Охота на птичку (СИ) - Страница 38

Кажется, я по нему скучаю. Почти мучаюсь от желания заглянуть в его невероятные зеленые глаза и ответить на самую красивую в мире улыбку. Теперь я не боюсь откровенно поговорить о нас. То ли перспектива новой работы придает мне смелости, то ли страдать и унижать себя надоело, но я готова попробовать побороться за него ‒ и себя рядом с ним.

Однако Гордиевский не приходит. Напрасно я ждала, предчувствие меня обмануло.

Дома я буквально не нахожу себе места.

Я что, больше никогда его не увижу?

Неожиданно эта мысль ранит больней, чем присутствие в его жизни Юли.

Зачем я сбежала из отеля, когда стоило перешагнуть через обиду и просто поговорить? Так делают взрослые люди, но не я. Не зря Никита назвал меня ребенком. А какому мужчине охота возиться с детьми?

К утру, как следует проревевшись в подушку, я не выдерживаю и разблокирую его номер, чтобы прочитать сообщения.

Их было пять, и они уже удалены ‒ все, кроме последнего, отправленного несколько часов назад:

«Все равно будешь со мной. Ты моя».

Судорожно читаю, снова и снова складываю эти невероятные слова. Слева направо, справа налево. Никак не могу остановиться. Внезапно щеки вспыхивают, во рту пересыхает от волнения.

Нужно ли мне что-то ответить? Это не вопрос и не предложение. Он утверждает, выдает за факт. И мне нужно либо принять его, либо оспорить. Но на этот раз я не стану спорить. Я хочу быть с ним, только с ним.

Глава 28

Соня: …буду его, несмотря ни на что

Утром меня будит звонок в дверь. Звук у него незнакомый и до ужаса противный. Он тренькает и смолкает, потом дребезжит снова, еще более настойчиво. Сначала мне хочется убить всех причастных к этому звуку. Я накрываю голову подушкой и пытаюсь отключиться. Да что ж такое?

Пожар? Землетрясение? Меня пытаются спасти?

От внезапной догадки сон как рукой снимает. В одно движение подрываюсь и бегу к входной двери.

Сонное тело не успевает подстроиться под импульсы мозга и сгруппироваться как следует. Впечатываюсь локтем в шкаф, растираю место ушиба и тут же спотыкаюсь о завернувшийся край коврика. Хорошо, что дверь деревянная, а не металлическая. Лечу вперед, бьюсь небольно, но ругаюсь громко. Если это не пожар, то я убью того, кто так настойчиво ломится в мое первое безработное и беззаботное утро.

Разъяренная не на шутку, щелкаю замком. И кто же стоит передо мной?

Никита Гордиевский, собственной персоной.

‒ Чертова одержимость, — бормочу я и крепко зажмуриваюсь. Сейчас открою глаза, а его нет. Не припоминаю, чтобы давала ему свой адрес.

Открываю глаза — нет, стоит. Красивый такой — аж дух захватывает. Только хмурый и слишком серьезный, на себя обычного не похож. Ни тебе фирменной улыбочки, ни заигрывающего взгляда. Одной рукой упирается в дверной косяк, а другой прижимает к груди коробку конфет. Смотрит выжидающе и молчит.

Щипать себя бесполезно. Я сто процентов не сплю ‒ разволновалась, думаю о том, что выгляжу мятой и лохматой, и о вещах, разбросанных по всей комнате… Во сне я не стала бы переживать об этом, там я бы кинулась ему на шею.

‒ Одна? — спрашивает Никита вместо приветствия. — Войду?

Делаю шаг назад и жестом приглашаю внутрь.

Я живу в небольшой комнате, которую предприимчивый каталонец сдает как отдельные апартаменты, потому что в нее впихнули мини-кухню с чайником и микроволновкой, и маленький санузел с тесной душевой кабиной. Всего в квартире шесть таких комнат. Их объединяет длинный коридор, поэтому я в шутку называю свой дом общагой.

Никита заходит и сразу заполняет собой все пространство. Дело не только в высоком росте. В темно-синих брюках и пиджаке поверх тонкого песочного пуловера он словно только что с обложки зимнего каталога Hugo Boss: красив и уверен в себе, заметен и значим. Его много. Существует только его запах, звуки шагов и движения. Превосходство висит в воздухе.

‒ Тебе, ‒ он протягивает красную коробочку с портретом Моцарта.

Я мгновенно узнаю ее ‒ однажды покупала такую на пересадке в Вене.

