Охота на Уршада - Страница 70

— Командир стражников носит на поясе четки, собранные из особой породы ракушек. Мы в одной из ракушек, и не спрашивай меня, как они это делают. По сравнению с магией гиперборейцев наши жалкие формулы звучат как детский лепет. Главное, чтобы он не успел сдать нас судье…

— Судье? Но за что нас судить? Ведь это на нас напали!

— За попытку незаконной охоты. Ловить бесов имеют право только гиперборейцы. За то, что ты применил в городе боевую магию. За покупку запрещенной ловчей сети.

— Я не применял магию, я не колдун! Это всего лишь энергия разума, освобождать ее может научиться каждый… ох! — Рахмани снова швырнуло на стену и весьма больно ударило набитым мешком.

— Очень непросто будет объяснить это судье… Кстати, освободи немного энергии, подожги мне фитиль. Да, да, вот так, вполне достаточно. — Перевертыш запалил маленький факел, порвал зубами зашитый пакет, обмазанный салом. Внутри, в футляре, оказались цветные мелки. — Однажды мой брат видел здешнего судью. Одного из них. Говорят, что честность судьи вызывает восхищение, он во всем следует книгам законов Гиперборея, но не слишком жалует людей.

— Так судья — тоже циклоп?

— Нет, почти человек. Он из тех фоморов, которые когда-то плотно заселяли Оркнейские острова. До того, как их перебили кельты.

— Не слышал ни о тех, ни о других.

— Ты можешь держать факел повыше? — Перевертыш провел на серой стене первую ломаную линию. — Ничего странного, что ты не слышал. Фоморов перебили кельты, кельтов перебили скотты, скоттов лет триста назад перебили латины, а этих, в свою очередь, постепенно извели и прогнали бритты…

— Так ты говоришь о Зеленой улыбке?

— Насколько мне известно, на других твердях латинской империи не существовало. — Кой-Кой принялся мурлыкать песню. Казалось, что он наносит штрихи беспорядочно, спирали, прямые и ломаные линии трех цветов ложились на камень как придется.

— Что ты собираешься делать?

— Я уже делаю. Рисую.

— С чего это ты так счастлив? — не выдержал Рахмани.

— Я счастлив, что нас не швырнули сразу в котел мудрости. Они вполне могли так поступить, в котле мудрости вываривается любая вражеская магия…

— И что им помешает швырнуть нас в котел чуть позже? Разве никто не придет, хотя бы допросить меня?

Он еще раз с тоской оглядел овальную тюрьму. Звук голоса отзывался здесь противным скрипучим эхом, оно продолжало гулять по каменным изгибам, постепенно превращаясь в ядовитый шорох. Тряска ослабла, сменившись плавным покачиванием.

— Моли своих богов, чтобы у бронзовой стражи было много работы. Я уверен, сейчас они стянули все силы на кладбище, чтобы выкурить момо. Для них — что мы, что призраки момо — одинаковые нарушители спокойствия.

— Зачем нам твой рисунок? Ты убеждал меня, что магию применять нельзя, а сам…

— Я не вижу другого способа бежать. Дом Саади, помнишь, когда мы были на рынке, ты рассматривал маски из черного дерева?

— Да… и что?

— Ничего особенного. А теперь вспомни, еще раньше ты меня спрашивал, что за длинный сверток, промазанный салом, у меня в мешке? Так вот, я привез с собой холст, на нем я заранее нарисовал… что?

— «Глаз пустоты»! — охнул Саади. — Но тебя на Хибре за это могли… если бы кто-то нашел…

— Жизнь под чужой личиной — всегда риск, — посерьезнел перевертыш. — Я забрал холст с рисунком из тайника, когда ты приехал в Ереван и показал мне тайный знак. Я знал, что в Проклятом городе это может пригодиться. Хотя здесь это тоже запрещено. Запрещено все, что способно отпирать двери… Да, дом Саади, сегодня, пока ты разглядывал маски, я заглянул в ближайшие сгоревшие руины. Там, в подвале, в полной темноте, я его приклеил к потолку. Надеюсь, никому не придет в голову забраться в тот подвал…

— А теперь? Ты рисуешь другой, чтобы?

— Тссс… Дом Саади, твоя задача — охранять Зашитые губы, а сюда — не смотреть, — строго приказал перевертыш. — Пока «глаз пустоты» не готов, в него глядеть еще опаснее, чем потом…

— А зачем вы вообще их рисуете?

