Огненный цикл [ Экспедиция "Тяготение". У критической точки. Огненный цикл] - Страница 105

— Не беспокойся, просто я хочу побыть один. Мне нужно подумать. Позови меня, если случится что-нибудь необычное.

Крюгер почувствовал облегчение, но он не совсем представлял себе, что его маленький друг понимает теперь под словом «необычное». Вначале, сразу после прибытия «Альфарда», под это слово подпадало решительно все; аборигену было трудно сосредоточиться на каком-то одном предмете, потому что все в поле его зрения требовало исследования. Но время шло, и это стремление угасло. Крюгер опасался, что Дар, возможно, утратил интерес к наукам, который он, Нильс, так стремился разжечь в нем. Он пришел к выводу, что рисковать нельзя; эта работа становилась скучной даже для него самого. Давно миновало время, когда какая-нибудь окаменелость, какой-нибудь кремневый нож или кусок известняка давали им ощущение нового знания.

Он подумал, что, может быть, стоит вернуться на «Альфард», чтобы Дар посмотрел, как работают астрономы, — все-таки какая-то перемена. И если любознательность Дара действительно начинает идти на убыль, хотя в это трудно поверить, новая обстановка может поправить дело. Да, он поговорит об этом с Даром, когда тот вернется.

Оказалось, однако, что маленькому аборигену вовсе не прискучила геология. Только природная вежливость вынудила его одобрить возвращение на корабль, но он предложил перед этим «совсем ненадолго» отправиться на место работ первой группы. Ему бы и в голову не пришло возвращаться, если бы он не понял, что Крюгер заскучал.

К тому времени, когда они явились на старое место, геологи достигли значительных успехов — более значительных, чем смели ожидать они сами или кто-либо еще, настолько значительных, что равнодушие Крюгера улетучилось в первые же секунды. Короче говоря, геологи обнаружили «разрыв» в геологической последовательности.

После многих бесплодных поисков одного из ученых осенило, что жесткие климатические изменения каждый «долгий год» должны были вызывать эффекты, схожие с теми, что производят сезонные изменения на Земле, но более резко выраженные. Озера, например, здесь должны были высыхать начисто, и дно их должно было демонстрировать более отчетливое чередование пластов, нанесенных ветрами, с пластами, отложившимися под водой, чем это когда-либо наблюдалось на родной планете человека. Чтобы проверить эту гипотезу, выбрали обширное мелкое озеро. Сопоставление проб грунта по краям с пробами, взятыми со дна в самых глубоких участках водоема, дало результаты, которые наверняка должны были привести в восторг астрономов.

Сезонные изменения, описанные в свое время Учителем в далекой деревушке близ гейзеров, продолжались всего около шести миллионов лет (по оценке специалиста) или немногим более десяти миллионов лет (по оценке другого). Мнения разделились, причем сторонники первой теории основывались на предположении, что «долгий год» всегда имел ту же продолжительность, что и теперь, то есть длился примерно шестьдесят пять земных лет, а их противники утверждали, что продолжительность сезонного периода должна была более или менее равномерно сокращаться. Правда, они не в состоянии были сколько-нибудь убедительно подтвердить свою теорию, но упорно держались именно такой интерпретации данных. Дар Лан Ан был потрясен; он впервые осознал, что позитивное знание не всегда является непосредственным результатом научного исследования.

Вскоре после прибытия Крюгера и Дара руководитель группы рассказал о результатах исследований.

— История этой планеты представляется нам сейчас так, — начал он. — Планета возникла примерно в то же время, что и Земля, плюс-минус миллиард лет, и, насколько мы в состоянии судить, таким же образом. Она прошла обычную стадию охлаждения, пока наконец на ней не появилась вода. Ее первичная атмосфера удерживалась, вероятно, несколько лучше, чем на Земле, поскольку скорость убегания здесь на двадцать процентов выше. Возникла жизнь, по-видимому, самопроизвольно и в результате обычных процессов, а может, и из залетевших из космоса спор, и развивалась она теми же путями, что и на других известных нам планетах, то есть коренным образом изменяя атмосферу, пока атмосфера эта не стала в той или иной мере похожей на земную.