‒ Спасибо, — благодарю хриплым после сна голосом и протягиваю руку, чтобы принять подарок. ‒ Ты был в Австрии?

Он не сразу отдает коробку. Мы с двух сторон держим ее, цепляемся взглядами. Никита смотрит пристально, изучающе. Я теряюсь, бегаю глазами по его лицу. Пластыри он уже снял, но швов совсем не видно из-за отросшей щетины. Так и не побрился.

‒ Только с самолета, ‒ он, наконец, отпускает коробку и идет к кухонному уголку. Осматривается. — Кофе у тебя найдется?

‒ Растворимый в стиках, невкусный, ‒ признаюсь я и пытаюсь пригладить растрепанные волосы. Жутко стыдно за свой вид и за беспорядок в комнате. — Внизу есть хорошая кофейня, можем спуститься и выпить там. Я только умоюсь.

Никита кивает.

Если бы этот герой глянцевых обложек явился вчера, я бы ему соответствовала. Но мы катастрофически не совпадаем, нигде и ни в чем. Сегодня он разодет и только с самолета, а я ‒ в выцветшей пижаме с облупленным Микки на груди, только отодрала сонное лицо от подушки.

Быстро, насколько это возможно, привожу себя в порядок: наспех принимаю душ, чищу зубы, расчесываюсь и наношу легкий тонирующий крем. Уже через пять минут выгляжу гораздо свежее. Но из одежды у меня с собой только пижама ‒ не догадалась захватить что-то из разбросанного по комнате.

Это дилемма: выйти, обмотавшись полотенцем, или надеть старую пижаму? Разница невелика. Оба варианта никак не подходят для случая, когда за дверью ждет мужчина в дорогом костюме. Но полотенце в данной ситуации логичней — я ведь в душе была.

Представляю, как выхожу в одном полотенце и меня сковывает от ужаса. Он одет, а я почти голая, и мы в комнате, где из мебели есть только кровать и кухонный стол. Вот только не могу понять, что тревожит меня больше. То, что ему ничего не стоит меня раздеть и повалить на кровать или что это выглядит так, словно я его соблазняю?

Была-не была. Набираю полную грудь воздуха и выхожу.

Ник стоит по центру комнаты. Я надеялась, что он присел или подошел к окну, но нет — ждет строго по центру и фокус на мне. Смотрит с нескрываемым интересом. Моя мнимая решительность быстро растворяется, я скукоживаюсь и семеню к шкафу.

Стараясь не задеть его плечом, просачиваюсь мимо. Не меняя позы, он следит за моими движениями.

Открываю дверцы, замираю.

‒ Твоему сну можно позавидовать. Я минут десять звонил, не переставая.

Он ухмыляется мне в затылок.

‒ В эту дверь за три года никто ни разу не звонил, есть общая в квартиру и домофон внизу. Если честно, я думала, что звонок вообще отключен.

Я оправдываюсь, но лицом к нему повернуться не спешу, продолжаю изучать полупустой шкаф.

‒ Меня твой сосед любезно впустил, он как раз заходил. Высокий такой блондин, британец вроде, ‒ сообщает он нарочито небрежно.

‒ Не знаю такого, ‒ бурчу я в ответ. ‒ Тут две комнаты посуточно сдаются, люди постоянно меняются.

Закрываю шкаф. Кроме белья, взять в нем нечего. Боком протискиваюсь к единственному стулу, на котором свалена основная часть моего гардероба. В таком сраче ему и присесть некуда. Как же мне стыдно!

Вместо запланированных джинсов хватаю длинное трикотажное платье и разворачиваюсь в сторону ванной.

‒ Гуляла допоздна? ‒ летит мне в спину.

Торможу и резко разворачиваюсь.

‒ Нет. До самого рассвета мучилась бессонницей.

Я говорю это, дерзко вздернув подбородок. Пытаюсь выглядеть уверенно, но внутри вся дрожу. Он ведет себя так странно, словно пришел выяснять со мной отношения. Вопросы задает дурацкие и смотрит необычно. Я не знаю, как реагировать. А ведь это мне не мешало бы задать ему пару вопросов. Например, почему он ошивается вокруг меня, если его невеста дома ждет?

‒ И кто же не давал тебе спать?

В этом вопросе нет ничего особенного, если не считать, что, задавая его, он буквально прожигает меня взглядом. Долго смотрит и проникновенно. Зачаровывает.