Огонь и сталь (СИ) - Страница 18

***

— Цицерон… ты чувствуешь?

— Это не Цицерон! — с чрезмерной поспешностью выпалил шут. — Нет, нет, это не Цицерон, это… это Тенегрив! Да, это все мерзкая скотина, которая ест морковки бедного Дурака Червей и совсем-совсем не делится!

Конь негодующе фыркнул и мотнул головой, встряхивая густой гривой. Деметра дернула поводья, призывая животное к порядку.

— Обливион на твою голову, я не об этом! — проворчала вампиресса. Серые глаза в ночном полумраке мерцали мягким серебристым светом, снежно-белая кожа будто бы обладала внутренним сиянием, не свойственным простому человеку. Пользуясь тем, что владычица Азура сейчас увенчала небеса луной, Довакин позволила себе снять маску драконьего жреца Морокеи. Женщина с наслаждением вздохнула чистый воздух, наполненный ароматом лаванды и горноцвета, легкий ветерок нежно перебирал ее волосы, играя с золотистыми прядями. На горизонте уже показались крыши Рорикстеда, когда Драконорожденная уловила тонкую нотку крови среди равнинных ароматов.

— Слышащая… что-то унюхала? Где-то пекут сладкий рулет? — паяц возбужденно запрыгал на одной ножке. — В безумии счастье, и шут веселится… — громкое бурчание его живота оборвало песенку. Цицерон смущенно опустил голову, задумчиво ковыряя землю носком сапога. — Цицерон голодный… хочет рулет… или морковку! — мужчина злобно покосился на невозмутимого Тенегрива. Жеребец высокомерно покосился на имперца пылающим алым глазом и небрежно хлестнул его хвостом по лицу. Колпак шута, печально тренькнув бубенцами, сбился на бок, рыжие волосы выбились из-под головного убора и упали на лицо Хранителя. Мужчина мрачно тряхнул головой, отплевываясь и фыркая.

— Нужно заточить кинжал… что бы сверкал, лучился… и резал, резал, резал наглых кляч!

— Довольно! — грубо бросила бретонка, спешиваясь. Запах… он… он знаком ей. Определенно, магичка уже где-то слышала его, — ты меня отвлекаешь своей болтовней! Отведи Тенегрива в деревню и накорми. Заодно сам поешь. А мне надо… осмотреться.

— О, Слышащей надо в кустики! — захихикал шут, беря жеребца под уздцы. Деметра хищно прищурилась. — Ой, прости, прости, Слышащая, ты же вампир… а вампирам в кустики не нужно, вампирам нужны гробики… а у Матушки есть гроб… милая-милая Мамочка, девочка-бабушка…

Довакин проводила шута угрюмым взглядом. Мясо, что с него взять! Даэдра побери, им даже не поужинаешь! Наверняка у него кровь такая же… с заразой безумия. А разум магессе еще пригодится. Вампирша вновь повела носом. Запах крови стал сильнее, теперь к нему примешивался острая, терзающая нежный нос бретонки душная вонь псины. Деметра сморщила нос и чихнула. Неужели где-то рядом издыхает волк или собака? Нет, кровь человеческая… жаль, что ее жажда сейчас не очень сильна, тогда бы она в два счета нашла раненого. Женщина печально вздохнула и неспешно побрела вслед за Хранителем. Драконорожденная так и не решила, как ей искать Говорящего! Таскать всех жителей по одному в убежище и показывать Матери? Глупости! Такой бред мог прийти в голову только Цицерону, потому что в целях конспирации пришлось бы вырезать половину Рорикстеда! Бретонка усмехнулась своим мыслям, когда позади нее тонко хрустнула ветка. Вампиресса стремительно обернулась, зашипев и обнажив клыки, на ее ладони заплясала шаровая молния. Никого?.. нет… рядом кто-то есть! Деметра слышит биение его сердца. Медленными крадущимися шагами Довакин приближалась к большому валуну, повторяя про себя заклинания школы разрушения, и когда ей оставалось какие-то два шага, на затылок Драконорожденной обрушился тяжелый удар. Магичка тихо всхлипнула и упала на колени. Угасающим сознанием она поняла, что стукнули ее чем-то серебряным — кожа на затылке под волосами буквально горела огнем.

