Охота на минотавра(сб) - Страница 218
Длинная дорожка была выстлана деревянными шпалами, отстоявшими друг от друга ровно на аршин. Солдаты, в зимнем обмундировании маршировавшие по этой дорожке, старались при каждом шаге попадать точно на шпалу, что пока удавалось далеко не всем.
Да и сами солдаты выглядели несколько странно – сплошь малорослые, неповоротливые, узкоплечие и широкозадые. Ружья им заменяли свежевыструганные палки.
Лишь присмотревшись повнимательнее, Барков понял, что войско, упражнявшееся на плацу, поголовно состоит из баб. Исключение (нельзя сказать, чтобы весьма приятное) составлял только тщедушный и хромой командир, обряженный, как огородное пугало. Его потрепанная треуголка напоминала о приснопамятных временах императрицы Елизаветы Петровны. Шинель со споротым шитьем была наброшена прямо на исподнее. Одна нога помещалась в сапоге, а другая – в мягкой домашней туфле.
Подпрыгивая, крутясь волчком и размахивая руками, словно мусульманский дервиш, он выкрикивал строевые команды, перемежавшиеся весьма оригинальными поучениями:
– Ать-два, ать-два! Выше нос! Задом не вертеть! Ать-два, ать-два! Держать интервалы! Шеренга от шеренги на два шага! Ать-два, ать-два! Слушать барабан! Тянуть ногу! Походный шаг – аршин, и никак не меньше! Ать-два, ать-два! Подобрать пузо! Не болтать сиськами, вы не в кабаке! Ать-два, ать-два!
Потом бабье войско училось разворачиваться на марше в линию и встречать воображаемого противника в штыки.
Офицер как мог вдохновлял храбрых воительниц:
– Налетай скопом! В штыки! Ура! Бей, круши! Коли один раз и сразу сбрасывай врага со штыка! Коли другого, коли третьего! Четвертого бери в полон, коли просится! Грех понапрасну убивать! Атакуй, атакуй! Ура!
Лишь спустя примерно час барабаны умолкли и последовала долгожданная команда:
– Отбой! Ступайте по домам кашу варить. Чтоб завтра на рассвете все опять здесь были!
Бабы толпой убежали в сторону бастионов, и только тогда Барков посмел приблизиться к бравому офицеру, продолжавшему приплясывать на снегу.
– Здравия желаю, Александр Васильевич! – поздоровался гость. – Как ваши старые раны? Не ноют?
– Какое там не ноют! – фальцетом воскликнул генерал-поручик Суворов, хозяин поместья «Кобринский ключ», а также всех его окрестностей. Аж клыками рвут, как дикие звери. Особенно головушка беспокоит, которую мне турецкий янычар ятаганом задел. Два стакана водки утром натощак выпиваю, а облегчения все равно никакого нет.
– От двух облегчения не будет. Вы три попробуйте, – посоветовал Барков. – Три стакана обязательно помогут. Я только этим от мигрени и спасаюсь.
– Три невозможно. После трех я с шага сбиваюсь. – Суворов подошел поближе и внимательно всмотрелся в собеседника. – Так это ты, Ванька! Не узнал сразу, богатым будешь.
– Я и сейчас, грех жаловаться, не бедствую, – солидно молвил Барков.
– Поцеловал бы я тебя, стервеца, встречи ради, да уж больно у тебя рожа страховидная. Еще приснится потом… То ли дело я! – Суворов принял вызывающую позу, достойную скорее субретки, чем героя. – Ну прямо Аполлон! Нарцисс!
– И верно, – согласился Барков. – Где мне с вами равняться! Вон вы скольких красавиц сразу очаровали. Какие персики да бутончики! Просто устоять невозможно. Одна беда, шаг до аршина не дотягивают и на поворотах заносит.
– Это ты верно подметил, – кивнул Суворов. – Аршин-то мы как-нибудь освоим, а вот относительно поворотов… Уж больно гузно моих чудо-богатырш отягощает.
– Природа-с, – посочувствовал Барков. – Супротив нее не попрешь… А как вам вообще пришло в голову барышень под ружье поставить?
