Огонь Прометея - Страница 70

Они остановились точно посреди двора, окруженные с трех сторон вооруженным каре. Приподнятые над головами монахов мечи зловеще поблескивали.

— А еще говорят, что члены братства осуждают орудия убийства! — прокомментировал Годвин.

Они стояли неподвижно уже с минуту. Фигуры монахов могли бы сойти за изваяния, если бы ветер не развевал полы ряс с вышитыми на них крестами.

Над монастырем по-прежнему плыло глухое, угрожающее уханье, которое сейчас с трудом уже можно было принять за обычный колокольный звон. Били только в главные колокола, и басовитые, тяжелые звуки обрушивались на стоящих на площади людей, лезли в уши, словно старались подавить мысли и волю к сопротивлению.

— Долго мы еще будем здесь стоять?! — спросил Танаев, вроде бы обращаясь к Альтеру, но достаточно громко, так, чтобы его слова долетели до стоявших в передней шеренге монахов, с серебряными крестами на груди.

— До тех пор, пока не выйдет его святейшество, настоятель Никонер, — ответил Альтер. — Не теряй терпения, брат мой, — тихо продолжил он, обращаясь только к Танаеву, — в этой обители святой силы твой гнев неуместен. Более того, его могут истолковать неправильно.

И Танаев последовал этому совету. Он скрестил на груди руки и замер, зная, что, если понадобится, сможет стоять вот так, не шелохнувшись, гораздо дольше, чем встречавшие их монахи.

По-прежнему дул ветер, развевая узкие штандарты, кое-где рассекавшие шеренги монахов-рыцарей и хлопая длинными полотнищами с изображением Георгия Победоносца.

Если бы не тяжелый грохот колоколов, картина могла бы показаться ему красивой.

Но тревожные мысли одолевали, не давая сосредоточиться на главном. Альтер — член Высшего совета ордена! Он должен знать много, слишком много, чтобы орден безропотно смирился с его пленением. Но орден ничего не предпринял, чтобы выяснить его судьбу, после того как он попал в лапы к модорам! Что-то здесь было неправильно.

Не давало покоя и все усиливавшееся ощущение сконцентрированной вокруг монастыря мощи. Танаев до сих пор не мог определить ее природу и думал о том, что произойдет с ними, если он ошибся и завлек своих спутников в ловушку.

Впрочем, не всех спутников... Теперь только Годвин не вызывал в нем никакого сомнения. Брат Альтер привел их сюда, преследуя какие-то свои, одному ему известные цели.

Танаев не мог не думать о тех выгодах, которые могли бы получить модоры, захвати они орден изнутри. Разумеется, они бы обязательно сохранили всю его структуру и внешние атрибуты, сделав этот очаг сопротивления вторжению идеальной ловушкой для своих самых грозных врагов!

Б-а-а-м! Ба-а-а-м! — раскатисто грохотали колокола, дул ветер, неподвижно стояли шеренги монахов... Танаев перевел взор далеко за их спины, туда, где в глубине портала главного здания распахнулась небольшая дверь, и из нее вышел невысокий человек в белых одеждах, отчетливо выделявшихся на темном фоне здания.

С его появлением колокола мгновенно смолкли, и наступила тишина, все еще наполненная теперь уже несуществующим звоном, и оттого еще более тревожная.

Человек неторопливо двинулся через двор, к стоявшей у ворот троице. Вот он миновал заднюю шеренгу, совершенно непонятным для Танаева образом проскользнув сквозь нее, ни один из стоявших в строю монахов не сдвинулся с места.

Точно так же, без всякого усилия, он прошел и через вторую шеренгу, причем Танаеву так и не удалось уловить непосредственный момент этого перехода. Только что человек в белых одеждах был позади членов синода, и вот уже он оказался впереди всех, один в центре огромного двора, продолжая свое шествие к замершим от изумления путникам.

Казалось, он не шел, а плыл, не касаясь земли своими белыми сапогами.

— Архимандрит Александер, — прошептал Альтер, падая на колени. Танаев почувствовал непреодолимое желание последовать его примеру, но, стиснув зубы, остался стоять неподвижно.

