Охота на Скунса - Страница 62
Пел Кныш хорошо, с чувством и без фальши, и голос у него оказался приятный. Когда он кончил, в камере воцарилась тишина.
— Это же вроде бы Некрасов, — заметил Савва.
— Какой еще Некрасов, скажешь тоже! — возмутился Кныш. — Разве писатель такое сочинит? Это только народу под силу. Я вот все лежал на нарах, думал: а что, если все вот такие песни хорошие, которые за душу берут, собрать и книгу сделать? А то, видишь, я что-то помню, а что-то забыл.
Зэки слушали Кныша с удивлением, потом принялись вспоминать песни, кто что помнил, а Савва лежал на своем привилегированном месте и думал совсем о другом. Откуда он знает, что это стихотворение Некрасова «Огородник», ставшее народной песней? И если помнит про это, почему же он тогда забыл все о себе самом? В камере тем временем затянули «Ваньку-ключника», но Савва почти не слушал.
Преображение несвятой троицы
Вся эта картина пронеслась перед его мысленным взором сейчас, когда он вот так же, как когда-то в тюремной камере, стоял у стены. Он уменьшил до возможного минимума излучение энергии, и его перестали замечать. Он стал мебелью, предметом обстановки.
И все это время Савва напряженно думал о том, что делать. Коренным образом изменить личность троих человек он был не способен. На это потребовалась бы целая прорва энергии и довольно много времени. Проще всего было, конечно, взять и выставить их вон, как он сделал это в прошлый раз, но тогда они вернутся снова, а Савва твердо решил сделать так, чтобы эти люди навсегда оставили Ольгу в покое. Что ж, время на размышление у него пока было, хотя и не бесконечное.
Прежде всего Савва решил повнимательнее присмотреться к троим фигурантам, а потом уже решить, что делать с каждым их них. Начал с главного, в котором, как ему казалось, имелось больше человеческого, чем в остальных.
Действительно, главный оказался образованным и неглупым, даже добрым и отзывчивым, но безнадежно запуганным. Он был не из тех, кто пойдет грудью за идею, да куда там за идею, такой вряд ли пойдет на риск просто за другого человека. Взять его на испуг и заставить делать все, что потребуется, не составляло никакого труда. Впрочем, он умел скрывать эти свои качества, иначе ему бы не выбиться в командиры даже такой небольшой группы. У него было какое-то постоянное беспокойство — крупный долг, который он рассчитывал частично погасить с «гонорара», полученного за выбитую у Ольги квартиру. Но, в принципе, он понимал, что поступает плохо, что справедливость на стороне Ольги. «Дебил» и «садист» этого не понимали. Для них Ольга и другие заказанные им люди были всего лишь «предметом труда», подобно кирпичу и цементному раствору для каменщика или земле для землекопа. Это был материал, с которым они работали, и им просто в голову не приходило «очеловечивать» его. Для «садиста» Ольга была, пожалуй, чуть более живой, потому что вызывала хотя бы ненависть и желание причинять боль. У «дебила» и этого не было.
Времени и сил у Саввы имелось ограниченное количество, и надо бы постараться отделаться по возможности наименьшими переделками. «Халтура, брат, но ничего не поделаешь», — думал Савва, но решился.
Прямо перед ним на кухонном табурете сидел «дебил», тупо уставившись в окно. Голова его была совершенно пуста, только проносились обрывки мыслей: вон ворона полетела, эх, стало этого воронья… Ему можно было внушить какую-то одну идею, дать одно-единственное желание, и оно сразу полностью завладеет его пустующей душой. Но это должно быть нечто такое, что не принесет вреда ни ему самому, ни окружающим. Чаще всего такие души отдаются пьянству или фанатическому служению какой-то одной достаточно простой идее. Может быть, правильный образ жизни, рациональное питание? Савва окинул взглядом неказистую фигуру «дебила». Тогда придется ослабить блокировку интеллекта, а то ему даже таких истин не постичь. Что ж, пусть идет, например, в ивановцы. По крайней мере хоть проживет дольше. И пусть завтра же он почувствует неотвратимую тягу уехать к какому-нибудь из проповедников здорового образа жизни в экологически чистую местность. Завтра вечером он просто купит билет и уедет, даже не вспомнив, что должен кого-то предупредить, а вернется через пару месяцев и будет заниматься уже чем-то совершенно другим.
