Огромный черный корабль - Страница 4

Мост снова стал транспортабельным и контейнер, вдвинулся в пазы на крыше инженерной машины. Браст развернул транспортер на месте и тяжелые гусеницы, подымая тонны донного ила, поползли к темному пологому берегу, ясно различимому даже без инфракрасной техники в виде четкой полосы.

– Хлопни меня по голове Мятая луна! – шмыгнув носом, произнес Пексман, – темно словно в гробнице и свет нельзя включать. Может, я хочу взглянуть на свою Магди перед этим погружением в ад.

Браст промолчал. Было слышно как Пексман снова зашелестел одеждой, доставая «соплесос».

– Проклятый климат, – пробормотал он, словно хотел извиниться, затем смачно высморкался помогая медицинской машинке, утерся платком, и блаженно откинулся в кресле.

Красно-желтое пятно впереди приобрело очертания газораспылителя. Браст отвернул в сторону и гусеницы, со скрежетом, вынесли мостоукладчик на берег, наполовину погрузившись в борозды оставленные передними машинами. Танк перевалил через поваленное тысячелетнее дерево, одним своим весом превратив его прессованные опилки и погрузился в заросли высоченных папоротников. В перископе заднего вида Браст успел заметить, как из башни газораспылителя ударила шипящая струя воды.

Через некоторое время ничто на берегу не говорило о том, что здесь произошла высадка особого механизированного отряда.

Радлиф Тоу волновался. Внешне это было ничем не выражено, для всех окружающих, особенно для соучастников их тайной организации, он представлялся непоколебимым скальным монолитом, посреди бушующей вокруг песчаной бури, бушующей много дней, месяцев, а может и циклолетий, бури желающей сломать, перелопатить его в пыль. Они называли его Стариком, мало кто из них видел его лично, но имя его было известно многим и многим. Для тех из них, кто его никогда не встречал, он вообще был легендой. Однако для внешнего, ничего не ведающего о его тайной жизни наблюдателя, он являл собой образ примерного потребителя. У него была только одна странность, он жил вместе со своей дочерью, правда те кто не знал этого точно считали ее малолетней любовницей и для них он становился вообще идеально нормален.

Сегодня он ждал связного. В принципе он ждал его со вчерашнего вечера, он так и не смог ночью задремать. Всю длинную ночь он ходил из угла в угол и так и не сумел заставить себя чем-то заняться, он просто убил время. Какими длинными теперь стали ночи, небывало длинными. Обычно или та или другая звезда сияли в небесах: гигант Эрр, конечно, не давал ощущение полноценного дня, так, скользкие розовые сумерки, однако все же не тьма. Было особо обидно не спать добросовестно эти благостные месяцы пока оба светила находились в одном ракурсе.

Всю ночь он посматривал на приоткрытый ящик тумбы в углу кабинета. Один раз, он даже достал оттуда прибор. К этой заразе – психоменитометру он пристрастился давно. Тогда они даже были не такие совершенные. Случилось это после тюрьмы, маленького лагеря смерти Завеса-3 под городом Эльбломг. Его смогли оттуда вытащить, пришлось делать пластическую операцию, маскировать внешность, чтобы снова вписаться в общество обывателей без риска быть возвращенным назад. И сейчас, он знал это доподлинно, у «патриотов» хранилось его не закрытое досье. Именно после того случая, он вынужден был стать навсегда лысым. Впрочем, давно привык. И также тогда, возвращая его к нормальной жизни, после месяцев пыток, доктора вынуждены были прибегнуть к элекро-наркотику – психоменитометру, восстанавливая нормальную мозговую активность, ликвидируя кошмары. Потом, со временем, все это вмешательство требовалось все реже и реже, но наркотик, он и есть наркотик, какой бы природы он ни был – создалось привыкание. Он не знал всей природы происходящих в мозгу процессов, но кто их, в принципе, знает? То ли нейроны без периодического стимулирования прекращали общаться между собой, то ли мозг разучился (совершенно позабыл, как это делается) вырабатывать медиаторы – вещества необходимые для образования новых информационных связей, главным теперь было то, что Радлиф Тоу, таково было его теперешнее имя, вынужден был прибегать к психоменитометру вновь и вновь. Это могло кончиться только одним – полной зависимостью, когда мозг функционирует лишь подключенный к прибору, стоит оборвать эту связь, и наступает помешательство, навсегда. Это было одно из немногих вещей в жизни, которых боялся несгибаемый Старик.