– А что тут такого! Чем баба мужика хуже? Если в штыковом бою и уступит, так в стрельбе добрую фору даст. Руки от пьянства не дрожат, глаза табачищем не замутнены. Чистоплотность опять же не в пример сильному полу. Лишнего не думай, все они исключительно добровольцы. Холостячки к тому же. При поляках здесь увеселительные заведения располагались. Кафешантаны всякие да дома свиданий. Куда певичке или потаскушке деваться? А тут верный кусок хлеба и кое-какое жалованье. Мещанки и крестьянки тоже служат. Последним впоследствии воля обещана. Один батальон уже полностью укомплектован, включая капралов и обер-офицеров… Вот только подходящее название для него никак не придумаю. Окромя похабщины, ничего в голову не приходит. – Суворов снял треуголку и пригладил свои жиденькие полуседые волосенки. – Почитай половину ума мне этот турок ятаганом выбил. Может, ты чего-либо присоветуешь?
– Ничего нет проще. Назови своих чудо-богатырш батальоном смерти.
– Почему смерти? – удивился Суворов.
– Каждый, кто увидит, до смерти обхохочется.
– Все проказничаешь, – надулся Суворов. – Ну-ну…
– Где уж мне с вами в проказах состязаться, Александр Васильевич! Я тем прославился, что однажды поэту Сумарокову в шляпу наложил. Вместо ожидаемой оды, так сказать. А вы, говорят, малую нужду перед фрунтом целой дивизии справляли. Да еще под вражеским обстрелом.
– Того не нужда телесная требовала, а тактическая необходимость, – возразил Суворов. – Я этаким способом направление ветра определял, ибо собирался смоляные бочки перед вражескими позициями зажечь. Дабы дым мешал ихним стрелкам верный прицел брать.
– И зажгли?
– Не посмел. Уж больно ветер переменчив был. А сверх того – порывист. Вполне могло дым на наши плутонги[80] погнать… И тем не менее в той виктории заслуга моего шутильника имеется. – Суворов залихватским жестом подтянул свои подштанники.
– А ведь какой сюжет! – восхитился Барков. – Так и просится на бумагу! Полководец Суворов, по тактической нужде писающий в сторону вражеского войска! Одну минуточку!
Закатив глаза, он некоторое время что-то бормотал, словно зубную боль заговаривал, а потом вдохновенно продекламировал:
Однако ожидаемой похвалы Барков не дождался.
– И ты, горемычный, стишками балуешься, – приуныл Суворов. – Вот и мой племяш Митька Хвостов туда же. Я его и на должность хорошую пристроил, и с графским титулом помог, а он все одно бумагу марает. Ну прямо болезнь какая-то!
– И в самом деле болезнь, – подтвердил Барков. – Графоманией называется. Весьма прилипчивая зараза… А скажите-ка, Александр Васильевич, без утайки: вы кроме бабьего войска еще какими-либо силами располагаете?
– Есть маленько, – скромно признался Суворов. – Батальонов пять пехоты да пара эскадронов кавалерии. Собрал потехи ради. Чем еще прикажешь на старости лет забавляться? Жаль, артиллерии пока маловато. Но добрые люди обещали дюжину полевых орудий раздобыть… А ты почему спрашиваешь?
– Собираюсь вас на войну позвать.
– С кем? – оживился Суворов.
– Да с кем угодно! Вы ведь, если случай представится, любого противника вдребезги разнесете. Хоть самого Марса.
– Повоевать мне очень даже охота, скрывать не буду. – Суворов в предчувствии новых бранных подвигов стал лихорадочно потирать руки. – Засиделся я здесь. Давно пороха не нюхал, давно смерть в глаза не видел… Давай на австрияков двинем! Зачем они под себя пол-Польши прибрали? Несправедливо! С ходу форсируем Дунай, штуромом возьмем Вену, а императором провозгласим моего приятеля принца Кобурга. Потом соединимся с французами и откроем совместный фронт против всех наших недоброжелателей вкупе – пруссаков, шведов, англичан.