Охота на охотников - Страница 18

- Открывай!

Каукалов открыл, мелькнула невольная мысль: "А вдруг в багажнике труп и его надо прямо сейчас, не медля ни минуты, вывозить из города? Тьфу!" Но трупа в багажнике не было. На чистом резиновом коврике лежал автомат. "Калаш", родной "калашников". Каукалов не сдержал улыбки, вопросительно глянул на старика Арнаутова, протянул руку к автомату. Арнаутов одобрительно наклонил голову, произнес сухо и бесстрастно:

- Под резиновым ковриком - второй.

Под резиновым ковриком действительно лежал второй "калашников". Если первый был уже тусклый, потертый, побывавший в деле, с царапинами на стволе и ложе, то второй автомат был совершенно новенький, ещё в смазке и в прилипших к деревянному прикладу обрывках прозрачной оберточной бумаги.

- Поезжай куда-нибудь в лес, проверь, - старик хлопнул ладонью по ребру багажника, потом нажал пальцем на кнопку замка, словно бы проверяя, защелкнулся запор или нет, - а заодно и корешку своему малоопытному покажи, что это за сало в шоколаде - автомат и с чем его едят.

- Понял, - сказал Каукалов. - Где патроны?

Старик Арнаутов, кряхтя, развернулся, подошел к железному шкафу, встроенному в кирпичную стенку - она была специально сложена с внутренней стороны дюралевого гаража, поковырялся ключом в сейфовом замке, со скрежетом открыл одну из тяжелых створок, вслепую пошарил на полке шкафа. Достал один рожок, кинул Каукалову: "Держи!" Каукалов ловко поймал рожок. За первым рожком старик достал второй, но кидать не стал - отдал прямо в руки с торжественными словами, будто награждал орденом:

- Вручаю ещё один.

- Для пристрелки двух рожков мало будет. - Каукалов подкинул в руке один рожок, потом второй.

- Хватит этого. Патроны денег стоят, - проворчал Арнаутов, - а я даю бесплатно. Но в следующий раз буду высчитывать из твоего кармана... Ясно?

"Жмот! - выругался про себя Каукалов. - На такое дело денег жалеет. От этого автомата, может, жизнь моя будет зависеть... И твое, старый пехальщик, благополучие".

- Нет так нет, - пробормотал угрюмо. - И нечего мне лекции читать!

- Пристрелять надо всего один автомат. Новый, - миролюбиво произнес старик Арнаутов, словно не замечая резкости Каукалова, - второй-то пристрелянный... Чего на него в таком разе деньги тратить, спрашивается? Он зарабатывать деньги должен - за-ра-ба-ты-вать! - по слогам, медленно повторил старик и, будто учитель, недовольный своим подопечным двоешником, гневно вскинул голову. - А не тратить!

"Ладно, скажу лысой бабели, она тебе живо репку открутит, - решил про себя Каукалов, - не может быть, чтобы ты, старый пряник, был для неё дороже, чем я. За-ра-ба-ты-вать, - передразнил он старика. - Взять бы тебя один раз на дело вместо Илюшки - живо бы в штаны наделал".

- Не слышу восторга. - Арнаутов пытливо глянул на Каукалова - видать, что-то почувствовал либо прочитал каукаловские мысли, смущенно прохрюкал что-то в кулак и снова распахнул дверцу своего тяжелого железного шкафа. Пошарил там и достал плоскую пол-литровую фляжку виски с косо приклеенной красной этикеткой, протянул Каукалову: - Держи! Когда отстреляетесь глотнете по чутку.

Все-таки иногда в старике возникало что-то положительное, способное растрогать собеседника.

Но Каукалов не растрогался, он хотел было вообще отвернуться от деда Арнаутова, но понял, что это слишком, и нехотя, медленно, нарочито медленно, протянул руку к фляжке.

- Это я от чистого сердца, - сказал старик Арнаутов, - от себя лично!

Решили ехать по Минскому шоссе, которое уже изучили, как детскую площадку перед собственным домом, когда под стол пешком ходили, - здесь им был известен каждый поворот, даже каждая отметина на асфальте. Огнедышащий "Змей Горыныч", лихо глотающий асфальт, исчез - видать, его передвинули на другое место, хотя дорожные строители, наряженные в яркие оранжевые жилетки, трудились, как и прежде, - сновали по шоссе, будто муравьи, что-то доделывали.

