Ох, охота! - Страница 3

И об этом надо бы помнить тем «защитникам» природы, которые, ковыряя вилкой котлету, разглагольствуют о «преступной» сущности охоты на диких животных и ратуют за полное ее запрещение. В Западной Европе, где в Средние века родилась и выросла самая негуманная, парфорсная охота, когда животных затравливали сворами собак, уже близок тот час, когда птиц и зверей наконец-то оставят в покое. Тем паче их осталось совсем мало. Но во что же тогда, в какую форму перелить потребность в охоте? Каким образом получить адреналин, которого, судя по СМИ, вечно не хватает? Ездить на сафари в Африку, в Россию?

В наш «гуманный» век нравы по отношению к Средним векам несколько изменились, поскольку и правда выпускать на поле по 15–20 смычек гончих (смычка — пара разнополых собак) как-то нехорошо, даже если ты король или президент. Нынешние вельможи заводят не псарни, а покупают футбольные клубы с футболистами, пестуют их, разводят, воруют, переманивают и больше покупают их, как некогда собак. Ходовой товар также хоккеисты, боксеры, борцы или просто женщины легкого поведения. Однако адреналина все равно не хватает, и вот уже в умах зреет, а вернее, навязчиво внедряется новый объект охоты — человек.

С. Иванов. Звероловы Древней Руси

Лицензий еще не продают, так что пока на HOMO SAPIENS можно поохотиться в компьютерной игре «Мэнхант» (Manhunt), посмотреть в кино, как об этом мечтают американцы, почитать в книгах и представить, как бы это было у нас (у А. Бушкова в «Охоте на Пиранью») или в телесериале «Кодекс чести-2» по сценарию Д. Карышева. Авторы дружно передирают друг у друга сюжет, но на это никто не обращает внимания — объект охоты настолько оригинален, что есть над чем поразмыслить, и тут, как говорят, повторение мать учения. Ко всему прочему животных мало, а людей развелось много и жизнь человеческая упала в цене. Под колесами автомобилей гибнут сотни тысяч, так неужели нельзя отстрелять несколько десятков по специальным разрешениям? Например, тех, кому нужна эвтаназия? Уголовников? Людей, одержимых суицидом? В обществе потребления всегда чего-нибудь хочется эдакого, например человечинки. Дай Бог, чтоб я оказался не прав.

Охота, это древнейшее занятие сейчас в большей степени приобрело дорогой вид спорта, развлечение для состоятельных людей, однако во многих регионах страны, особенно на Севере и в Сибири, в ее отдаленных, традиционно промысловых районах охота, рыбная ловля и сбор дикорастущих растений по-прежнему являются основным видом добывания средств к существованию. Там просто другой работы нет, тем паче что закрылись предприятия, разъезжаются северные поселки и вообще оголяется пространство, с такими трудами освоенное нашими предками. Охота для оставшихся — это сейчас спасение от полной нищеты. Что далеко ходить? В начале девяностых, когда закрылись все издательства, а деньги обесценились, я спасался в буквальном смысле от голода и помогал ближним практически одной охотой. Благо, что в те времена начальником охотуправления Вологодской области работал Валерий Дмитриевич Солдатенков, который сидел на «хлебном» месте и мог бы озолотиться, но всю жизнь оставался бессребреником, поскольку не начальству угождал и не новым русским, а подкармливал таких же, как я, тем, что давал лицензии на отстрел медведей и лосей.

И еще тогда появилась мысль, что наши российские охотничьи угодья со зверем и птицей это самовосполняемый стратегический запас, доступ к которому имеет каждый живущий на этих просторах. Когда уже ничего нет, кормить начинает лес. Так во время войны, когда все здоровые мужики были на фронте, а часто случался неурожай или картошка к середине зимы сгнивала, деревня спасалась медвежатиной. В то время на косолапого лицензий не требовалось, это за лося могли и в тюрьму посадить, потому мой отец, еще будучи подростком, караулил зверя на колхозных овсах или искал берлоги по осени, когда белковал, и берег их до зимы. Берлога со зверем — это что твоя кладовая! Понадобилось — пришел и взял, а нет, так и пусть себе лежит, не испортится.

