Охота на джокера - Страница 8

— Рида, берегитесь! — закричал Майкл и схватился за борт.

Он видел, что избежать крушения невозможно, и единственный выход сейчас — прыгать в воду и пытаться выплыть на берег.

— Сидеть! — рявкнула Рида. — Не двигайся! Не смотри туда! Зажмурь глаза!

Сам не понимая, почему, он подчинился. В голову пришла дурацкая мысль: «От голоса Ричарда-I приседали кони. Я их понимаю.» Он почувствовал, как Рида дважды взмахнула веслами потом сложила их, и лодка понеслась прямо в пасть порогу. «Она сумасшедшая,» — понял он, но глаза не открыл и только крепче вцепился в борта. Лодка трещала, раскачивалась вокруг гудела, выла, будто живая, вода. Каждую секунду он ждал последнего удара.

А потом вдруг все кончилось. Снова было тихо. Снова они скользили по темной реке Снова горели над ними холодным огнем звезды. Он оглянулся, но страшные камни уже скрыла темнота.

Рида сидела, не шевелясь, смотрела на сложенные на коленях руки.

— Господи, Рида, вы это сделали! Вы прошли через камни! Как вам, черт возьми, это удалось?!

Она медленно покачала головой.

— Н-не знаю. Потом расскажу, — и снова взялась за весла.

Час спустя, она попросила:

— Майкл, подмените меня ненадолго.

И остаток ночи они так и плыли — меняясь через каждый час.

Звезды заметно потускнели, то и дело по кронам деревьев проносился ветер. На рассвете лес зашевелился, словно довольная, наигравшаяся кошка, и выпустил из своих когтей лодку.

Из розового тумана стали возникать поселки, а может, маленькие городки — церковь, несколько магазинов на площади, дома, окруженные садами, а кое-где огородами. Между поселками, по берегам реки тянулись темные террасы виноградников.

На улицах стали появляться первые прохожие. Они останавливались, удивленно провожая глазами путешественников.

Когда солнце выскочило наконец из-за горизонта, Рида направила лодку к берегу и с размаху крепко посадила ее на песок.

— Умираю, спать хочу, — объяснила она, — а до дома еще часа четыре. Что будем делать — подремлем прямо здесь, или пойдем проситься на ночлег?

По голосу, по ее напряженным плечам Майкл без труда прочел, что она не хочет уходить, более того — чего-то опасается.

— Ладно, остаемся, — легко согласился он, чувствуя себя эдаким лихим парнем, которому все едино — хоть спать на досках, хоть сражаться всю ночь с птицами-людоедами.

Рида соскочила на песок и, присев на корточки, принялась изучать нос лодки.

— Что-то еще случилось? — поинтересовался Майкл.

— Нет, халоймес. Ерунда. Я просто ищу следы от ударов о камни, и не нахожу.

Майкл не поленился — вылез, убедился, и, пожав плечами, отправился на корму — спать. Не с дурной же головой решать неразрешимые загадки!

Рида заснуть так и не смогла, барахталась где-то на границе, то проваливаясь неглубоко, то от самого чувства провала, просыпаясь. Наконец она сдалась, перевернулась на спину и отпустила на волю тревожащие ее мысли.

«Если Туле забыла про «плесневую осаду» и снова попыталась отвоевать космодром, значит Юзеф не слишком прочно сидит в кресле мастера.

Поэтому не стоит торопиться и всенародно объявлять о своем прибытии.

С другой стороны, когда они доберутся до дома, придется, похоже. скинуть этого рыжего симпатягу Майкла на чьи-нибудь широкие плечи (Конрада, например) а самой заняться делами.

Потому что пороги не возникают из ничего, особенно в тех местах, где их отродясь не было.

Только теперь никакого джокерства, никакой Темной Завесы.

Потому что во второй раз оттуда можно и не вернуться.»

И с этой мыслью она поплыла наконец к темному берегу сна без сновидений.

Впервые Рида поняла, что любит Клода, когда ее (двенадцати лет отроду) отправили «приобретать лоск» в колледж для юных леди. Было это в одном из крупнейших «закрытых» городов Туле, под куполом Лоренца.

Считалось, что она получает образование почти на самой земле, хотя верней было бы сказать: «под землей»

Город был весьма благоустроенный, с парками, городками аттракционов, бассейнами, видеотеатрами, но Риде он казался сущим адом.

Ее вырвали из милого сердцу заколдованного мира и засунули сюда. Ни в здешних предметах, ни в людях, она не видела ни капли жизни — сплошной эрзац и ощущение жеваной бумаги во рту. (Потом, когда она попала на Землю, все повторилось.)

Ни отец, ни мать в колледже не появлялись, им вполне хватало каникул. Рида в глубине души была этому рада. При них она могла разреветься, напугать всех вокруг, а помочь ей они все равно не смогли бы. Только Клод знал, как с ней надо говорить. Только его визиты и посылки помогли ей тогда выжить.

— Я не знаю, как доживу до каникул, — жаловалась она Клоду. — У меня все время все внутри болит, словно перекрученное. Я тут сама как мертвая.

— Эй, подожди, не все сразу! — говорил он и трепал ее по волосам. — У мертвых внутри не болит. Ты уж выбирай. Или — или.

— Ну, может я живая, а с другой стороны немножко мертвая, как Прозерпина.

— Вот это уже лучше. Идея интересная. Я тебе, Прозерпина пяток книжек подберу на эту тему, чтоб ты не грустила, а если и грустила, так с толком. Кстати, скоро твой день рождения, если я не ошибаюсь. Не придумала еще, что тебе подарить?

И тогда Рида сделала единственную попытку внести ясность в их отношения.

— Если ты ответишь на один вопрос, то никакого другого подарка мне не надо.

— Вот как? Совсем интересно. Давай, спрашивай.

— Ты случайно не мой отец?

Клод усмехнулся.

— Совсем случайно?

Потом замолчал.

— А ты хотела бы? — спросил он, наконец.

— Да.

— Тогда, давай, для нас с тобой это будет так, а больше никому знать не обязательно. Договорились?

Она согласилась.

А потом она стала джокером.

Дреймурцы сохранили земные минуты и часы, только этих часов в дреймурских сутках насчитывалось без малого тридцать восемь. Для Риды, когда она прилетела на Землю, время вдруг сжалось и полетело с сумасшедшей скоростью. И только выучка мастера иллюзий помогла ей тогда справится с непрерывным головокружением.

Для Майкла же, наоборот, утро растягивалось, вытягивались в нить облака над горизонтом, земля изгибалась пологими холмами, медленно вращались на излучинах берега реки. Впервые, с того дня, когда он стал айсом, время и пространство прекратили бешеную скачку вокруг него, незаметно улетучилось ощущение, что «жизнь — это когда идешь по канату, все остальное — ожидание жизни». Короче говоря, эта планета и эта женщина, похоже, вознамерились превратить его в примитивного обывателя.

Когда к полудню долгого дня на горизонте возник город-сказка — белая крепость на острове, подъемный мост, мощеные брусчаткой улицы, по которым стучали колесами экипажи, черепичные крыши, огромный парк — Майкл не удивился. Чего-то вроде такого Диснейленда он и ожидал.

— Аргенти-сити, столица Аржента, — объяснила Рида, направляя лодку под мост.

Город, как это и полагалось в древние времена, располагался в месте слияния двух рек.

— А крепость — памятник героям основателям?

Рида рассмеялась, откидывая челку со лба.

— Ее построили четыре года назад, для музея и картинной галереи. Может, это смотрится немного провинциально, но я, признаться, до сих пор горжусь…

— Чем гордитесь?

Она промычала что-то неопределенное, пытаясь подладиться к течению большой реки, а когда ей это удалось, сообщила с серьезно-невинным видом:

— Горжусь собой, и своей родиной.

Майкл принял к сведению и эту шараду. Не надо мешать событиям сгущаться вокруг.

Рида с утра задавалась вопросом: что изменилось в ее госте? И, наконец, поняла: он снял очки. Мысленно она захихикала и потерла руки от удовольствия. Эвристик оправился от культурного шока и был сейчас как флюгерок — нос по ветру. «Я же знала, что они у него для понта!» — подумала Рида.