Огненная вода (Сборник) - Страница 38

Тем же вечером репортер из местной газеты взял у меня интервью и написал идиотскую статью, в которой с моих слов утверждалось, будто я якобы основал консульства на всех планетах нашей солнечной системы. Но я этого не говорил; я лишь сказал ему, что мой друг Пухляк Майерс сейчас исполняет обязанности консула Земли на Марсе.

Мой рассказ перепечатала одна из бостонских газет, подав его как провинциальный анекдот и снабдив юмористической картинкой. И все. С тех пор я чуть с ума не сошел, пытаясь убедить хоть кого-нибудь мне поверить.

Не забывайте, наше время ограничено: один риз, от силы два.

Поэтому для тех, кто еще заинтересован в космических путешествиях после всего, что я рассказал, повторю в последний раз: кончайте биться головой в барьер равновесных сил, сквозь который пробиться невозможно. Вам надо приехать к бухте Казуаров, взять лодку, выплыть в бухту и дождаться Того-Из-Шойна. Я помогу всем желающим, и можете не сомневаться, что Пухляк Майерс, когда дело дойдет до него, подтвердит, что вы с Земли и выполнит все необходимые формальности. Но никаким другим путем на Марс и Венеру не попасть.

Для этого нужна виза.

Показания перед Особой Президентской комиссией свидетеля 15671 Леонарда Дракера, тридцати одного года, неженатого, проживающего по адресу: Нью-Йорк-Сити, округ Манхэттен, Западная 10-я улица, 238, служащего компании Харберна, зарегистрированной по адресу: Нью-Йорк-Сити, округ Манхэттен, Восточная 42-я улица, 25. Свидетель, после приведения к присяге, показал следующее:

Ну, не знаю точно – около восьми утра в среду это было. Меня разбудил телефон. Чуть не свалившись с кровати, я схватил трубку и прижал к уху. Женский голос тараторил: «Алло, это Ленни? Это ты, Ленни? Алло!»

Через пару секунд я сообразил, чей это голос, и сказал:

– Дорис? Ну да, это я. Что случилось?

– Это ты скажи мне, что случилось! – истерически вопила она. – Ты что, радио не слушаешь? Я позвонила уже троим, да только они бормочут такую же чепуху, что и приемник. Ты уверен, что с тобой все в порядке?

– Со мной все о'кей. Послушай, сейчас только восемь – мне полагается еще минут пятнадцать поспать. Да и кофе еще не сварился… Дай-ка я включу…

– Ты тоже! – взвизгнула она. – Тебя тоже прихватило! Что со всеми творится? Что случилось? – И она бросила трубку.

Я тоже положил трубку и пожал плечами. Дорис – та девушка, с которой я встречался последнее время, и всегда она казалась совершенно нормальной. Теперь же стало ясно, что и она – еще одна свихнувшаяся пташка из Виллидж. Может, я и сам живу в Виллидж, да только у меня приличная работа и одеваюсь я солидно. Обычно я стараюсь держаться подальше от этих свихнувшихся пташек из Виллидж.

Снова ложиться уже смысла не было, так что я щелкнул выключателем электрической кофеварки, чтобы сварить кофе. Тут, похоже, и начинается самая важная часть моих показаний. Понимаете, я всегда с вечера кладу кофе и наливаю воду в кофеварку, потому что утром бываю слишком сонным, чтобы еще что-то готовить.

Из-за того, что наболтала Дорис, в тот день я по пути в ванную включил радио. Плеснул себе в лицо холодной водой, сполоснул зубную щетку и выдавил на нее пасту. Я уже поднес ее ко рту, когда до меня дошло, что там передают по радио. Так что я положил щетку на раковину, вышел из ванной и уселся перед приемником – уж очень меня заинтересовали слова диктора. Зубы я так и не почистил – такой уж я везучий человек.

