Охота на канцлера - Страница 3

Раздались жидкие аплодисменты. Предстояло перейти к самому главному, чтобы заставить зрителей, замерев от восторга, устроить наезднице настоящую овацию.

Вера, спрыгнув с крупа Луизы, замерла на месте. Дождалась, пока лошадь, сделав круг, поравнялась с ней, сильным движением послала свое тело вверх и встала на седле. Потертая кожа ерзала под пятками, и Вера с трудом удержалась. Несколько секунд лошадь и всадница мчались по кругу. Потом наездница, сделав в воздухе двойное сальто, приземлилась прямо на середину маленькой арены.

Зрители захлопали энергичнее, и Вера почувствовала себя уверенней, тело снова стало податливым и эластичным. Дождавшись, когда Луиза приблизится к ней, она вновь вскочила на круп и на этот раз, набрав в легкие как можно больше воздуха, исполнила тройное сальто.

Аплодисменты переходили в овацию, и Тюренн успокоенно разжал стиснутые до синевы кулаки.

Вера трижды скользнула под брюхом у лошади, снова уселась в седло и закончила свое выступление новым тройным сальто, спрыгнув с крупа Луизы на покрытый дешевым бархатом дощатый помост арены. Она намеренно не стала группироваться, распрямив тело от шеи до кончиков носков. Сальто получилось идеальное, словно в замедленном видеоповторе.

Зрители вскочили на ноги и хлопали до боли в ладонях и звона в ушах. Вера села на лошадь и, удерживая поводья левой рукой, правой посылала воздушные поцелуи публике.

Въехав за кулисы, она без сил повалилась в заботливо подставленные руки Франсуа Тюренна. Осторожно положив Веру на подстилку из соломы, хозяин «Монплезира» побежал за «Кока-колой» и шоколадом.

Черный бронированный «мерседес» с зеленоватыми пуленепробиваемыми стеклами притормозил у невысоких железных ворот. Они проворно распахнулись, освобождая проезд. «Мерседес» не спеша покатил по узкой дорожке, посыпанной мелким белесоватым гравием, хрустевшим под упругими шинами автомобиля.

Машина остановилась у входа в небольшой изящный замок, построенный в стиле барокко. Раньше он принадлежал великим герцогам Баденским, а теперь его превратили в летнюю резиденцию немецкого канцлера.

Шофер и охранник выпрыгнули из автомобиля, сопроводив министра иностранных дел Германии Курта Шпеера до подъезда.

Пять минут спустя ворота снова распахнулись. Появился второй черный «мерседес» с министром обороны и вооружений Германии Отто фон Мольтке.

Майор Штреземан, внимательно следивший за датчиками и маленькими телеэкранами, распорядился:

— В течение двух часов на остров не должна проникнуть ни одна живая душа!

Его подчиненные немедленно защелкали многочисленными тумблерами на находящихся перед ними пультах. Низкая железная ограда, окружавшая замок, поднялась сразу на два метра. Полиция перекрыла шлагбаумами близлежащие дороги, ракетная система ПВО острова Майнау была приведена в боевую готовность, а на подернутой рябью глади озера Бадензее появились два сторожевых противолодочных катера серо-стального цвета.

На стене перед майором Штреземаном засветилась огромная электронная карта Майнау. Он взял в руки чашечку кофе и, прихлебывая мелкими глотками горячий напиток, стал внимательно следить за обстановкой.

— Прошу вас, — сказал энергичный мужчина в военной форме без знаков различия.

Отто фон Мольтке, заложив руки за спину, проследовал за ним. Они шли длинным коридором, стены которого украшал саксонский фарфор XIII века — тарелки и сырные доски. Коридор вывел их во внутренний дворик замка, год назад покрытый стеклянной крышей. Теперь здесь была оранжерея.

Среди тропических растений и цветов уже прохаживались Фишер и Шпеер. Канцлер держал в руках только что сорванную орхидею, небрежно комкая ее пальцами. Цветок распространял пьянящий аромат.

Увидев фон Мольтке, Фишер воскликнул:

— Ну вот и прекрасно, все в сборе!

Поигрывая орхидеей, он направился в обеденный зал. Шпеер и фон Мольтке, отстав от канцлера на полшага, последовали за ним.

