Огненная пора - Страница 18

«Либо, — подумал он уже не в первый и не в сотый раз, — дело здесь во мне? Это я изменился?» Ведь его работа заставляла его мотаться по всей планете, а её работа и их ребенок удержит вали её дома. Он ездил по делам на Землю, а она, скучавшая по своим родным гораздо больше, чем он, хотя никогда не жаловалась, должна была довольствоваться несколькими неделями раз в четыре года. С другой стороны, у неё были друзья среди обитателей Примаверы, её интересовали люди, а его в связи с его работой все больше интересовали иштарийцы и их склад ума.

Как бы там ни было, а теперь у него не оставалось к ней почти никаких чувств, кроме определенной симпатии — правда, в которой у него хватало хладнокровия (или мужества) сознаться только себе самому. Когда требовали его дела, он большую часть времени проводил в городе, планируя и давая указания, а не в поле, и главными чувствами при этом были скука и уныние.

Пока он не осознал, что существует Джилл Конуэй.

Он примял пальцем табак, смакуя легкий дым.

Рода принесла стаканы.

— Хорошо, что ты так рано пришел, дорогой, — сказала она. — Ты слишком напряженно работаешь. Я как раз решила приготовить что-нибудь особенное на случай, если ты сегодня придешь пораньше.

Капитан Дежерин с радостью принял приглашение на дневную экскурсию с человеком, который может объяснить ему, что он видит. Кроме того, что был шанс подружиться с представителем местного общества, чьим содействием необходимо заручиться, ему нравилась сама идея отдыха на природе поели утомительного и трудного космического перелета. Когда человеком, которого рекомендовал Боггарт Хэншоу, оказалась Джилл Конуэй, его удовольствие перешло в восхищение.

Она заехала за ним до восхода Бел, в призрачном красном свете Ану, висевшей в северной части неба. Он и несколько его подчиненных были временно размещены в гостинице, а большинство людей оставались на орбите до строительства для них временного жилья. Ему предоставили одноколесник (Хэншоу полушутя сказал: «Давайте я окажу вам любезность, пока вы его не реквизировали»). Одноколесник Джилл был куда больше и мощнее. Сначала ему было трудно угнаться за её машиной, но он стиснул зубы, а потом обнаружил, что скорость его радует. Тем временем они пересекли реку — на небольшом автоматическом пароме, поскольку в его машине не было скиммера, — и углубились в нетронутый иштарийский ландшафт.

Бел вышла на небо, появились двойные, тени, и янтарный свет стал розовым. Джилл остановилась у рощи, где бежал ручеек.

— Позавтракаем? — предложила она. — Потом можно прогуливаться не спеша.

— Magnifique. — Дежерин открыл багажник своей машины. — Я сожалею, что мой вклад так скромен, но вот это — итальянская салями, если желаете…

— Еще как желаю! — Она всплеснула руками от радости. — Я лишь однажды в своей жизни её пробовала. И можете мне поверить, первая любовь — ничто в сравнении с первой итальянской сухой колбасой. — «Врунья, — сказала она себе, вспомнив Сенцо. И все же… эта боль давно уже залечена. — И у тебя, милый, тоже, я надеюсь».

Дежерин помог ей расстелить скатерть и распаковал еду: хлеб, масло, сыр, варенье. «А он ничего, — подумала Джилл. — Чертовски хорош собой».

Когда она включала кофеварку в розетку машины, он вдруг сказал:

— У меня не было момента сказать это вам раньше, мисс Конуэй, из-за всей этой дипломатической процедуры. Но я знаю вашего брата Дональда. Он просил передать вам привет.

— А? — она быстро выпрямилась. — Знаете? Как он там? Куда его послали? Почему он не пишет?

— Последний раз, когда я его видел, он был в отличной форме. Мы с ним несколько часов проговорили. Понимаете ли, когда меня сюда назначили, я стал искать кого-нибудь с Иштар в надежде — как бы это сказать — на брифинг. И нашел Дона.

У него была пленительная улыбка, сопровождаемая взглядом, в котором было не любопытство праздного зеваки, а понимание.

