Огонь для Проклятого (СИ) - Страница 71

Наместник бросается сквозь него — и опрокидывается навзничь.

Нет, отсюда так просто не уйти.

— Турин, нет! — Хёдд стоит на коленях за защитным куполом и молотит в него кулаками. — Пожалуйста, услышь меня.

Турин атакует стремительно, умеючи и с такой легкость, будто огромный топор в его руках ничего не весит.

Жар из груди перекатывается на плечи, затем на руки.

Удар, еще удар. Лезвие топора врезается в каменный алтарь и откалывает от него кусок. Правда, переламывается и топорище. Но Турина это не останавливает, он выхватывает из-за пояса длинный нож и атакует снова.

Я пытаюсь высмотреть в нем источник контроля — какой-то призрачный нарост, вроде того, что уничтожил на Хёдд. Но на ее брате такого нет.

— Турин! — не унимается Хёдд.

Он не слышит.

Он переполнен чернотой. Наверное, откатись мы на несколько дней назад, ко времени Белой ярмарки, все могло быть иначе. Но не теперь.

Северянин старается достать меня в живот, но я выставляю перед собой руку и резко сжимаю пальцы. Все его внутренности вмиг превращаются в кровавую кашу. Турин делает еще два шага, покачивается, затем падает на колени и медленно заваливается набок.

Разворачиваюсь к наместнику.

Тот жмется возле каменного кольца, выставив перед собой кинжал-безделушку.

— Не тронь меня. Ты еще можешь открыть портал. Ты еще можешь забрать награду. Мне не нужно. Плевать. Мне ничего не нужно. Я буду служить тебе, если на то будет твоя воля. Но ты можешь стать богом.

Стать богом?

— Щедрое предложение. А где гарантия, что я получу эту награду? Темным верить нельзя. Что помешает им просто захватить наш мир? Зачем им здесь люди? Даже если эти люди по какой-то глупости самолично открыли портал?

— Я не знаю. Не знаю. Они обещали.

Подаюсь к нему и пинком выбиваю кинжал из его руки.

— Кто они? — подхватываю его за грудки и припечатываю к кольцу. — Кто твои покровители? Что им нужно?

На лице Магн'нуса появляется надменная усмешка.

— Открой портал — и все сам узнаешь. Я ничего не скажу. Только не надейся, что о тебе забудут, чернокнижник. Они ни о ком никогда не забывают.

— Портал, говоришь? — скалюсь ему в лицо. — Как скажешь…

Оттаскиваю его на несколько шагов.

В каменном кольце сокрыта невероятная мощь. И я чувствую ее. Пожалуй, если его не трогать, то через какое-то время Тень все равно прорвется. Слишком сильно напряжение силовых нитей, что сошлись в одной точке.

Но огромная мощь ширится и во мне, гудит в голове, перекрывает взгляд. Жар такой сильный, что на платформе не остается и намека на снег. Стискиваю зубы и рычу. Еще немного — и мне разорвет на куски.

Протягиваю руку, сосредотачиваюсь. Меня тут же обдает затаенной злобой. Точно наяву слышу скрежет когтей, далекие завывания и шипение сотен призрачных глоток. Они знают, что я на этой стороне. Они знают, что сейчас произойдет. И они ждут.

В центре каменного круга появляется сеть расходящихся трещин. Какое-то время они остаются на месте, а затем резко разбегаются до самых краев.

Грохот — и кольцо снова вскрывается пульсирующей черной поверхностью.

— Поздоровайся там за меня. Передай — я не скучал.

— Нет! Нет! — пытается вырваться наместник, но я куда сильнее.

Когда черная поверхность вспучивается, а затем резко опадает, теряя свою черноту, постепенно становясь прозрачной, с силой толкаю Магн'нуса сквозь нее. Он отчаянно машет руками, но не в состоянии удержаться на этой стороне — пролетает насквозь и падает где-то там, среду бешеного безумия мертвого мира.

Закрываю глаза, свожу руки на груди, а затем резким движением направляю их к порталу.

Яркое всепоглощающее пламя срывается с моих пальцев и направляется туда, откуда уже смотрят голодные безумные глаза. Никогда прежде я не был способен к подобному. Никогда прежде у меня не было такой силы. И когда-нибудь потом я обязательно в ней разберусь. А пока выжигаю все, до чего только могу дотянуться на той стороне. Выплескиваю все, без остатка, открываюсь, сорвав с петель все возможные двери. Иначе никак, иначе не могу.

Бешеный безумный вой несется мне в ответ.

И мне становится легче. Это будто наконец-то вздохнуть после бесконечного заплыва с глубины к поверхности, это будто глоток прохладной воды после изнуряющего палящего солнца в мертвой пустыне, это будто скинуть с плеч вековой гранит, что раскинулся во все стороны, куда хватает глаз.

Когда силы подходят к концу, направляю пламя на само кольцо. Превращаю его в оплавленное ничто, в раскаленное стекло.

Когда все заканчивается, даже не нахожу в себе сил, чтобы на собственных ногах добраться до Хёдд. Купол исчезает сам по себе, а я падаю на колени.

Она тут же оказывается рядом, обнимает, прижимается всем телом.

— Ох, боги!..

Моя одежда превратилась почти в ничто — и сквозь прорехи в ней отлично видно, что мое тело несколько изменилось. Кажется, мой амулет раскололся примерно на тысячу частей, каждая из которых теперь торчит в моей коже, образуя там странного вида рисунок. Выглядит немного страшно. Но если благодаря этой непредвиденности я стал только сильнее, то и ладно. Надеюсь только, что Хёдд все это не сильно напугает.

Прижимаю ее к себе. Теплую, податливую, живую. Ее слезы капают мне на грудь и тут же испаряются. Мне впервые не холодно, и впервые я не морщусь от порывов холодного ветра. Но весь этот жар, что сейчас бушует внутри меня, он не мой. Он принадлежит этой маленькой плачущей женщине, которая, сама того не зная, настолько глубоко проникла в саму мою суть, что если бы я даже и захотел ее оттуда вырвать, то только навсегда оставшись в той ледяной бездне собственного разума. Один, озлобленный на весь мир, ничем не отличаясь от твари с другой стороны.

Я так больше не хочу.

Теперь зима уже окончательно вступила в свои права. Снег, что начался несколько дней назад, так и не прекращается, видимо, вознамерившись основательно отыграться за все то время, что позволял земле оставаться без своего теплого пушистого покрывала.

Лесная Гавань потихоньку оживает, насколько это вообще возможно после последних потрясений. Жизнь всегда идет своим чередом, независимо от того, что посылают нам Боги. Как бы ни было страшно, человек все равно будет вынужден выбраться из своей норы, иначе просто не выжить.

И мы выбираемся. Медленно, с опаской, присматриваясь к окружающим, иногда вздрагивая от того, что рядом кто-то кашлянул.

Подарок Турина сработал — и нам удалось излечить всех, кого удалось отыскать по наглухо закрытым домам.

Турин…

Я придала его тело огню, сопроводив всеми полагающимися его положению почестями. И оплакала.

Несмотря на все то, что он сделал, не могу его ненавидеть. Мой брат, мой любимый мечтательный брат, который до последнего не смирился с участью раба. Он боролся до последнего, искал пути и способы вновь сделать наш народ свободным. И на этом пути он ошибся. Очень жестоко ошибся. Наверное, будь мы немного ближе, имей возможность говорить больше и чаще, все могло быть иначе… или нет. Для него я все равно оставалась младшей сестрой, девчонкой, на которую нельзя положиться в по-настоящему серьезных вопросах. И он все решил сам.

Впрочем, что бы я ему сказала? То же самое, что и потом, в его временном пристанище, где он приложил меня головой о стену.

Мы не имеем права слепо полагаться на любую помощь, которая идет нам в руки. Север никогда не входил в сферу интересов каких-либо соседей. Наш климат слишком негостеприимен, а ландшафт слишком сложен, чтобы лезть сюда с целью поработить всех и вся. Мы всегда были в стороне. Варились в собственном соку. Ни в коем случае не в мирном, но в своем. И, возможно, именно поэтому нас так легко оказалось обмануть.

Не знаю, да уже и не узнаю, что именно заставило брата поверить странным словам странных людей. Хотя Кел уверен, что мы с ними еще встретимся, так или иначе. Отчего-то Север стал красной точкой на карте, который притягивает к себе силы, стремящиеся заполучить контроль над Тенью. Можно, конечно, надеяться, что теперь их потуги сойдут на нет, но лучше готовиться к худшему. А для этого придется говорить со всеми кланами. Придется оставить все еще тлеющую внутреннюю неприязнь и недоверие друг к другу. Придется научиться договариваться и работать вместе.