В. Перов. Охотники на привале

Когда отец отстреливал медведя на берлоге (в одиночку, с одностволкой!), бабы и пацаны впрягались в конские сани (лошадь к зверю было не подвести), ехали в лес, грузили добычу и везли в деревню. А там снимали с него шкуру, причем ее сразу же выскребали, чтоб и жиринки не пропало, мясо делили на всех и таким образом поднимали военных ребятишек. И что любопытно, именно добыча и ее дележ превращали колхозников в настоящую общину, основанную на совести и справедливости. Например, долю увеличивали, если в семье был парень призывного возраста — хоть немного откормить следовало перед фронтом. Болящим давали внутренний жир, желчь, лапы, когти — это ведь не зверя добывали, а целую аптеку!

Уже в наше время есть много охотников, живущих в сельской местности, — в основном это пожилые люди, которые достаточно просто и надежно пополняют свой мясной рацион добычей легко восполнимого зверя — зайца. Не нужно ни лицензий, ни путевок, только гончака, ружье да опыт. И ходить далеко не нужно — несколько километров от деревни. За две-три недели, по чернотропу и первому снегу, зайчатники обеспечивают себя на всю зиму да еще детям в город посылают. И жалуются только, шкурки приходится выбрасывать, не принимают…

Мне кажется, в нашей стране с ее историческим укладом живущих с лова, к природным «запасам» включая дикорастущие, и следует относиться как к общедоступному стратегическому запасу. Русский человек, в жилах которого течет ловчая кровь, всегда способен воспользоваться им, и по неписаным законам никогда не станет злоупотреблять своей возможностью. Когда его положение таково, что он может прокормиться, например, за счет своего хозяйства и заработка, будьте уверены, человек не пойдет в лес и не станет стрелять все, что шевелится. Другое дело, дабы утешить свою пламенную охотничью страсть, сходит раз-другой и успокоится.

Большинство охотников превращаются в ловцов (добыча ради пропитания), а то и браконьеров, в большей степени по экономическим причинам. Благополучный и сытый человек, если дружит с головой, вряд ли отправится в лес, чтобы безжалостно истреблять дичь; для него важен процесс, а более охотничья компания, с которой можно отдохнуть на природе, поговорить, выпить, помечтать. Короче, реализовать свою генетическую природу «живущего с лова». Посмотрите, много ли добычи на знаменитой картине «Охотники на привале»? А сколько страсти, любопытства, чувств! За всю свою жизнь, всегда связанную с охотой, я перевидал многие сотни ловцов и браконьеров самого разного пошиба. Однако ни разу не встречал таких, кто бы в самом деле нажился и разбогател от охотничьего, пусть даже браконьерского, промысла. Например, никогда и нигде не видел, чтобы продавали не честно добытую дичь. От чистого сердца могут отвалить даже заднюю лосиную ляжку, но чтобы взять за это деньги?… Несколько раз мне приходилось самому покупать «левые» шкурки ондатр на шапку, соболя на женский воротник, но, во-первых, все это продавалось очень дешево, во-вторых, промысловики, что таким образом спускали пушнину «налево», делали это от отчаяния, поскольку заготовительные организации их постоянно обманывали, вдвое, а то и втрое занижая цену. Я же помню, как отец чуть не плакал, когда добытые за зимний сезон полтора десятка соболей и полсотни норок у него принимали за четверть цены, обещая, что потом, когда-нибудь сделают доплату.

Ружье и весло впрямь хреновое ремесло: прокормиться можно, разжиться — никогда…

Штатные охотники, всю жизнь занимающиеся пушным промыслом, разбирались в качествах шкурок лучше, чем какой-нибудь сельповский, райпотребсоюзовский или даже зверпромхозовский заготовитель. Попросту ни один настоящий охотник никогда не станет добывать «не вышедшего» зверька. «Зачем портить?» — обычно говорят они, и прежде, чем начать отстрел или отлов, несколько раз сделают пробный, посмотрят, и если, к примеру, у белки подполь (чернота под мездрой) остается лишь на задних лапках, можно подождать день-два и смело начинать.