— А зачем вы братаетесь с огнем?

— Огонь… это символ нашего божества, он помогает нам сражаться.

— Дом Саади, когда-нибудь мы с тобой поговорим обо всем. Если выберемся отсюда… Пока я тебе скажу одно. Имя «Глаз пустоты» придумали не мы, а враги моего народа. На древнем языке пещер это звучит иначе — «тот, который заполняет собой вселенную». Тебе трудно представить, дом Саади, что для кого-то объемен не наш мир, а то, что за гранью рисунка? А наш мир, который кажется нам таким полновесным и цельным, — это всего лишь слабая тень реальности, отзвук мудрости…

Когда-то мальчикам моего племени давали в руки мелок уже в двухлетнем возрасте, но не для того, чтобы запугать пришельцев. Дети рисовали, и дети уходили туда, откуда можно выйти в любом месте… Да, именно дети, потому что взрослым труднее торить дороги в Плоских мирах. Дети уходили, тянули за собой нить, и по этим нитям путешествовали целые семьи. Это было задолго до того, как вы, называющие себя людьми, научились нырять в Янтарные каналы. Народу перевертышей не нужны были Янтарные каналы, мы владели тем, чего вам не достичь и за тысячу лет. Что стало с моими предками, кто вовремя не бежал из-под власти султанов? Многие были казнены или проданы в рабство пиратскими капитанами. Кто теперь вспомнит, как находить нити среди Плоских миров? Все забыто, после казней и избиений, после того, как мое племя рассеялось по трем твердям… Остался только страх.

Какое-то время спустя, меняя факел, Саади не выдержал и коротко взглянул на стену. Вначале он не заметил ничего особенного — хаотичное переплетение трех цветов. Кой-Кой рисовал мелками, получалось что-то вроде большого птичьего гнезда, если смотреть сверху.

Голубые, белые, зеленые линии сталкивались, закручивались в спирали, ломались и снова росли.

— Дом Саади… Дом Саади!! — От окрика приятеля охотник едва не свалился.

Оказалось, «глаз пустоты» притягивал не только взгляд. Сам того не желая, Рахмани карабкался вверх на скованных, почти негнущихся ногах. Несколько раз он сморгнул, потер виски, подергал головой, прежде чем беспорядочное вращение цветных линий снова превратилось в плоский невзрачный рисунок. Короткий факел почти не давал света, зато вызывал кашель и резь в глазах. Каменное яйцо постепенно заполнялось дымом.

— He смотри, дом Саади, пока еще рано, отвернись и держи факел…

— Почему ты залез выше меня, а мне кажется, что ты внизу?

— Город Сварга выстроен не только для людей, потому он и не выглядит как город для людей, — бормотал перевертыш, один за другим нанося на серый камень изогнутые штрихи. — Сверху тебе кажется, что он плоский, как блин. Но это лишь потому, что ты привык к плоскому. Я не был в других Проклятых городах, но туда ходили мои старшие братья. Один похож на висящий среди миров пчелиный улей… Вот почти как этот. Не плоский блин, но шар. Он висит свободно, но не внутри вулкана, как кажется тебе. Он висит сразу внутри нескольких миров. В этом и сила Гиперборея. Они умеют ладить с иным разумом.

Есть в Гиперборее город, который сворачивается. Точно пугливая улитка, затыкая своим же хвостом свой нос, и тогда путник может месяцами блуждать внутри по кругу… Есть город, где правят элементали, способные добывать для себя все насущное одной лишь силой разума. Им не нужны глина и дерево для жилищ, им не нужны скот и зерно для питания. Они умеют силой взгляда отворачивать с пути луч света и усмирять волнение на море. Говорят, что сами гиперборейцы почитают обитателей того Проклятого города, как богов, и стараются приобщиться их тайн… Почти готово. Дом Саади, теперь слушай меня очень внимательно. Бери нашу поклажу…

Кой-Кой с огрызком факела в руке пристроился сбоку, крепко ухватил парса за локоть.

— Дом Саади, как только станет светло, ты сразу закрой глаза. И не открывай их, что бы ни случилось. Возможно, тебе покажется, что кто-то трогает тебя или зовет, или угрожает… Не открывай глаза, слушай только меня, делай только то, что я говорю. Иначе мы погибнем оба.