Охота на ведьму (СИ) - Страница 95

Эйлан.

На лбу мальчишки надулись от напряжения жилы, но лицо было решительно. Паренёк тащил на себя Тороя, а зеркало, хотя и строптиво, всё же подчинялось воле последнего из рода Гиа.

Едва Люция на шаг выступила из вязкой зеркальной глубины, Торой коротким взмахом рассёк незримую пуповину между Ителью и её ученицей. Юная ведьма покатилась по полу, прочь от колдовского стекла. И лишь теперь волшебник увидел, как темно сделалось в Зале. Третий день приближался к концу.

— Эйлан, бей! — проорал маг, слыша свой голос, будто из-под толщи воды. Зов Ители оглушил так, что ещё нескоро оклемаешься.

К счастью, мальчишка сразу смекнул, вздел над головой один из тяжёлых деревянных стульев и швырнул им в бушующее разноцветными сполохами стекло.

Как показалось Торою, время остановилось, стул летел не мгновение, не два, он мчался к цели даже не минуты — часы.

За это время маг увидел, как в глубинах зеркала промелькнула смеющаяся Тьянка, за ней женщина в платье с голубыми васильками по подолу, старик-зеркальщик, а потом Рогон и Итель. Их волшебник видел всего мгновение, но даже за этот короткий миг успел понять — эта Итель настоящая. Из фиалковых глаз исчезли безумные сполохи, и теперь они смотрели спокойно и… счастливо. А может быть, Торой попросту увидел то, что хотел? Впрочем, какая, в сущности, разница?

Широко замахнувшись, маг метнул Рунический Нож вслед за стулом. Вращаясь в воздухе, древнее оружие вошло в стекло, будто в воду, и навсегда исчезло в Нигде. А потом стул, наконец, достиг цели, и осколки брызнули во все стороны. Но Торой всё же успел сгрести мальчишек и подмять их под себя, закрывая от острых, словно ножи, стёкол.

Когда звон утих, в Зале воцарилась тишина, а через секунду её нарушил срывающийся голос Люции:

— Ты мне косу чуть не выдрал. — Она уткнулась лбом в холодный гранитный пол, усыпанный битым стеклом, и заплакала.

Один только Алех пропустил всё самое интересное. Он тихо стонал из-под стола да заплетающимся языком бормотал витиеватые эльфийские ругательства.

Зима во Флуаронис нынче выдалась дождливая и серая. Собственно, она вполне олицетворяла настроение жителей. Все пребывали в унынии. Бывший маг Золдан на днях отбыл в Гелинвир, где отныне заправляли колдуны да ещё какой-то молодой и ухватистый волшебник. При королевском же дворе нынче состоял атийский колдун — совсем ещё мальчик но, как говорили, многообещающий. Впрочем, привыкнуть к такой резкой перемене людям было сложно, и многие по обыкновению до сих пор чурались чернохитонщиков, равно как и ведьм.

Тут нужно сказать, что колдуны, как бы то ни казалось странным, не наглели, а вели себя благопристойно и добропорядочно. Говаривали, будто единственный на сотни и сотни вёрст маг, что жил с женушкой-ведьмой в некогда волшебной крепости, держал чернокнижников в ежовых рукавицах и бесчинствовать не позволял. Трепались ещё, будто главы известных эльфийских семей (теперь уже вовсе лишённые былого влияния и Силы) даже приезжали к нему в Гелинвир… Всё это, конечно, выглядело странным, если не сказать больше, но постепенно народ обвыкался и уже не роптал. Ага, поропщешь тут, когда сам государь вынужден принять на службу колдуна. Собственно, службу юнец нёс исправно, что есть, то есть.

Одним словом, смутное время закончилось, и жизнь потихоньку входила в привычное русло.

А в сотнях вёрст от Флуаронис, в Фариджо, зима стояла солнечная и снежная.

Торой сидел за столом в просторном кабинете и вёл урок чернокнижия, присматриваясь к юным ученикам. Среди семерых воспитанников особенно выделялся пятилетний мальчик, родители которого погибли во время колдовской Мирарской стужи. Мальчика принёс некромант. Малыш оказался способным и теперь, наравне с Эйланом осваивал грамоту.

Эйлан сильно повзрослел, однако его любовь к сказкам никуда не ушла, и вечерами он любил выпытывать из Тороя всё новые и новые подробности его встречи с Рогоном. Теперь-то уж волшебник знал наверняка — Эйлан станет вовсе не мастером зеркал. Он, конечно, будет Искусником, но Искусником другого рода. Летописцем. Мальчик уже сейчас трепетно собирал рисунки Тальгато, чтобы «сделать из них картинки» к своей первой рукописи. Внучок мирарского зеркальщика печатными, но на удивление красивыми буквами выводил неловкие строки о колдовской зиме, битве с ведьмой и Зеркале. На днях Эйлан торжественно передал Торою первые страницы эпических сочинений, и волшебник с самым серьёзным видом прочёл то, что так старательно (хотя ещё и не очень умело) описывал мальчик.

Постепенно маг влился в новый ритм своей неожиданно изменившейся жизни — занимался с учениками, принимал в Гелинвир всё новых и новых чернокнижников, некромантов, ведьм. В Совете теперь состояли, вместо положенных тринадцати чародеев, шесть колдунов и один волшебник — Торой. Остальные места были оставлены для ещё не родившегося поколения волшебников. И никто с этим не спорил. Даже обожжённый Хельзак, который наравне с магом воспитывал новую смену некромантов.

Алех, подлечивший разбитую голову, охотно преподавал науку ведьмачества, показывая на своих уроках такое, что сбегались поглазеть не только дети, но и колдуны постарше. И всё же классы Академии по-прежнему оставались полупустыми. Впрочем, Торой успокаивал себя тем, что уже лет через пять в Гелинвир приведут первых магов. Пускай ещё совсем детей.

— Ап!

Мальчишка по имени Гайл (именно его, некогда найденного на улицах заснеженного Мирара, сейчас экзаменовал Торой) подбросил в воздух искрящийся багрянцем сгусток Силы. Подбросил, а потом дёрнул кончиками пальцев, словно стряхивая капли воды. Огонёк рассыпался, обдав мерцающими искрами остальных учеников. Талантлив. И очень самоуверен. Хороший будет чёрный маг. Волшебник даже позволил себе улыбнуться на безобидную шалость юного чернокнижника.

Гайл лукаво усмехнулся и подмигнул сопящему от зависти Эйлану — ему-то никогда такого не суметь. Эйлан вздохнул, а лежащая у него на коленях Кошенька лениво зевнула и потянулась. Отъевшейся трёхцветной бестии не было никакого дела до колдовства.

Тем временем юный ученик волшебника повертел указательным пальцем в воздухе, заставляя огненные брызги свиться в искрящуюся воронку, и снова срастись в переливающийся багрянцем шарик.

— Молодец. — Похвалил Торой.

Мальчишка театрально раскланялся. Позёр. Он черпал свою Силу из весело горящего в камине огня и мог проделать не такое.

Шестеро остальных учеников (старше, но слабее Гайла) радостно зааплодировали. Гайл опять поклонился и, фиглярничая, сделал книксен, приподняв воображаемые юбки, но тут же сорвался со своего места, будто подброшенный невидимой пружиной. Его примеру последовали и остальные ребята, сидевшие кто где. Торой не особенно придерживался строгости в обучении — парты да скамьи он ненавидел с детства, а потому своих учеников воспитывал без пафоса, в кабинете.

Следуя взглядам мальчишек, волшебник оглянулся на дверь. Так и есть — Люция.

Она вошла, улыбаясь, и кутаясь в огромную шаль. Однако ни шаль, ни даже просторное платье свободного кроя не скрывали заметно располневшую и округлившуюся фигуру ведьмы. Колдунья была в ожидании. И это несказанно красило её до того невзрачное личико.

Мальчишки, не сговариваясь, вымелись за дверь. Только Гайл, пострелёнок, попутно всё-таки шмыгнул под руку ведьме, выпросив ласку — тонкие пальцы взъерошили русое мальчишечье темечко и не больно дёрнули за ухо. Чернокнижник хихикнул и вынесся прочь из кабинета наставника.

Люция подплыла к Торою. Вид она имела торжественный и загадочный. Лишь удобно угнездившись на коленях волшебника, колдунья таинственно начала:

— Верея сегодня сказала, кого нам ждать.

Торой щекотнул указательным пальцем округлый живот избранницы. Он-то уже давно знал «кого им ждать», но не хотел портить ведьме тщательно оберегаемый сюрприз, а потому спросил:

— Кого же? Что тебе наворожила наша предсказательница?