Огарок свечи для грешников (СИ) - Страница 13

Символично, что он находился в третьей палате.

Забыв про брезгливость и омерзение, Веста схватила его за подборок, покрытый коркой с пробивающейся сквозь неё щетиной и буквально выплюнула ему в лицо вопрос:

- Где твоя постель, ублюдок?

Казалось, парень нисколько не боится ни её, ни санитаров, которые маячили в дверях, в страхе, что Веста взяла Мухомора в свои заложники и теперь им придется отдуваться перед начальством за то, что не уследили. А должны были. Ведь в личном деле Любови Арлиенко-Любушки черным по белому написано "особо опасна. Для достижения личных целей использует сторонних людей под угрозой расправы". Но она оттолкнула его и бросилась в ту сторону, куда он молча указал большим пальцем. Доли секунды ей хватило на то, чтобы заметить по пути Призрака, который сидел на полу на сложенном одеяле, Отца Алексия, молившегося на икону, висящую под потолком, и Скальпа, бившегося головой о железные прутья кровати, всё так же обитые поролоном. Он снова себе под нос бормотал считалку, которая для Весты была оглушающе громкой. Словно время вокруг остановилось, мир замер, и остались только они вдвоем: Веста и Скальп со своей дурацкой детской считалкой.

"Раз, два

Ты сошла с ума

Три, четыре

Чужая в нашем мире

Пять, шесть

Две минуты есть

Семь, восемь

Огарок скоро бросим

Девять, десять

Гореть мы будем вместе"

Под подушкой ничего не было.

И под матрасом.

И в одеяле.

Веста перевернула вверх дном всю постель. В паническом ужасе она прощупала каждый миллиметр кровати, чтобы убедиться, что огарок не запутался в железных пружинах или же в складках простыней. Но всё тщетно. Боковым зрением она видела, как в её сторону медленно движутся санитары и понимала, что прошло от силы несколько секунд, но ей они показались вечностью.

Она не доверилась. Впервые в жизни её попросили не думать и не принимать решения за весь коллектив. Это был первый раз за все её 27 лет, когда чужой человек попросил её поверить ему и сделать так, как считает верным он. И она не смогла. Она настолько привыкла полагаться только на себя и собственное чутье, что поверить кому-то для неё было чем-то из ряда вон выходящим.

Швырнув легкую конструкцию металлической кровати в сторону санитаров, она в два прыжка оказалась у расправленной постели отца Алексия и схватилась за край одеяла, но уже было слишком поздно. Двое сильных мужчин завернули ей руки за спину и крепко-накрепко перевязали их в локтях. Веста никогда еще не чувствовала себя такой беспомощной и потерянной. Она кричала изо всех сил. Кричала так, что её вопль напоминал звериный рык психически больного человека. Перекошенное лицо и обнаженные в крике зубы идеально дополняли картину местной буйной пациентки. Ей было бесконечно страшно сгореть в этом запертом со всех сторон здании из которого нет входа и выхода в числе 168 психически больных людей.

Весту волокли по коридору. Её нечеловеческий вопль был насквозь пронизан отчаянием и первобытным ужасом от липкого ощущения смерти, с потом стекавшим между лопаток. Страшно не умереть. Страшно знать, что смерть уже на пороге, и не знать, как получить хоть небольшую отсрочку. Она билась в истерике, рычала и вырывалась из цепких рук санитаров. Они впивались пальцами в её плечи до синяков, а она размахивала ногами, пытаясь хоть немного притормозить время, которое было верным помощником распространению огня по психбольнице. В воздухе всё явственнее ощущался запах гари. А вместе с ним и запах смерти. Запах жареного мяса и паленых волос. Запах горелого дерева и тлеющего линолеума под ногами.

Веста почувствовала, как хватка санитаров ослабевает, а через мгновение они отпустили свою помешанную пациентку и бросились бежать. Веста упала на спину, распластавшись. По деревянному дощатому полу топали десятки босых ног. В паническом страхе она огляделась по сторонам. Психи разбегались из своих спален, словно тараканы от внезапного источника света. Сквозь задымление были слышны крики, страшный треск огня в правом крыле и истерический хохот. Кто-то наступил ей на руку, и боль немного отрезвила. Резко вскочив на ноги, Веста помчалась вслед за толпой, путаясь ногами в широких штанинах собственной пижамы.

