Охота на джокера - Страница 20
Рида снова взяла в руки мятый, истончившийся на сгибах листок. Чтобы хоть как-то продвинуть расследование, она взялась разбирать бумаги в столах Конрада и Юзефа и мгновенно оказалась во власти ушедшего времени.
Вот еще один кусочек прошлого, из самых хрупких, живых глубин, нелепый, неуклюжий, который могли видеть только родные глаза.
Короткие строчки. Узкие с сильным наклоном буквы — почерк Конрада.
Иногда, когда ей нужно было привести свои мысли в порядок, она звала Конрада, они вдвоем забирались поглубже в лес и разжигали огромный костер. Рида глядела в огонь, слушала ночь и набиралась сил.
Похоже, вдохновение настигло Конрада после одного из подобных походов.
И ниже — детским корявым почерком Пикколо:
Мальчишки!
Дреймур — планета детей?
Она вернулась в свою детскую и нашла все игрушки разбросанными и разломанными?
И теперь, чтобы поправить дело, нужно просто удачно сыграть в детектив?
Каждый человек живет внутри своих иллюзий, и лишь мастера, создавая иллюзии для других, сами на обман не поддаются.
Так учил ее Клод.
Но теперь она больше не мастер и должна на ощупь пробираться среди своих и чужих обманов.
Это и значит «научиться быть человеком»?
В дверь постучали.
— Йонгфру Рида, здесь пришел меестер[16] доктор из монастыря. Вы будете с ним говорить?
— Конечно. Я сейчас же спускаюсь. И, пожалуйста, пригласите мейнхеера Граве.
Как следовало из досье, слуга, обнаруживший тело, поспешил уволиться из Дома Ламме. Остальные поторопились как можно больше забыть. Так что этот доктор мог оказаться единственным серьезным свидетелем.
Следователи с ним не разговаривали. Они ограничились лишь составленным его рукой «Свидетельством о смерти». Рида узнала всегдашнюю осторожность Баязида. Он ничего не понимал в делах джокеров и не хотел подставляться.
Беседа долго не клеилась. Отец Андрей успел провести просветительную работу и врач поджимал губы, боясь выронить лишнее слово. Майкл тоже почему-то молчал и вопросы задавала Рида.
— Вы осматривали тело мейнхеера Бринкера?
— Совершено верно.
— Кто вас пригласил?
— Мейнхеер ван Хольп, управляющий.
— Расскажите, пожалуйста, подробно: где лежал труп, в какой позе?
— Видите ли, на кровать тело поместили уже слуги. Они же придали ему э… соответствующую позу.
Рида увидела, как дернулся подбородок Майкла. Похоже, он мысленно чертыхнулся.
— И в комнате тоже навели порядок?
— Не знаю, но особого беспорядка я не заметил.
— Вы определили время смерти?
— Очень приблизительно, разумеется. Час я уже не помню, прошло более шести месяцев, но, кажется, смерть наступила незадолго до рассвета.
— Вам удалось установить причину смерти?
— Нет.
— Были какие-нибудь признаки насильственной смерти?
— Что вы имеете в виду?
— Ссадины, царапины, ушибы?
— Нет. Но это не позволяет ни о чем судить. Он мог умереть от отравления алкоголем, и я также не нашел бы никаких следов.
— Почему вы решили не проводить вскрытие?
— Мне запретил это господин управляющий.
— От чьего имени?
— От вашего, йонгфру Ларсен.
— Простите, но вам не кажется, что в такой ситуации вы должны были настоять на своем, даже если бы вскрытие запретила я лично?
После затянувшейся паузы доктор сказал:
— Дело в том что… Учитывая обстоятельства, при которых погиб мейнхеер Юзеф, я не счел себя достаточно компетентным.
— О каких обстоятельствах вы говорите?
— О вмешательстве э… иных сил.
— Кто вам рассказал об этих обстоятельствах?
— Право, не помню. Кто-то из слуг.
«Отец Андрей», — подумала Рида, но Майкл бросил в ее сторону быстрый взгляд и она смолчала.
— Может быть, вы помните, как был одет мейнхеер Юзеф?
— Я могу ошибиться. Не забывайте, это было довольно давно. Коричневая куртка, голубая рубашка, брюки, кроссовки. Ничего необычного.
— А в карманах не было ничего примечательного? Или, может быть, что-то упало за подкладку?
— Нет, ничего. Разве что… И куртка и брюки со спины были испачканы.
— Чем?
— Просто пылью. Не кровью, не землей. Да, вот еще, куртка была чуть-чуть порвана. По шву у ворота и там, где вшиты рукава.
— Словно тело тащили по полу?
— Да. Пожалуй, да.
Рида вздохнула с облегчением.
— Ну, это уже кое-что. Большое вам спасибо. А что касается самого трупа, ничего не показалось вам странным?
Врач мужественно попытался припомнить еще что-нибудь.
— Показалось. Это мелочь, но… Зрачки. Они были разного диаметра. Правый на два-три миллиметра больше.
«Свихнулся от усердия», — подумала Рида.
— И о чем это может говорить?
— О внутричерепной гематоме. Но, повторяю, никаких следов травмы, даже малейших ссадин на голове не было. Я смотрел очень тщательно. Да и смерть в таком случае наступает обычно через несколько часов.
— Я читала, что такое случается, скажем, при инсульте.
Доктор снисходительно улыбнулся:
— О, конечно, да. Но инсульт в таком возрасте? Это невозможно.
— Отравление?
— Да, многие яды действуют на мышцу, сужающую зрачок. Но на оба глаза одинаково. Или это какой-то неизвестный мне яд. Но даже в этом случае — не могу себе представить.
— Аневризма? — впервые подал голос Майкл.
Врач взглянул на него с благодарностью.
— Вы считаете? Да, конечно. Врожденная аневризма сосудов головного мозга. Это действительно может многое объяснить. В момент напряжения, физического или нервного, она разрывается и — картина кровоизлияния в мозг. Конечно. Скажите пожалуйста, — он повернулся к Риде, — мейнхеер Юзеф не страдал головными болями?
Когда они остались вдвоем, Майкл спросил:
— Рида, а от чего, собственно говоря, умирают за темной завесой?
Рида покусала палец, собираясь с мыслями.
— Хороший вопрос. Видите ли, Майкл, в том мире обычная материя как бы не существует. То есть, разумеется, никуда она не девается, просто становится неощутимой для наших глаз, ушей, пальцев.
(«Институт благородных девиц», — подумал Майкл.)
— Чтобы увидеть что-нибудь за Темной Завесой, — продолжала Рида, игнорируя его скептическую ухмылку, — надо захотеть это увидеть. И не просто захотеть, а думать об этом непрерывно, отбросив прочие мысли. А чтобы двигаться там, нужно постоянно держать в уме свою цель. Понимаете?
— Понимаю. Продолжайте.
— А все, что вы чувствуете, напротив, обладает там весьма ощутимой реальностью, независимой от вашей воли и желаний. И если джокер не умеет контролировать свои эмоции, они каскадно усиливаются и убивают его. Чаще всего умирают от страха, но убить может и гнев, и отвращение, и даже радость. Это первое, чему учится джокер: помнить свою цель и правильно использовать страх. Он должен быть лишь сигналом опасности, не больше.
— Но каждому когда-то не хватает выучки? Он сталкивается с чем-то таким, от чего его подкорка выходит из под контроля?
— Совершенно верно. Это, видимо, случилось и с Юзефом.
— Значит, вы были правы, когда говорили о естественной смерти?