Чтобы отвлечься от непроизвольного желания упасть на колени, он стал изучать детали одежды приближавшегося к ним человека, стараясь не смотреть ему в глаза, чтобы не позволить изливавшейся из них несокрушимой силе сломить его волю и поставить на колени, отнюдь не в переносном смысле.

На Александере был короткий и даже чуть щеголеватый белый плащ, не похожий на сутану. Белые штаны, заправленные в белые сапоги, и небольшой жезл, небрежно заткнутый за пояс. Когда ветер распахивал полы незастегнутого плаща, открывая взору этот жезл, глаза Танаева не отрывались от него.

Где-то он уже видел подобную вещь, сделанную из слоновой кости или, возможно, вырезанную из моржового клыка. В верхней части жезла, в искусно выполненном цветоложе некоего неведомого растения, покоился шар из серого камня, размером с теннисный мяч...

Такой же камень, значительно меньшего размера, был в кресте Альтера, и Танаев мгновенно понял, какой запредельной силой может обладать эта, с виду совершенно безобидная вещь.

Танаев не двигался, всю свою волю сосредоточив только на том, чтобы устоять на ногах, не рухнуть ниц, под ноги этому старцу, в глаза которого он так и не посмел взглянуть.

— Наемному убийце не место в нашей обители, — тихо произнес Александер, мельком взглянув на бледного, как смерть, Годвина.

— В таком случае откройте ворота, и мы уйдем. Здесь, как я понимаю, не слишком рады нашему появлению! — Голос Танаева звучал почти ровно, ничто в его интонациях не выдавало состояния Глеба.

— Молод и в то же время стар, обожженный злом, живой и мертвый одновременно... — констатировал Александер, даже не взглянув на него. — Книга пророчеств говорила правду. Что ты об этом думаешь, человек, пришедший к нам с далекой звезды?

— Я не мастер разгадывать древние пророчества.

— Зачем ты здесь? — Теперь Александер обращался только к нему, и Танаев старался не отводить взгляд от складок его плаща на груди.

— Мне нужен ответ.

— Я знаю, какой ответ ты ищешь. Но я спросил тебя о другом. Зачем ты вернулся на планету, захваченную злом, что тебе до нее?

— У каждого человека должен быть дом! Эта планета была и остается моим домом!

— Хороший ответ, хотя ты давно уже не человек.

Не поворачиваясь, лишь сменив интонацию и слегка повысив голос, архимандрит обратился к служке, оставшемуся у двери здания, из которой появился Александер:

— Проводи наших гостей в их кельи. Завтра, когда они отдохнут после трудного пути, я побеседую с ними.

Альтер, словно отделенный от всех невидимой чертой, стоял на коленях, низко опустив голову, и в его позе читалось отчаяние. Что-то он сделал не так, чем-то не угодил своему верховному вождю, и тот сделал вид, что даже не заметил его присутствия.

— Могу я быть уверен, что с моими друзьями здесь ничего не случится? — спросил Танаев, впервые осмелившись посмотреть прямо в лицо Александеру, и сразу же утонул в глубине его голубоватых, выцветших от времени глаз. Хотелось целовать край его плаща и выть от восторга. Но Глеб ничего этого не сделал, лишь стоял, не двигаясь, в ожидании ответа.

— Молод и нахален. Смел и настойчив. Возможно, со временем из тебя выйдет толк, человек, сумевший сбежать от самого Хорста.

Александер замолчал, и недовольная старческая складка в уголках его губ неожиданно напомнила о возрасте этого человека. Затем он все-таки ответил:

— В нашей обители ни с кем не случается ничего плохого, разумеется, за исключением тех случаев, когда в этом появляется необходимость.

Закончив эту загадочную фразу, Александер исчез. Только что он стоял перед Танаевым, и вот его нет. Лишь редкие снежинки, непрерывно сыплющиеся с неба, все еще старались не задеть человека, которого здесь уже не было.

Глава 36

Едва закончилась парадная часть странного приема, как гостей развели по разным кельям. Та, которую отвели Танаеву, оказалась сырой и холодной. Возможно, поэтому он долго не мог уснуть. Но, скорее всего, причиной его бессонницы была тревога и то необъяснимое напряжение внешней силы, ощущение которой не покидало его с того момента, как за ними опустились ворота Валамского монастыря.