— Он мне о вас и рассказывал. — Он стал серьезен так же быстро, как и она. — Куда его послали? Я только знаю, что на фронт. Вы только не волнуйтесь о нем слишком сильно. Мы во многих отношениях — в снаряжении, обучении, организации — превосходим противника. А насчет последнего — он был очень занят, признался, что терпеть не может писать писем и поэтому доверяет мне передать его слова. Я заставил его дать обещание, что он вскоре напишет.

Джилл вздохнула:

— Огромное спасибо. Это так на него похоже. — Она вернулась к кофейнику. — Ладно, оставим подробности на потом, Например, до сегодняшнего вечера, если не возражаете — мы могли бы остановиться у моих родителей. Сестра с мужем тоже хотели бы послушать.

— Как прикажете, — ответил он с легким поклоном. У него хватило соображения не пытаться ей помочь, чтобы не путаться под ногами. Вместо этого он любовался пейзажем.

Роща находилась на краю плоскогорья. В основном там были красноверхушечные мечелисты, но к ним добавляли вспышки желтого куполоростки. Затененный деревьями дерн состоял из низкорослой, плотной лиа, которую земляне называли «дромия». Ключ выбегал из-под большого камня с пятнами лишайника, стекал в овражек и вскоре пропадал в почве. Но до того он успевал напоить довольно большой участок, и много разных видов растений толпились около него, образуя чащу. Подальше трава сменялась стеблями остролиста по пояс и перышником в рост человека — тускло-золотые волны, тянущиеся на километры и километры. Дул ветер, сухой и теплый, принося запахи осени, накладывая тысячи шорохов на журчание воды.

— Вы знаете названия всех этих растений? — спросил Дежерин.

— Только самых обычных, — ответила Джилл. — Я не ботаник. Однако, она показала вокруг Себя, — все, что вы здесь видите, это разные виды лиа. Она здесь так же разнообразна и так же важна, как на земле трава. Кусты вон там — это горькосердец. Иштарийцы используют его как приправу и тонизирующее средство, и людям он тоже служит для медицинских целей. А вот посмотрите на эту причудливую штуковину — это ночной вор. Иштариец от него заболеет, если съест, а вы или я — умрем. Огнецвета здесь не видно — ему нужно больше влаги, а вот гром-стебель в сезон дождей, который скоро наступит, — это действительно зрелище. А весной — пандарус.

— Простите, что? Джилл хихикнула:

— Я забыла, что вы не знаете. Вот этот. Он привлекает для опыления энтомоидов, вырабатывая их половые аттрактанты, обоих полов. Это — зрелище.

В ту же минуту она пожалела о сказанном. Оно могло быть воспринято как приглашение. Но он просто спросил:

— А вы не переводите местные названия?

— Редко, — сказала она с чувством облегчения. «Отбить попытку я бы могла, но… Уж если таковая будет иметь место, я предпочла бы, чтобы по моей инициативе». Мысль пошла каким-то кружным путем. «Хотя я не собираюсь выигрывать трофеи какого бы то ни было вида в конкурсе на звание роковой женщины года». — Большая часть непереводима — как вы скажете по-сехалански «роза»? — а наш речевой аппарат не подходит для произнесения местных названий. Так что мы изобретаем свои. Кстати, «лиа» появилась именно так. Первую научную работу по этому семейству сделал ученый Ли Чанг-Ши.

— Гм-м. Я понимаю, что здешняя фотосинтезирующая молекула не идентична хлорофиллу, а только подобна. Но почему здесь так часто встречаются красный и желтый цвета?

— Есть теория, что сначала был желтый, а красный пигмент возник в Хаэлене как поглотитель энергии. Степь, заросшая пьющими солнце растениями, — поразительное зрелище. Это соединение оказалось достаточно крепким, чтобы распространиться по всей планете и развиться в самых разных направлениях. Это, как вы понимаете, всего лишь теория. Господи, тут же целый мир! За сто лет мы только начинаем понимать, как многого мы не знаем. Ладно, есть мы будем?

Пока они ели, небо потемнело от стаи пилигримов, наполнилось их криком и шумом их крыльев. Несколько удивленных азаров отошли от пасущегося стада, глядя вверх, их шестиногая походка была волнообразно-грациозной. Люди в бинокль могли разглядеть детали, которые Джилл тут же объяснила: