Огонь, Вода и Медные Порталы (СИ) - Страница 37

— Настюш, поезжай, купи всё, что тебе нужно, — протягивая девушке кожаный кошель, умоляющим тоном произнёс Олег. — Я с тобой поехать не могу, дела не ждут. Да и в ваших бабских штуках ничего не смыслю, только обузой буду.

— Ну, можно я сначала умоюсь и поем? — улыбнулась Настя. — И благодарю за помощь!

Торговые ряды, расположенные вдоль пристани, впечатляли размахом построек и разнообразием товаров. Здесь были и полные зерна амбары, и погреба с запечатанными в бочонки разносолами, и рыбные лавки, и мясные скамьи. Скобяные и костяные прилавки перемежались с посудными лавками и шалашами с пряниками, пирожками, кренделями, калачами и баранками, вокруг которых охотно толпился простой народ. В одном из крайних рядов продавались живые животные. Затем шли ряды с оружием, седлами, серебром, кольчугами. Шапочный, сапожный, свечной, коробейный, соляной, медовый, восчаный, суконный ряды.

— Здесь и правда легко заблудиться, — обернулась к своему сопровождающему Настя, отыскав ряд с женской одеждой. Пошла вдоль ряда, не спеша разглядывая длинные рубахи, поневы, сарафаны, душегреи, кокошники, время от времени интересуясь ценами у продавцов.

Продавцы обещали торг и всячески зазывали покупательниц примерить понравившийся товар.

У одной из палаток Настя, приятно удивлённая ценой, решилась примерить приглянувшийся сарафан, все же опасаясь, что он будет ей слишком широк.

— Так жена у меня — мастерица! — сообщил ей торговец. — Враз на тебя подгонит, еще краше сядет.

И в следующий час заботливыми женскими руками на Настю было перемеряно почти все, что продавалось в палатке. Вышла из лавки Настя с тремя простыми, хорошо сшитыми сарафанами, умело подогнанными по её стройной фигурке, шестью рубашками, двумя кокошниками и несколькими мотками лент.

Митька, ожидавший Настю у входа, подхватил покупки и сложил в приобретенный по пути, небольшой сундук. Настя светилась от радости, что вопрос одежды больше не стоит так остро.

— Ну что, домой? — спросил возница молодых людей.

— В обувной ряд, — хитро улыбнулась ему Настя.

— Ты чего это тут учинила, Любогнева? — Лукерья оглядела беспорядок на столе в своей горнице. — Все банки с полки поснимала. На кой они тебе? Искала чего?

Любогнева отвлеклась от созерцания через открытое окно скачущих по ветке птичек и обронила, прикрыв ладонью рот и зевнув:

— Настойку успокоительную смотрела. Уснуть не могла вчера. Разволновалась, что ты не рада взять меня вместо Настьки княжича нянчить.

Лукерья вздохнула, переставляя обратно на полку банки по своему разумению:

— Говорила уж тебе. Не могу, не проси, Любогнева, не могу! — досадливо поправила платок. — А настойка сон-травы-то вот, возьми, — подала Любогневе банку, повязанную холщовой тряпицей. — Али вот, валерьяны корень — знатная настойка.

— Ты бы хоть тряпочки на них повесила, как различаешь-то? — брезгливо осмотрев банку, скривилась племянница. — Напоишь еще невесть чем, — с сомнением понюхав настойку, Любогнева всё же сделала небольшой глоток.

— Не мели чушь! — отмахнулась тётка. — Нешто я не помню, в какую крынку чего наливала?! Вот, еще прошлогодний мухомор стоит, — потрясая банкой, запечатанной серой глиной поверх холщовой тряпицы, — как свежий! Хоть ешь! Хорошо настоялся! Я им подоконник от мух мазала — все подохли!

Любогнева подняла удивлённо брови и с интересом посмотрела на банку.

Из открытого окна донеслись грохот въехавшей во двор брички и покрикивания возницы.

— Пойду, прогуляюсь, — томно поднялась со скамьи Любогнева и направилась в сторону двери.

— Далеко ли? — изумлённо поинтересовалась тётка.

— Да по двору пройду! — возмущенно обернулась Любогнева. — Что ж мне теперь, сидьмя сидеть в твоей клетушке? И не выйти никуда?

— Да отчего же?! Не сиди сидьмя, делом займись! — призвала к порядку ленивую кровинушку Лукерья. — Вяжи, али вышивай. Вон у меня тюк шерсти нечесаный. Разбери да прясть садись. Зима-то не за горами!

Любогнева сузила злобные глаза и скрипнула на тётку зубами:

— Да куда ж мне в таком сарафане прясть-то?! — развела в стороны руки, показывая наряд во всей красе.

— А и правда, уж больно баско! — неодобрительно фыркнула тётка, оглядев расшитый бисером шелковый сарафан племянницы. — Фартук-то хоть у тебя есть? Али дать?

Любогнева, метнув в непонимающую самых простых вещей тётку еще более недобрый взгляд, вывалилась в сени. Ясно же, не станет Любогнева прясть! Еще чего?! Ищи дураков! И вышивать не станет! Не хватало только пальцы себе иглой исколоть!

Навстречу ей высокий парень легко нёс перед собой небольшой сундук. Настя, уже прошедшая вперед, открыла перед ним дверь в соседнюю с тёткиной горницу:

— Сюда, Митя! Благодарю за помощь! — улыбнулась, провожая парня из горницы.

Любогнева так и застыла в дверях, некрасиво открыв рот. За ней в дверном проёме показалась Лукерья.

— Тётя Луша, а у меня для тебя подарок! — рассмеялась Настя, лучась от радости. — Правда, совсем маленький, — разжав ладонь, показала Лукерье резной костяной гребешок.

— Ах! — всплеснула руками женщина и расцвела улыбкой, осторожно взяла из рук Насти безделушку. — Да зачем же ты тратилась, егоза?! — любуясь гребешком, качала головой.

— Не переживай, я не тратилась, — смеялась Настя. — Мне подарили. Да, правда! — убеждала удивлённую няньку. — Мы расческу искали и торговец — восточный такой мужчина, прямо силой всучил в руки, — Настя смешно показывала руками, как выглядел торговец, и как она отказывалась принимать подарок. — Я сразу о тебе подумала, тётя Луша. Ты прости, мы уехали, я даже не спросила, может быть, тебе что-то купить надо было. Не представляла, куда едем, — изображала масштаб торговых рядов.

— Да всё есть, Настюша! Всё есть. Олег бдит! — Лукерья, сняв платок и пристраивая гребешок в, уложенную на затылке, косу, ловила свое отражение в самоваре.

Любогнева, с перекошенным злобой лицом, пошла от ненавистных ей людей по коридору прочь. На крыльцо! На воздух! Что с них взять, убогих?! Костяному гребешку они радуются. Боги, что она здесь делает?!

И куда опять запропастилась её пустоголовая служанка Дунька? Совсем челядь от рук отбилась! Хоть бы её расспросить, где он есть сейчас, этот Иван? Вернулся ли с битвы живым? Ну, не самой же ей ходить и людей о нём расспрашивать! Время идёт, а цель от неё по-прежнему далека. Пустые хлопоты, а так быть не должно. Не ей, Любогневе, прогибаться под обстоятельства!

Дерзкая мысль ворвалась в её голову настолько внезапно, что Любогнева от радости, на ходу поперхнувшись воздухом, остановилась и хихикнула, прокручивая в голове настолько простое решение сразу нескольких её проблем, даже удивившись, отчего оно не пришло к ней раньше.

Подхватив длинную юбку нарядного сарафана, она прибавила шагу, направившись в сторону стряпной избы, костеря про себя невесть куда запропастившуюся служанку.

Попросив кувшин с квасом, Любогнева вернулась в тёткину горницу.

Настя, расспросив Лукерью о тонкостях здешней стирки, отправилась в мыльню. Замочила новое белье в ведёрном — помещавшем в себя ведро воды — чугуне с раствором щелока и, с помощью ухвата и катка, поставила чугун в жаркое нутро печи. Через некоторое время вытащила чугунок и, дав ему немного остыть, вытащила щипцами белье в небольшое деревянное корыто. Пошла с ним на реку полоскать. Деревянные мостки выводили к приличной глубине и течению. Выполоскав белье, вернулась в свою комнату и развесила его прямо на лавке, не придумав ничего более умного.

Зашла в комнату княжича. Посмотрела на малыша, погладила его по голове.

— Тётя Луша, я схожу Огневеда проведаю, вдруг ему помощь нужна.

— Ступай, Настюша, — оторвавшись от вязания, подняла на неё глаза Лукерья.

Дверь отворилась и в горницу вплыла Любогнева с кувшином.

— Я квасу свежего взяла в стряпной избе. Выпей на дорожку, — обращаясь к Насте, Любогнева поставила на стол кружку и налила из кувшина напиток.