Охота на птичку (СИ) - Страница 2

Сразу после награждения новоиспеченная вице-Мисс фурией влетает в гримерку и с порога выдает:

‒ Сукин сын! Гордиевский, мать его! Протащил все же свою тёлку! Это был мой титул, мой!

Она не рыдает и не истерит, но костяшки на ее сжатых в кулаки пальцах белеют от злости.

‒ Да хрен с ними, Даш! Ты все равно лучшая! — пытаюсь ее успокоить.

‒ Знаю, Панасоник, но в этом мире всегда побеждает тот, у кого бабла больше.

Со вздохом Дашка опускается на стул, а я прямо на пол рядом с ней. Прислоняюсь головой к ее тонкому бедру, легонько поглаживаю его и бубню себе под нос:

‒ Тупой конкурс.

‒ И все равно я победила, ‒ заявляет подруга. ‒ Поговаривают, Гордиевский и Третьякова скоро женятся, так что дальше она не пойдет. А я еще на «Мисс Вселенная» поеду, вот увидишь! ‒ она уже строит наполеоновские планы.

Ее непотопляемость поражает, мне бы такой оптимизм.

‒ Сейчас фотосессия, а потом ‒ на прием к Гордиевским. Я с Кисом поеду, а ты давай на такси, локацию я тебе сбросила.

‒ Я домой, отсыпаться. Завтра самолет.

Продолжаю сидеть на полу. Встать нет сил. От голода и усталости я почти не соображаю. Еще эти босоножки проклятые! Ни ног не чувствую, ни головы. И на месте желудка, кажется, огромная урчащая дыра зияет.

‒ Тебе нельзя пропустить этот прием! ‒ она почти визжит от возмущения. ‒ Там все сливки общества собираются. Может, и работу тебе найдем. Вечеринка закрытая, только для своих.

‒ У меня же есть работа, и живу я в Испании, если ты забыла, ‒ напоминаю с улыбкой. ‒ А еще я адски устала.

‒ Ты в своей Барселоне носишь тарелки и столы вытираешь, а здесь можешь сделать карьеру. Это же Гордиевские, строительные магнаты. А ты у нас кто? Дипломированный ландшафтный дизайнер. Не тупи, Панасоник! Это шанс! Встречаемся там через два часа, ‒ она и слышать не хочет о моей усталости. ‒ Девочки, помогите нашей Софии с образом. Платье из моих подберите, макияж, укладка… Все должно быть по высшему разряду!

Спорить с Дашей бесполезно. Сижу перед зеркалом, смотрю, как вокруг меня порхает визажистка и понимаю, что во многом она права.

Думала ли я четыре года назад, когда уезжала учиться в университет Барселоны, что буду почитать за счастье разносить кофе и вытирать столы? Такое и в страшном сне присниться не могло. У меня же талант! Мне, единственной на всем курсе, дали грант на весь период обучения. Я собиралась проектировать сады и парки в Мадриде или Париже, а по факту работаю сезонной официанткой в прибрежном ресторане. Мечты о радужном будущем летят в тартарары, я подавлена, растеряна и ужасно одинока.

Четыре года самостоятельной жизни в чужой стране заставили меня внутренне повзрослеть и научили полагаться только на себя, но временами хочется выть на луну. У мамы давно своя жизнь. Парнем я пока не обзавелась, близкими подругами в Испании ‒ тоже. И с Дашкой мы теперь общаемся все реже.

Под такие невеселые мысли происходит мое волшебное преображение. Из гримерки я выхожу с натуральным макияжем и аккуратной укладкой крупными волнами. На мне шикарное платье золотисто-бежевого цвета. Шёлковое и невесомое, с очень открытой спиной, что несколько смущает. Сверху я все же накидываю пиджак. Образ получается довольно эффектный. Жаль только, что приходится остаться в тех же неудобных босоножках.

На прощанье расцеловываю девочек из Дашкиной команды и уже ухожу, как вдруг меня догоняет наша стилистка. Буквально на ходу подводит мои губы ярко-красной помадой и благословляет:

‒ Будь сегодня Мэрилин, зажги! Пусть этот вечер будет волшебным!

Не уверена, что еще в состоянии зажигать, но искренне благодарю за пожелание.

У служебного выхода я неожиданно попадаю в огромную очередь. Заклинило входную дверь. Обитатели закулисья возмущенно галдят, кто-то кому-то звонит, ругается… Толпа стремительно растёт.