У диктора был расслабленный, сонный голос, и он старательно отсчитывал: «Сорок восемь, сорок девять, сорок! Сорок один, сорок два, сорок три, сорок четыре, сорок пять, сорок шесть, сорок семь, сорок восемь, сорок девять, сорок! Сорок один…»

Я слушал этот голос уж не знаю сколько времени. До пятидесяти он так и не добрался. Кофе тем временем закипел, и я налил себе чашку, а сам тем временем вертел ручку настройки. На некоторых волнах – как я потом узнал, в основном это были станции из Джерси – все было вроде как обычно, но большинство передач оказались какими-то сумасшедшими. Там было одно сообщение о дорожном движении, оно меня просто потрясло:

«…На шоссе Мэра Дигана движение от умеренного до средней громкости спагетти. По сообщениям транспортной полиции, динамитная морось продолжается. „Кадиллаки“ удлинились, „континенталов“ стало меньше, а „крайслеры империал“ по большей части раздвоились. Пять тысяч „шевроле“ с открытым верхом строят площадку для игры в баскетбол на проходящей через окраины авеню Фрэнклина Д. Рузвельта…»

Когда я налил себе вторую чашку кофе и взялся за булочку, я случайно глянул на часы и обнаружил, что из-за этого проклятого радио уже почти час сижу на одном месте! Тут я быстро побрился электрической бритвой и лихорадочно стал одеваться.

Я подумал было, что надо позвонить Дорис и сказать, что она совершенно права, да решил сначала добраться до работы. И знаете что? С тех пор о Дорис ни слуху ни духу. Теперь можно только гадать, что с ней приключилось в тот день. Верно?

На улице почти никого не было, только несколько человек со странными лицами сидели на бортике тротуара. Но тут я дошел до большого гаража между моим домом и станцией подземки, и меня как громом ударило: там всегда были выставлены самые дорогие в Виллидж машины, а теперь все это выглядело… ну, не знаю – как свалка, пропущенная через мясорубку.

В полутьме только и можно было разглядеть, что машины, размазанные по другим машинам и стенам, засыпанные осколками битого стекла и хрома вперемежку с оторванными подножками, задранными и перекрученными капотами.

Чарли, управляющий гаражом, волоча ноги, вышел из своего застекленного закутка и вроде как улыбнулся мне. Выглядел он словно прошлой ночью основательно перебрал.

– Ну подожди, когда твой босс все это увидит, – сказал я ему. – Он же тебя прибьет, парень!

Он ткнул пальцем в две воткнувшиеся друг в друга машины у ворот.

– Мистер Карбонаро тут уже был. Он все уговаривал их продолжать заниматься любовью, а когда те заартачились, послал их куда подальше и сказал, что идет домой. Рыдал он как плохо закупоренная бутылка.

Да, утречко выдалось, нечего сказать. Я почти не удивился, когда в подземке не оказалось никого в кассе. Но у меня-то жетон был. Сунул его в автомат, и он с дребезжанием пропустил меня.

Вот тут-то мне впервые и стало страшно – на платформе в подземке. Что бы в мире ни творилось, для жителя Нью-Йорка подземка – вроде рукотворного явления природы, такого же обычного и неизменного, как восход и заход солнца. И уж если тут порядок нарушается, не заметить этого никак невозможно.

Вот и я заметил кое-что: какой-то парень, стоя на четвереньках, заглядывал дамочке под юбку, а она, раскачиваясь на высоких каблуках, задрала голову и распевала во всю глотку. Рядом смазливая негритяночка, сидя на скамейке, рыдала в три ручья и вытирала глаза свежим номером «Таймс». Солидный господин – то ли врач, то ли юрист – носился зигзагами между железными опорами платформы и орал «Чаг-чаг-чагазум, чаг-чаг-чагазум!» И никто ничему не удивлялся и вроде даже не беспокоился.

Три поезда подряд проскочили мимо станции не останавливаясь, даже не замедляя хода. Машинист третьего был здоровенным светловолосым парнем, и он у себя в кабине хохотал как сумасшедший, когда поезд пролетал мимо станции. Наконец подошел четвертый, и этот остановился.

Только два человека бросились к дверям – я и еще парень в защитного цвета штанах и коричневом свитере. Двери открылись и тут же закрылись – вжик-жик – без перерыва. Так что поезд ушел без нас.

– Что творится? – заскулил парень. – Я и так уже на работу опаздываю – даже позавтракать не успел. А в поезд не сядешь! Я же заплатил – так почему не могу сесть в поезд?

Я сказал ему, что не знаю, и отправился наверх. Напугался я ужасно. Мне попалась телефонная будка, и я попытался дозвониться до своего офиса. Только без толку – сколько телефон ни звонил, так никто и не подошел.