Охота на журавля - Страница 1

— Это чей стакан? Рита, тебе чего налить?

— Давай сухонького, если еще не все выпили, — мне подумалось, что присутствие на редакционном столе иных напитков, кроме водки или пива, — случай, близкий к уникальному.

Соседняя забегаловка, должно быть, делает на пропое журналистской братии полплана. Особенно летом. А отдельным избранным еще и в долг наливают. Но это так, на бегу согреться (независимо от окружающей температуры, ибо только наш человек способен выпить сто грамм «для сугреву» в тридцатиградусную жару). Не пьянства ради, а дабы не отвыкнуть.

Более серьезные поводы требуют и более основательных посиделок. В хорошую погоду можно вполне комфортно устроиться в ближайшем скверике. Но обыкновенно соображения календарно-метеорологического свойства загоняют народ в "блиндаж".

С чьей нелегкой руки одна из репортерских комнат получила такое странное название — сегодня никто уже и не помнит. Но название прижилось. Должно быть, из-за общей удаленности места. Во-первых, от входа: случайные посетители, даже те, кто совсем заблудился в редакционном лабиринте, забредают сюда реже всего. Но главное — от мест обитания руководства. Подальше от командиров, поближе к кухне. Кухни у нас, правда, нет, но мозолить глаза начальству тем не менее никому не хочется. Так что, «конспиративные» соображения при выборе места играют роль не меньшую, чем климатические. Ближайший скверик виден из редакционных окон, как на ладони, а в блиндаже, в дальнем углу, потихонечку что ж не посидеть. В хорошей компании, да под выходные, да если повод основательный…

Что считать основательным поводом? Некоторые дни рождения, к примеру, или общенациональные праздники вроде Нового Года. Плюс праздники профессиональные, по количеству которых журналисты обгоняют учителей, космонавтов и железнодорожников вместе взятых: День печати, Международный день солидарности журналистов, День российской прессы, День независимой прессы… Ах да, еще и День радио, который традиционно полагается праздником всех «связистов». В общем, циркуляция жидкостей в журналистских организмах и коллективах — процесс куда более стабильный, чем работа городских сетей водоснабжения.

Хотя бывают и исключения. Помнится, главный редактор «Городских новостей», несколько сдвинувшись на внедрении в окружающую действительность здорового образа жизни, решил превратить свою редакцию в рассадник трезвости. Даже бокал шампанского на какой-нибудь презентации автоматически считался нарушением профессиональной дисциплины и самоуважения и оказывался «несовместимым с честью носить высокое звание журналиста «Городских новостей». Естественно, все более-менее прилично пишущие люди разбежались оттуда за полгода. Кто не поспешил разбежаться сам, обнаруживал себя уволенным «за нарушение трудовой дисциплины». В итоге оазис абстиненции может по праву претендовать на звание не только самой трезвой, но и самой скучной газеты в городе. Недаром в околопрофессиональных кругах ее ласково зовут «Гнилушкой», от «ГН». Мягкий у нас народ, но справедливый. Тот же «Городской Вестник», к примеру, называют… впрочем, этого, пожалуй, лучше не говорить. По цензурным соображениям.

Как при таких режимах пития алкоголизм в журналистской среде не относится к числу профессиональных заболеваний — наркологическая загадка. Может, потому, что всерьез гудят на самом деле не так уж часто, все больше на бегу перехватывают. А может, из-за того, что постоянно приходится мозгами как следует ворочать — тут не до серьезного пьянства. Но алкоголиков среди пишущей братии и вправду ничуть не больше, чем среди кого другого. А то и меньше.

— Эй, куда льешь, совсем больной?

— Да что ж вы такие громогласные, неприятностей захотелось?

— Ладно суетиться, рабочий день четыре минуты как закончился. И вообще праздник, имеем право…

— Минералка есть еще?

В дверях блиндажа появилась коренастая усатая фигура.

— Вах! Какие люди! Марк, ты где бродишь, без тебя все кончится. Или праздник не твой уже?

Вообще-то мама с папой сорок лет назад назвали его Валентином. Однако имя вспоминалось лишь по каким-то официальным поводам. «Валентин Борисович, когда будет материал из администрации?» И все такое прочее. Фамилия Марков, отбросив хвост, приклеилась не хуже имени.

Марк — вовсе не душа компании, как можно было бы решить по буйной радости при его появлении. Хороший мужик, добрый и с юмором, но всегда несколько унылого вида, пропадающего лишь после трех-четырех тостов. Вот и сейчас Марк, кажется, где-то уже успел отметиться. В смысле, отметить. Но обрадовались ему не поэтому. Просто люди у нас вообще дружелюбные — чем больше народу за столом, тем веселее, а если не хватит, так в любой момент можно еще сбегать, и присутствие лишнего кредитоспособного участника всегда кстати. К тому же за прошедший час веселье успело достичь тех градусов, когда все всех любят, и восторг вызывает появление любого свежего или не очень человека, будь он хоть налоговым инспектором. Когда же Марк вытащил откуда-то из подмышки литровую бутылку «Смирновской», народ ошарашенно примолк.

— Ну, ты даешь…

— Да не я, заказчик расщедрился. Раз у вас, говорит, сегодня праздник, в ознаменование и прочая…

— У всех налито? Так… А это чей стакан?

— Да возьми себе, достал ты уже со своими стаканами. Какая разница? СПИДом никто, вроде, не болеет.

— А ты почем знаешь? — Марк, как всегда после выпивки, полез спорить. Этакая цивилизованная форма классического «ты меня уважаешь?» Какой-нибудь слесарь дядя Вася уже начал бы морды бить, а у нас все больше разговорами балуются, интеллигенция, однако.

— Марк, ты чего вообще?

— А потому! — веско заявил Марк и икнул, как бы для подтверждения мысли. — Давайте за меня выпьем!

— Народ, предлагается выпить за ненаглядного Валентина Борисовича! — Санечкин голос запросто перекрывает галдеж любого празднества — ему бы на капитанский мостик, бригантиной командовать, через рев ветра и скрип снастей.

— Может, ты мне все-таки дашь слово сказать? — перебил Марк. — Внимание! — народ лениво начал поворачиваться в его сторону. — Предлагаю выпить за единственного здесь человека, чей стакан заведомо безопасен!

— Ну, Марк, ты загнул. Чего это с тобой?

— А я сегодня на Красном спуске был, так что, могу в любой момент справку принести. Девушки, обратите внимание — перед вами стоит самый безопасный мужчина в редакции!

— Самый безопасный мужчина — это евнух, — не замедлила съязвить стриженая Оленька.

— А с Речной ты справку принести не можешь? — это, конечно, Наталья, через руки которой проходит львиная доля медицинских материалов. На Речной, как известно, находится городской психоневрологический диспансер. А на Красном спуске, ясное дело, кожно-венерологический. В общем, тост зарубили, Марк впал в угрюмость, так что мне даже захотелось его утешить.

— Маркушка, я готова тебе поаплодировать, только скажи на милость, чего это тебя на Красный понесло? Это тебе там пузырь подарили?

— Да ну вас всех! — Марк снова икнул. Кажется, ему было уже довольно. — Злые вы. На Красном у меня приятель работает. Он меня кон-суль-ти-ру-ет, — с некоторыми затруднениями Марк таки выговорил длинное слово. Очень он любит на себя многозначительность напускать. Хотя вроде неглупый мужик, и журналист толковый…