В течение этого периода, который охватывает большую часть времени существования планеты, те чудовищные климатические изменения, которые связаны ныне с периодическими сближениями ее солнца с Альционом, видимо, не имели места; во всяком случае, нет никаких свидетельств того, что они происходили, тогда как многие весьма знаменитые факты показывают, что их не было вовсе. Так, например, в некоторых пластах мы обнаружили огромные количества раковин и останков других существ одних и тех же видов, но самых разнообразных размеров, причем в их распределении не наблюдается слоистости, которая позволила бы предположить, что меньшие по размерам погибали раньше. Это позволяет нам заключить, что в те времена жизнь на Абьёрмене воспроизводилась нормальным путем, то есть существа рождались, росли и умирали совершенно случайным образом, не одновременно.

В этих условиях жизнь проэволюционировала до позвоночных, дышащих воздухом, характерным отличием которых явились шесть конечностей. Свидетельств появления разумных существ не имеется. Затем, где-то пять-десять миллионов лет назад, начались чудовищные температурные скачки, вызываемые Альционом, и вся жизнь на планете была уничтожена. И тогда случилось одно из трех: либо некоторые примитивные формы сохранились и дали начало нынешним видам, которые сумели преодолеть климат известным нам теперь способом, либо на планету занесло новые споры, либо зародилась совершенно новая жизнь. Нам пока почти ничего не известно об этих последних миллионах лет; кажется, все мы пришли к единодушному мнению: осушить это озеро и провести раскопки на его дне, чтобы найти останки живых организмов этого периода. Но нам уже теперь известно, что ныне жизнь на планете существует в форме двух сменяющихся модификаций; это позволяет ей сохраниться в двух резко различных рядах условий существования. Все. У кого есть замечания или уточнения?

— Необходима помощь астрономов, — сказал кто-то.

— Согласен. Я записал свое выступление на пленку, и мы при первой же возможности отошлем ее на «Альфард».

Больше за обедом наукой не занимались.

— Что ты об этом думаешь, Дар? — спросил позже Крюгер. — Это расходится с тем, что говорили твои Учителя?

— Нисколько. Они вообще не говорили нам о таких вещах. Но теперь, когда я знаю, кто такие Учителя, мне представляется, что они и сами никогда об этом не думали.

— А не может случиться так, что твои Учителя запретят тебе рассказывать все это? Или не они, а какой-нибудь Учитель «горячей» расы?

— Я уже думал об этом. Мне кажется, наши Учителя будут так же заинтересованы, как и я. И еще мне кажется, что Учителя «горячей» расы знают о моем народе только то, что наши Учителя передают им по радио. Они же не могут жить вблизи Ледяной Крепости.

— Даже под землей?

— Разве что очень глубоко, но все равно они не могут наблюдать нас вплотную. Ты же помнишь, как возле деревни гейзеров один из них говорил, будто ему невозможно увидеть тебя, а тебе его, потому что нет такого барьера, который обеспечил бы безопасность и тебе, и ему и в то же время позволил бы вам видеть друг друга.

— Верно, я об этом не подумал. Но если он вынужден полагаться только на сообщения твоих Учителей, почему же они просто не сказали ему, что убили меня, вместо того чтобы действительно покушаться на мою жизнь?

— Ну, если это и приходило им в голову, то они, вероятно, подумали, что скрыть невыполнение такого приказа будет попросту невозможно. Например, если бы впоследствии мой народ узнал от тебя различные научные сведения, все бы сразу раскрылось.

— Пожалуй. Но я бы все-таки скорее рискнул, чем убил бы друга.

— Возможно, они не были уверены, что ты — настоящий друг. Вспомни, ведь они не знали тебя так хорошо, как я, и потом... в тебе все-таки много странного. И я понимаю отношение к тебе «горячего» Учителя.