Ночью он выдержал, не натянул на голову эту дьявольскую сеть. Но уже светало, а ожидаемого посланца с информацией не предвиделось. Возможно, они потеряли еще одного человека, и, вполне может быть, сейчас, его уже обрабатывает «патриотическая полиция». Радлиф Тоу не мог об этом думать. Он открыл ящик.

Когда зазвонил дверной звонок, Радлиф Тоу находился в некоем пространстве, доступном только его воображению. Какие-то сложнейшие фигуры переплетались в узлы, и каждая сама по себе и тем более вместе (он знал это) представляла собой умопомрачительно доступную его разуму формулу. Это была стадия эйфории, как у курильщика при первой затяжке после долгого воздержания, только выражена она была много ярче и очень специфически, все-таки происходило прямое воздействие на мозг, без промежуточных этапов – чувств.

Мелодичный звон вновь разнесся по просторной комнате и замолк, поглощенный обитыми звуко-поглотителем стенами. Загорелся красный плафон на стене. Радлиф Тоу заставил себя приподнять веки, он все еще ритмично покачивал головой в соответствии с некоей слышимой только ему музыкой сфер.

– Маарми, – позвал он дочь, – сделай милость – открой.

Но, она была уже в комнате, высокая красавица в ниспадающей ниже колен тунике, так похожая на мать, которую она не помнит.

– Прибыл Лумис, папа. А ты опять, я вижу, нацепил на голову эту мерзость? Я когда-нибудь ее уничтожу. Сколько раз я тебя просила, держаться. Если тебе плохо, ты что не мог меня позвать, я сплю чутко. Поговорили бы о чем-нибудь, отвлеклись, – она неслышно (ступни утонули в рыжей шкуре меразодонта, крупного хищника, вымершего уже при жизни Старика) приблизилась к креслу похожему на полусферу.

– Все, все, дорогая, – он поднялся, – уже снимаю.

«Ой, молодость, что она может понимать?» – поворчал он про себя. Она уже помогала ему укладывать, стаскивать с черепа провода.

– Маарми, ты же знаешь, мне это необходимо, чтобы восстановить душевное равновесие, иначе я не могу работать.

– Брось, это нужно, но не в таких дозах, – она подбросила пучок проводов.

Снова раздался звонок.

– Все, успокойся. Иди, открой наконец, нельзя же держать гостя за дверью.

Когда Лумис шагнул в комнату, следы наркомании были тщательно убраны.

– Пусть солнцеликие боги будут благосклонны к хозяину дома! – гость поднял растопыренную ладонь над головой.

– Входи, и да будешь ты счастлив в нем, – хрипло произнес Старик и улыбнулся обнажив, вставные зубы из кости желтого пермалогуса. – Я всегда рад тебе Лумис, присаживайся.

Он указал на пустое пространство перед собой. Лумис опустился на шкуру меразодонта и поставил перед собой полосатый чемоданчик.

– Ты немного запоздал?

– Да, были проблемы. Но, слава Эрр, обошлось. Я принес все данные о бароне.

Старик жестом остановил его.

– Маарми! Приготовь гостю крепкий крапс, ведь он прибыл издалека.

Девушка, наклонив голову, вышла. Люк моментально задвинулся.

– Дочь у Вас, совсем взрослая стала, давно я ее не видел.

– Ты прав, Лумис, но можешь не любезничать со мной, я тебе ни какой-нибудь имперский чиновник, которому нужно угождать. Я представляю, как ты устал, но давай решим проблемы. Я слушаю.

– Я принес все данные о бароне Гуррара и точный график его передвижения, по стране, ну и, разумеется, текущую информацию.

– Прекрасно, – хозяин протянул тонкую, костистую руку.

Лумис быстро прислонил указательный и большой пальцы левой руки к двум круглым окошкам на чемодане: саквояж моментально распался напополам. Из одной половины Лумис достал кипу шифрованных хронопластин и передал их Старику.