Охотник на творцов (СИ) - Страница 62

Не менее точно междометие выражало всю ту гамму чувств, которую я испытывал, приходя в себя. Первым, всепоглощающим было чувство пустоты в душе. И нет, уважаемый читатель, не от того, что я выполнил замысел и жизнь моя лишилась смысла. А из-за того, чем пришлось ради этого пожертвовать: Брута я не чувствовал.

Это ощущалось странно. Очень странно. Я начал подниматься, стряхивая с себя пыль и мелкие обломки. Меня хорошо приложило, но, к счастью, не завалило. Собственно, завалить и не могло — настоятель оказался эпицентром, и крышу снесло именно над ним и окрестностями, так же, как и стены, и частично пол. Повезло, что здание не обрушилось. Но мне не было дела до архитектуры — я шарил взглядом вокруг в поисках Брута.

И находил всё, кроме него. Воскресшая Мария Козлова без чувств лежала на кровати. Хотя она и находилась ближе всего к эпицентру, но её кровать даже не сдвинулась, а простыни не испачкались. Девушка лишь лишилась чувств.

Чунаев отлетел к обломку стены и тоже лежал кулём. Но ему повезло меньше: кусок стены рухнул на его руку с наручем, перемолов убер-пушку, наруч и конечность в малоприятный фарш, из которого текла кровь. Наде относительно повезло — вокруг неё раскинулась травяная паутина, что держала на весу и саму девушку, и несколько обломков, которые должны были её придавить. И откуда только растения взялись? Хотя, там же был фикус… Каюсь, в этот момент я обрадовался, ринулся к девушке и вытащил её из травяных сетей, и отнёс в безопасное место.

— Всё будет хорошо, душа моя. Обязательно всё будет хорошо, — бормотал я Наде, укладывая её на кровать рядом с Марией и не особо веря собственным словам. — Сейчас ты придёшь в себя, и мы арестуем всех плохих. Поможем всем хорошим. Шеф разберётся со всем, и всё будет как прежде.

Моя помощь Нади отвлекла меня ненадолго. А затем я вновь заозирался, ища Брута. Нет, банальные сравнения вроде потери руки, или ноги даже близко не отражали мои чувства. Это было больше и глубже, словно лишился половины мозга. Словно лишился какого-то важного чувства. Словно из памяти вырвали все самые светлые воспоминания. Словно сгорела Вера в себя.

Я на подкашивающихся ногах вышел из комнаты… вернее того, что от неё осталось и заметил Алексея и Максима Козлова. Их привалило шкафом и из-под головы бандита текла струйка крови, но Алексей за счёт усиления сумел выдержать удар. Про Максима я такого сказать не мог, ибо видел только его судорожно подёргивающуюся ногу.

Я встряхнулся. Ещё раз огляделся. И понял, что упустил самое важное: настоятель в комнате отсутствовал. И то, что его разнесло на атомы от исполнения желания, крайне маловероятно. Это же подтвердили крики и шум у подножья дома, которые только сейчас пробились сквозь звон в ушах.

И вновь, пошатываясь и выбирая, куда ступить между осколков обрушенного дома, я подошёл к половинке, оставшейся от окна, и осторожно выглянул, придерживаясь за остаток рамы. Внизу разворачивалось что-то среднее между фильмом-катастрофой во время стихийного бедствия и репортажем из горячей точки, где воюют давно и с чувством. С одной стороны стреляют и кидаются воплощёнными способностями Редакторы, с другой, соответственно, бандиты. Вот только кидаются не друг в друга, хотя явно с этого и начинали, а в фигуру, зависшую в воздухе. И эту фигуру покрывал ровный белый свет, а под этой фигурой уже имелось несколько выжженных кратеров, пара взорванных машин и разверстая земля. А прямо при мне она мановением пальца вырвала из земли несколько осветительных столбов, стоявших в десятке метров, и легким пассом пригвоздил ими ещё пару автомобилей, чем заставил часть Редакторов спешно отступить. Я аж вздрогнул от увиденного… или от ледяного ветра, продувавшего насквозь? Как бы то ни было рама, державшаяся на честном слове, завалилась вперёд и начала падать, а я спешно отшатнулся в комнату.

Уважаемый читатель, ну кто бы мог подумать, что всё пойдёт через одно место? Что когда джинна оживят, кто-то захочет загадать желание? И что желание не приведёт ни к чему хорошему? Особенно после полудюжины предупреждений, разбросанных по всей книге, где говорилось: связываться с джиннами себе дороже?