========== FeiN DILON (Тень мертвеца) ==========

Тьма, в которой Деметра барахталась, будто в вязкой болотной жиже, была наполнена запахами соли и сырости. Затылок пульсировал тупой ноющей болью, во рту — привкус грязной тряпки. Глухо застонав, Довакин с трудом разлепила веки. Низкий дощатый потолок с мерно раскачивающейся на нем чадящей масляной лампой ринулся ей навстречу, и бретонка поспешно зажмурилась. Голова кружится, к горлу подкатывает тошнота. Магесса опасливо приоткрыла один глаз, но потолок вовсе не собирался падать на нее. Деметра попыталась сесть, но ей удалось лишь слегка приподняться на отсыревших козьих шкурах. Силы мгновенно испарились, и блондинка обессилено упала на продавленную лежанку, тяжело дыша. Тело сковали усталость и онемение, будто она колдовала без передышки не меньше двух суток, девушка чувствовала себя высушенной, как те рыбы–убийцы, чьи тушки развешаны вдоль стены. Рот наполнился горькой слюной, перед глазами заплясали белые мушки. Деметра сдавленно выдохнула, только сейчас осознав, что ее рот грубо заткнули какой–то грязной тряпкой, а руки и ноги связаны. Какого… даэдра?! Драконорожденная принялась остервенело метаться на шкурах, силясь освободиться от пут, но веревки были крепкими и лишь сильнее врезались в кожу. Бетонка зашипела. Ее, Довакин, отмеченную благословением Акатоша… скрутили! Просто дали по голове и скрутили как какую–то… магичка слов не могла подобрать, даже матерных, от кипящего в сердце гнева! Ее глаза мерцали расплавленным серебром, клыки впились в грязную ткань кляпа. Рыча, вампиресса потянулась всем телом… и снова не удалось освободиться. Деметра разочарованно зашипела. Ее голод еще слишком слаб. Ну, ничего, как только ее развяжут или хотя бы вынут кляп, Довакин разнесет эту дыру ко всем дремора! Не взирая на усталость и головокружение, девушка иступлено забилась на своем убогом ложе. Рядом кто–то шипяще рассмеялся.

— Бьеш–шьс–ся как олень, попавш–ший в капкан, — фигура, закутанная в плащ, медленно и чуть прихрамывая, приблизилась к Драконорожденной. Деметра вскинула голову, закусывая кляп и впиваясь пылающим гневным взглядом в лицо похитителя.

— Пос–смотрите только — великая Довакин, леж–жит с–связ–зная, как с-скот, который с–собираютс–ся заколоть, — незнакомка осторожно опустилась на колченогий табурет. Магесса успела заметить мелькнувший под полой одеяния длинный хвост. Глаза аргонианки в полумраке капюшона горели золотистым огнем. — Не уз–знаеш–шь меня?

Бретонка мотнула головой. Делать ей больше нечего, как запоминать всякую чешуйчатую шваль!

— А яйце–брата моего помниш–шь?! Его з-звали Джари–Ра! А ты убила его! — разъяренно прохрипела ящерица, срывая с себя плащ: плотная ткань змеей обвивалась вокруг ее рук и никак не хотела покидать тело. Взревев, аргонианка выхватила кинжал. Комната наполнилась истеричным шипением и треском рвущейся ткани. Через несколько минут перед изумленной Деметра предстала тяжело дышащая Диджа, одна из бандиток «Черной крови». Но ведь… магичка же уничтожила всю их шайку! И Диджу, и ее ушлого братца, и остальных головорезов, после того, как они решили кинуть ее. Поймав удивленный взгляд блондинки, аргонианка ощерилась, демонстрируя мелкие острые зубки. Правая половина ее лица была изуродована ожогом: буро–зеленая чешуя потрескалась и местами слезла, обнажая склизкую бело–розовую плоть, сочащуюся гноем, и кость, руки, шея и грудь ящерки так же покрывали ожоги. Когда Диджа напала на Деметру, Довакин опробовала на ней половину заклинаний школы разрушения. Девушка криво ухмыльнулась. Жаль, что не добила ее тогда, рыбы итак жрут всякое дерьмо, обглодали бы и поджаренный труп аргонианки.

— Вс–спомнила меня, Довакин? — Диджа облизнула тонкие губы раздвоенным языком. — Ты думала, что Дидж–жа мертва… но я ж–жива… а мой брат мертв… — бандитка глухо всхлипнула. — Ты долж–жна была погас–сить маяк и с–сдохнуть!.. поч–чему ты не умерла?! – из глазок ящерицы хлынули слезы. — Мой любимый брат… яйце–брат любил Дидж–жу… а Дидж–жа любила яйце–брата. Нам никто не был нуж–жен… — аргонианка провела когтями по изуродованной половине своего лицаю — Дж–жари–Ра говорил, ч–что Дидж–жа крас–савиц–ца. С–самая крас–сивая в Империи…

Деметра практически не слушала бормотания разбойницы. Мысленно повторяя слова заклинаний, она пыталась поджечь веревки, плотно охватывающие ее запястья. Мало ей было Цицерона, так вот, пожалуйста, еще и полубезумная аргонианка стенает под ухом! Убила она ее братца! Ха, это она помнит, а как эти двое ее выпотрошить пытались почему–то улетело в Обливион.