‒ Ничего! В тесноте да не в обиде, правда? ‒ пищит за спиной неприятный женский голос. Реплика выглядит неуместной и, кажется, предназначается мужчине, зажатому в очереди справа от меня. Впрочем, мне неинтересно. Сейчас я думаю только о том, как скорей выйти отсюда и что-нибудь съесть. Бургер, пиццу, салат — все равно! Вспоминаю, что в последний раз ела вчера.

‒ Открыли! ‒ радостно верещит писклявая костюмерша и толкает вперед свой чемодан с реквизитом. Колесико врезается аккурат в мой правый каблук.

Я не сразу понимаю, что падаю. Ног я уже практически не чувствую, поэтому, когда проем открывшейся двери внезапно кренится, списываю это на голодное головокружение. Падаю легко, расслаблено и прямиком в чьи-то крепкие руки. Утыкаюсь носом в твёрдое плечо, обтянутое белой рубашкой, и прикрываю глаза.

‒ Ос-то-рожно, ‒ звучит близко к уху приятный мужской голос.

Незнакомец тесно прижимает мое расслабленное тело к себе, и я сразу напрягаюсь.

‒Упс, ‒ ляпаю эти тупые три буквы, пытаясь отодвинуться и разглядеть лицо спасителя. От него приятно пахнет, и это все, что я успеваю понять за несколько секунд наших незапланированных объятий.

‒ Умеют же некоторые падать, ‒ слышу все тот же писклявый голосок.

‒ Это вместо "извините", я так понимаю? ‒ резко развернувшись, одариваю недобрым взглядом нахалку с чемоданом.

‒ Ну что ты, дорогая! Я же не специально, ‒ лепечет костюмерша.

Наконец-то очередь начинает шевелится. Бурчу «проехали» и, прихрамывая, отхожу в сторону.

Лодыжка болит, каблук шатается. Босоножки приходится снять.

Ощутив измученными ступнями прохладный мрамор, я испытываю какой-то нечеловеческий восторг. Хочется запрокинуть голову, раскинуть руки и кружиться ‒ ликовать красиво, «по-киношному». Я реально собираюсь исполнить этот танец освобождения от проклятых шпилек, но вспоминаю, что даже не поблагодарила того ловкого и чудесно пахнущего незнакомца, который помог мне не пропахать приятный мрамор лицом.

Оглядываюсь, но в фойе никого нет. Все уже вышли.

Стою и смотрю сквозь широкие, раскрытые настежь двери, как красиво на уставший от зноя город опускается теплый августовский вечер. На несколько минут забываю о мучившем меня целый день голоде, но пустой желудок напоминает о себе настойчивым урчанием.

Есть хочется страшно! До начала фуршета точно не дотяну. Надо вызвать такси и по пути заехать на Макдрайв за бургером.

‒ К сожалению, в вашем районе машин сейчас нет, ‒ извиняется третий по счету оператор. Приложения обещают доставить меня по адресу в лучшем случае через три часа, а опаздывать не хочется.

‒ Чёрт, фак, ходер, — вслух ругаясь на привычных мне языках, я выхожу на улицу и тут же врезаюсь в знакомую белую рубашку.

На этот раз не падаю. Даже ухитряюсь немного отстраниться и, задрав голову, посмотреть в лицо своему спасителю.

И что же я вижу? Боже ж ты мой!

В золотых закатных лучах передо мной стоит необыкновенно красивый парень. Нет, не так! Офигительно красивый! Просто нереально! Высокий, отлично сложенный, загорелый, с слегка вьющимися каштановыми волосами и, кажется, зелеными глазами. Чуть ниже его левого плеча красуется четкий отпечаток моей губной помады.

Я поцеловала его прямо в сердце, ‒ думаю и багровею от стыда. Как раз в цвет заката.

А он улыбается.

Господи! Как же он улыбается! Завораживающе красиво, открыто и так уверенно.

Глава 2

Никита: Мне нравится эта девочка

Смотрю на нее и не могу перестать улыбаться. Она кажется смешной и прекрасной одновременно. Босая, в тонком шелковом платье, с золотыми локонами, в которых играет заходящее солнце… Богиня, извергающая ругательства на разных языках.

‒ Всё нормально? — я с трудом сдерживаюсь, чтобы не засмеяться.

‒ О да, прекрасно! — отвечает она без тени иронии, ‒ Огромное спасибо, что не дали упасть. Каблук надломился, вот…

Богиня поднимает повыше босоножку с красной подошвой и потом вдруг начинает говорить быстро-быстро:

— Не страшно! Ерунда! Вот рубашку я вам случайно испачкала, прошу прощения. Могу исправить. У визажистов есть такие волшебные салфетки, они быстро удалят пятно. Я сбегаю, возьму? Мне так неловко…