Повсюду царил хаос. Самые больные пациенты неслись к огню, словно дети, которые еще не знают, что огонь больно обжигает. Они тянули к нему руки и свои одухотворенно-отстраненные от реальности лица. Огонь палил их брови и волосы, перекидываясь на одежду. А они только тихо улыбались, невинно выглядывая из собственной нирваны. Эти люди горели заживо, не ощущая ни боли, ни страха, ни разочарования от того, что так внезапно обрывается их жалкое существование под влиянием самого ненормального из всех.

Другие больные неслись по коридору, громко шлепая ногами, будто ожидая, что их босые стопы смогут остановить неминуемую смерть в этой кирпичной коробке, запертой снаружи на большой железный засов. Они походили на стадо слонов, мигрирующих с утробным гудением. Весту передернуло от их отвратительного завывания, и она отвернулась в сторону, оглядываясь в поисках своего завистливого друга.

- Крис! - закричала она, выискивая в толпе знакомое лицо. - Крис!

Но её зов заглушали дикие всхлипывания, смешки, похрюкивания и животные звуки, издаваемые психически нездоровыми людьми. Одного пациента, достаточно наглотавшегося угарного газа, рвало прямо на бегу. Он брызгал рвотными массами на спины других психов, но они были слишком дезориентированы, чтобы замечать такие незначительные мелочи. Стайка пациентов в стороне мочилась на искры, которые разлетались по сторонам, пытаясь затушить их пока они еще не достигли пола. Они весело смеялись, словно придумали забавную игру. В таком положении каждый из них резко регрессировал в обратную сторону, где люди еще не были прямоходящими существами и жили только лишь инстинктами.

- Крис!!! - звала она, пробираясь сквозь толпу напуганных больных людей.

Сейчас и она сама была больна. Как и все эти пациенты. Сейчас она не была той яркой индивидуальностью. Сейчас она была одной из регрессировавших нездоровых людей, которые не пытались ничего предпринять для собственного спасения.

Эта мысль так отрезвила Весту, что она вырвалась из толпы и побежала на истерический хохот. Он доносился из вестибюля. Смех был абсолютно ненормален. Так смеются дети. Чисто, искренне и от души. Он был высоким и звенел одной единственной нотой. Когда так смеется девушка во время страшного пожара, смех перестает казаться добрым и искренним. Он приобретает оттенок пира во время чумы. Страшная догадка пронзила мозг мощнее лоботомии.

- Нет. Нет, нет, нет. - бесконечно повторяла Веста, мотая головой и не веря собственным мыслям.

- Очаги возгорания в каждой палате, в каждом коридоре, в каждом кабинете! Здесь нет запасных выходов! Нам некуда бежать! - услышала она такой знакомый голос, несясь по ступеням вниз.

Подняв голову, Веста увидела Криса, свесившегося через перила третьего этажа. Он махнул ей рукой и побежал в толпу. Больше она его не видела.

Картина, открывшаяся на первом этаже повергла её в шок.

На стульчике стоял отец Алексий, читая молитвы грешникам, на чьи головы он наконец смог ниспослать священный огонь, а вокруг него кружилась симпатичная Старшая Медсестричка. Её прекрасные светлые волосы летали в такт сумасшедшему танцу, который происходил под песнопения бывшего батюшки. Песнопения больше напоминали черную мессу, будто молился он совсем не Господу. А отблески огня в её глазах добавляли дьявольской обворожительности её и без того восхитительному взгляду. Веста отдала ей должное: в роли главной психопатки данного заведения она выглядела просто бесподобно. Старшая Медсестра размахивала руками, будто огромная птица, заливисто хохотала и напевала своим высоким нежным голосом:

- Вам не убежать! Вам не спастись! Вам не отложить свою смерть! Вы будете гореть в этом огне вечно! Он ждет вас и на том свете тоже! Все вы ничтожны как слизняки и должны быть счастливы умереть от божественного огня!