали сзади, и был обычныйОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com