Осень за прошедшую неделю заполыхала вовсю, всеми красками, зеленых цветов в подмосковном лесу почти не осталось - даже ели с соснами покрылись каким-то коричневым старческим налетом, стали грустными, задумчивыми.

- Мы допустили ошибку, - качнул головой Каукалов, - что выехали на Минку, - привычка сработала. Вот черт!

- Привычка - вторая натура, - не замедлил вставить Илья.

Каукалов поморщился.

- Надо бы в сторону уйти, на Новорижское. Вот где глухих мест действительно полным-полно.

- Нет ничего проще - через Одинцово направо и дальше - обходными путями.

Так они и сделали. Через полчаса нашли глухое место в овраге, по сырому глинистому дну которого бежала мутная струйка воды. Было тихо, кругом словно бы все вымерло - ни одна птица не подавала голоса. Даже ворон и сорок, и тех не было слышно. Хотя от машины отошли всего ничего - метров двести, не больше. Каукалов забрал из багажника оба автомата.

Аронов с опаской покосился на оружие. Каукалов усмехнулся.

- Не смотри так, чтобы осечек не было. Кто знает, попадем в передрягу, и тогда у кого окажется такая вот пишущая машинка, - Каукалов приподнял один автомат, - конструкции господина Калашникова, - тот и продвинется в дамки.

- Все ясно, - Аронов вздохнул, - что ничего не ясно. Хорошая жизнь нас ожидает.

- А попасть в дамки - значит выжить. Так-то, Илюша, - назидательно проговорил Каукалов. - А теперь слушай и запоминай. Вот это предохранитель. А этой вот хреновиной ты можешь перевести автомат со стрельбы очередями на стрельбу одиночную. - Каукалов неспешно, словно инструктор на занятиях, рассказывал приятелю все, что знал про автомат Калашникова. Аронов, так и не преодолев в себе робость, некий страх перед оружием, с вытянутым лицом слушал своего друга.

Каукалов же вдруг с неясной тоской подумал о том, что как-нибудь, в самый пиковый момент, Илюшка его подведет. И останется он тогда один на один со своей судьбой... Но другого напарника у Каукалова не было. Да и потом, если он подыщет другого, Илюшку придется убирать: слишком много видел, слишком много знает... Каукалов отгонял такие мысли подальше, ругался, стискивал зубы...

Но, с другой стороны, стискивай зубы - не стискивай, а помочь ничем не поможешь: слишком уж неприспособленным оказался Илья к делу, которое ему навязал Каукалов.

Выбрав в качестве мишени сырую черную корягу, мрачно возвышающуюся над гнилостной водой ручья, Каукалов с одной короткой очереди разнес её в лохмотья. Аронов восхищенно захлопал в ладони.

- Ты - настоящий снайпер, Жека! Как в кино.

- Снайпер не снайпер, а второй разряд по стрельбе имею. Могу даже птицу с ветки снять. - Каукалов протянул автомат напарнику. - Ну-ка, попробуй. Только не дави на спусковой крючок до посинения.

Радостное восхищение на лице Аронова сменилось испугом, большие темные глаза повлажнели, губы задрожали. Каукалов помрачнел, оттянул шпенек затвора.

- Показываю ещё раз пример хорошей стрельбы, за которую в армии дают увольнение вне очереди.

Он вскинул автомат, коротко нажал на спусковой крючок, воздух задрожал от негромкого вспарывающего звука, - будто тупой нож всадился в ткань и сделал надрез, - вторая черная коряжка, расположенная метрах в тридцати от Каукалова, превратилась в ошмотья: была коряга - и не стало её.

- Понял? - спросил он Аронова.

- Понял, - ответил тот, сглотнул слюну.

- На! - Каукалов вновь протянул автомат напарнику. - Покажи класс!

Класса Илья не показал - не было навыка, он не попал ни в корягу, торчащую, словно гигантская кость, из осыпавшейся боковины оврага, ни в перевернутый березовый комель, взметнувший в воздух свои оборванные корни, будто руки, ни в глиняную голову, наподобие муравейника вспухшую на дне оврага, которую неохотно огибала вонючая говорливая вода.

Если до коряги было двадцать метров, до перевернутого комля двенадцать, то до глиняной головы всего ничего - метров семь. И все равно Аронов не попал. Каукалов даже крякнул от досады, потом, помотав в воздухе рукой, сморщился, будто на зуб ему попало что-то кислое.