Зал был таким огромным, что стол, накрытый на четыре персоны, казался игрушечным. Потолок покрывала голубая голландская плитка с изображением судов, дельфинов, тритонов, нереид и сцен морских сражений, вывезенная одним из великих герцогов Баденских из Роттердама.

Стены украшали портреты великих герцогов и герцогинь и гербы германских князей конца XVIII века, когда Германия была поделена на триста с лишним княжеств. Несмотря на огромные размеры зала, гербы пришлось вешать в три ряда.

Фон Мольтке и Шпеер церемонно поцеловали руку жене канцлера Эмме, вышедшей к ним в длинном вечернем платье из черного бархата. Эмма очень следила за собой, систематически занималась спортом: ходила на лыжах, ездила на велосипеде и плавала. Неделю назад она завершила курс омоложения в частной клинике недалеко от Лозанны, сделала подтяжку лица и в пятьдесят пять выглядела тридцатипятилетней.

Шпеер и фон Мольтке уселись напротив канцлера с супругой. Официант, также, как и все служащие замка, одетый в военную форму без знаков различия, подал «регенсбургеры» — короткие толстые сосиски, нафаршированные ароматическими травами. Его помощник расставил перед обедающими маленькие фарфоровые стаканчики с горчицей и хреном.

Фон Мольтке при виде сосисок поджал губы. Этот прусский аристократ не скрывал своего пренебрежения ко всему баварскому. Фишер, коренной баварец, знал это, но желая поддразнить Мольтке нарочно угощал его «регенсбургерами»…

Появилась тележка с бутылками и хрустальными бокалами, на которых сразу же заиграли лучи солнечного света, пробивавшиеся сквозь высокие стрельчатые окна.

— «Блауэр Шпэтбургундер», — объявил Фишер, бросив быстрый взгляд на бутылку, которую ловко откупоривал официант. — Из вюртенбергского винодельческого региона. Виноградник расположен на берегах Неккара. Отличное вино!

— Нет, нет! Только не красное! — резко остановил официанта фон Мольтке. — Предпочитаю белое вино.

Канцлер ехидно улыбнулся. Он продолжал дразнить министра обороны и вооружений, прекрасно зная, что тот обладал завидным аппетитом, а за годы полевых учений привык к грубой пище, не ограничивал себя и в любом спиртном. Но здесь фон Мольтке хотел показать, что ничто не может поколебать его впитанного с молоком матери презрения ко всему баварскому.

Встретившись взглядом с глазами официанта, застывшего как хорошая гончая, канцлер едва заметно кивнул. Бокал фон Мольтке тут же наполнили «Рейнрислингом».

— За Германию! — провозгласил традиционный тост Фишер.

— За Германию… в каких границах? — пожелал уточнить министр иностранных дел.

— Максимально возможных! — воскликнул канцлер, и «Блауэр Шпэтбургундер» забулькал у него в горле.

За «регенсбургером» последовал другой баварский деликатес — запеченная с миндалем рыба «фельшен», разновидность лосося. Ее выловили в Бадензее за полчаса до того, как поджарить в духовке.

«Фельшен» полагалось запивать баварским белым «Меерсбургером», однако фон Мольтке упрямо тянул свой «Рейнрислинг». Министр подносил к губам бокал в форме луковицы с обрезанным верхом. Пузырьки, поднимавшиеся на поверхность, били в нос и распространяли нежное благоухание. Насладившись им в течение нескольких секунд, фон Мольтке опрокидывал бокал.

Он почти ничего не ел. То ли баварская пища была ему в принципе противна, то ли министр не желал перебивать ее запахами изысканный аромат вина.

А официант уже расставил тарелки со «швайншаксен» — жареной свиной ножкой. Фон Мольтке для виду поковырял ее ножом, съел маленький кусочек и снова обратил все внимание на вино.

— Вы совсем ничего не едите. Не заболели ли? — озабоченно нагнулся к нему канцлер.

В глазах Фишера заплясали веселые огоньки.

— Нет. Я здоров. Но, видимо, совершил ошибку, пообедав перед тем, как приехать сюда, — сухо ответил министр.

— Тем лучше! — неожиданно воскликнул канцлер. — Это дает нам возможность, не откладывая, поговорить о делах!