Как-то я бурно реагирую. Да, когда я был джинном, то не мог предсказать дальше момента воскрешения… но как Редактор я знал, что у спасения обязательно проявятся негативные последствия. И я прислушался к совету Блекджек. Именно поэтому я столько таскал настоятеля с собой и не давал Артефактору осушить его раньше. Желания Напалкова представлялись очевидными и, загадав их, он бы сгладил негативную часть воскрешения.

Вот только я рассчитывал разобраться с этим и вернуть расположение Шефа с помощью убер-пушки Артефактора — оборвать ей нити Веры. Но теперь она немножко радикально сломана, а безумец с Верой бога буянит на улицах. Вопрос, что же делать?

Тикать… хороший план, но некуда. Значит, нужно сотворить другую глупость: я подхватил автомат Алексея и высунулся в остатки окна. Настоятель всё ещё висел на месте, а пули и воплощённые способности всё так же не причиняли ему вреда, создавая лишь ореол мощи и величия.

Напалков неспешно поднял руку и щёлкнул пальцами. И находившиеся ближе всего машины просто исчезли. Без звуков. Без спецэффектов. И от этого стало не по себе — Бог начинал осваивать полученную мощь. И от его силы было не скрыться. Не защититься. Не противостоять.

Я вскинул винтовку к плечу и, сдерживая мандраж, поймал в прицел голову настоятеля. Выдох. Выстрел. Пуля летела точно в голову, но застыла в десятке сантиметров и одной из многих свинцовых капель упала на землю. Но я не прекращал стрелять. Раз за разом в плечо ударяла отдача. Но всё было безрезультатно.

При этом бывший настоятель неспешно хлопнул в ладони и от него разошлась волна силы, что, как тайфун, сметала всё на своём пути и за считанные мгновения очистила пространство в радиусе двух десятков метров.

Малый масштаб для бога, уважаемый читатель? Так Напалков, словно опытный дегустатор, который пробует каждое блюдо, бережно касался каждой из своих новых способностей и дегустировал её кончиком языка — крохами Веры.

Я начинал волноваться. Как бороться с тем, чьё внимание ты даже не можешь привлечь! А Напалков уже начал движение прочь от здания… не хватало, чтобы он вошёл в силу, где-нибудь под защитой стен своих монастырей в глубинке.

Было бы у меня что-то помощнее. Какая-нибудь магия… я вздрогнул, вспомнив как ещё вчерашним вечером дал Бруту свободу вложить Мимолётную Веру в магию последнего шанса. За сегодня он ничего подобного так и не применил. А значит, эта сила всё ещё сокрыта во мне. Последний дар Брута.

Я откинул автомат. Прикрыл глаза и прислушался к себе. Ещё до наручей люди использовали Веру. Чёрный месяц — это месяц тех, кто сумел овладеть мощью без всяких технических костылей. И я пытался услышать эхо силы.

И над моим правым плечом начало что-то формироваться. Я не открывал глаз, я просто чувствовал, как потянуло сквозняком, только не воздуха, но силы. Веры. Эти потоки над плечом закручивались и формировали кокон… нет, правильнее, яйцо. И это энергетическое яйцо становилось с каждой секундой всё больше, всё плотнее. А затем внутри что-то дрогнуло.

— Феникс, — я всё ещё не открывал глаз и, основываясь на одних чувствах, поднял руку и коснулся гладкой и чуть покалывающей поверхности. Я отдавал ему свою Веру. Я даровал ему шанс воплотиться. Живое воплощение магии в моей истории.

И я ощутил, как энергетические стенки яйца разлетелись, и с пронизывающим естество клёкотом-громом что-то рвануло вниз. Я открыл глаза и бросился к окну. Лишь в последний момент я успел увидеть распахнутые крылья, оперение которых покрывала дымка пламени, а направленные на Бога когти блестели овеществлённым морозом. А затем с мощью непоколебимой земли Феникс ударил в Бога.

И Бог покачнулся. Не больше. Но это больше, нежели добились остальные.

Напалков одним взмахом отшвырнул Феникса и тот влетел в здание, пробив его и затихнув где-то в глубине. А в меня полетела молния — выходка не понравилась молодому Богу. Но я даже и не подумал уворачиваться и принял удар молнии на себя. Сказать, что меня тряхнуло, значит ничего не сказать. Волосы встали дыбом в самых непроизносимых местах, от одежды повалил дым, а я покачнулся и ухватился за обломок стены. И это Бог лишь попытался небрежно отмахнуться от меня крохами новых сил. Но я всё же устоял.