Сделать это было нетрудно: куда легче писать на чистом листе, чем сначала чистить грязный.
«Садист» в этот миг протянул руку к фильтру «Брита» и налил себе воды.
И в пустующей голове смотревшего на него «дебила» внезапно появились неожиданные мысли: «В кране-то вода грязная, как же мы травимся каждый день… А еда тоже ведь сплошная химия, а мы едим… И еще сахар, мать сколько раз говорила — белая смерть. Мать-то права была, что в деревню уехала, чтобы воздухом чистым дышать. — И он с отвращением потянул носом. — Фу, как выхлопами воняет, надо ехать в Костяново».
Савва чуть не фыркнул: «Надо же, как попал в точку. Оказывается, у парня мать озабочена экологией. Ну теперь они заживут в этом Костянове душа в душу».
Теперь «садист». Этот был полон ненависти, желания крушить, разрушать, убивать. Личность, во многом похожая на Кныша. Месть всему миру. Стирать все это очень трудно, Савва знал по опыту. Можно лишь немного починить тонкие сферы, а потом…
Решение возникло внезапно, и хотя не показалось Савве самым лучшим, но ничего другого он не мог пока придумать. Он чуть просветлил душу «садиста», а затем трансформировал его смертельную обиду на мир и создавшего его Бога в острое чувство справедливости. Чуть-чуть подтолкнул его в эту сторону. Только с одним Савва позволил себе немного повозиться: он прибавил парню самоуважения и уверенности в себе как личности. Потому что уважение к себе есть основа уважения к другим. «Завтра ты задумаешься над тем, справедливо ли вы поступаете с Ольгой. И решишь, что нет, а потому откажешься от этого задания».
Савва не продумал всего в деталях, да он и не мог предугадать, как поведет себя завтра человек, личность которого будет существенно иной, чем сегодня. А потому не предполагал, что бывший «садист», а ныне борец за справедливость устроит настоящий разгром в кабинете Бориса Вельды.
Оставался главный. Савва чувствовал, что на двух подручных энергии ушло больше, чем он предполагал. А потому он просто убрал страх. Легче сказать, чем сделать, ведь это чувство забирается в самые неприметные углы, становясь составляющим компонентом совершенно иных чувств, начиная с жадности и кончая любовью.
Когда все было закончено, Савва снова почувствовал предательскую слабость в коленях. А ведь этих троих еще надо выгнать. Они еще только начали меняться, процесс, как говорится, уже пошел, но он только что начался, и они еще практически такие, какими пришли сюда. Поэтому не дай Бог, они столкнутся с Ольгой. Приходилось спешить.
Значит, пришло время, чтобы его наконец увидели и услышали. Савва глубоко вздохнул и сделал шаг вперед. Мужики уставились на него в изумлении. С их точки зрения, он внезапно возник на кухне, причем в буквальном смысле вышел из стены. Такое на миг заставит окаменеть любого. Этого мига Савве было достаточно.
— Все трое — встать, — сказал он. Бандиты медленно поднялись.
— Сейчас вы выходите отсюда, берете такси, едете в ресторан «Тройка», едите, пьете и сидите там до закрытия. Скорее. Это очень важно. У вас есть очень серьезный повод, который нужно отпраздновать. Завтра начинается новая жизнь. Завтра у каждого из вас начинается новая жизнь. Повернуться и идти.
Настало секундное замешательство. Все трое не мигая смотрели на Савву. Энергия ускользала, но он собрал все, что оставалось, и сказал ясно и четко:
— Завтра новая жизнь. Сегодня надо крепко выпить. Ресторан «Тройка». Идите.
Первым на этот раз дрогнул «садист», ведь с ним Савва провозился больше, чем с другими. За ним вышли «дебил» и главарь.
У Саввы не было сил даже пойти и проверить, закрыли ли они дверь. Все вокруг поплыло, но он успел опуститься на стул и привалиться к стенке, прежде чем провалился в пустоту.