Огарева, 6 - Страница 29
— Вы помните имя и отчество этого человека?
Налбандов отрицательно покачал головой.
— А фамилию?
— Витя… В институте мы звали его Витек… Я умру?
— Ваша жизнь в безопасности, — ответил доктор. — Вон даже пульс как у здорового.
Костенко заметил, как по восковому лицу Налбандова пробежала слабая улыбка: сначала дрогнули веки, потом чуть искривились губы, и задвигался кончик заострившегося носа, на котором выделялись тонкие, белые ноздри.
«Неужели я буду тоже верить им так же, как он?» — подумал Костенко.
— Что у вас было в чемодане, кроме тех камней? — спросил Костенко.
«Он говорил, что я не должен отвечать, — вспомнил Налбандов слова Пименова, — а как же мне не отвечать, если он спрашивает?»
Налбандову стало жаль себя, и он заплакал. Доктор посмотрел на Костенко и выразительно закрыл глаза.
— Там было еще что-нибудь? — снова спросил Костенко. — Вы отвечайте, мы ведь Кешалаву арестовали. А он вас убить хотел.
— Меня все убить хотят, — ответил Налбандов и умер.
Реаниматоры трудились еще полчаса, но ничего сделать не смогли.
— Я, честно говоря, не думал, что он столько протянет, — сказал доктор. — Какой сильный организм, а? Позвонок задет, печень вдребезги, а ведь семь часов прожил.
— А поджелудочная не была задета? — поинтересовался Костенко. — Или желчный?
— Желчный — это бы не страшно, а поджелудочная — единственный орган, с которым мы бессильны.
Костенко сразу же вспомнил лицо профессора Иванова и пошел к машине.
2
Гусев, заместитель директора фабрики, был из отставников — подтянутый, с командным голосом и большими, навыкате голубыми глазами.
— На фабрике все спокойно, — сообщил он, быстро поднявшись из-за стола. — Никаких происшествий, товарищ полковник, не зафиксировано.
— Не считая того, что убили Налбандова.
— Ранили.
— Он умер.
— Ай-яй-яй! Молодой ведь человек. Товарищ Пименов утром звонил, так просто, знаете, в голосе изменился, когда я ему рассказал.
— Давно он звонил?
— С полчаса.
— Беспокоится, как без него дела идут?
— А как же! Он ведь сюда столько сил вложил, столько души!
— Он сам про Налбандова спросил или вы ему сказали?
— Откуда ж ему про это знать, товарищ полковник? Конечно, я ему рассказал.
— Он хоть поинтересовался, жив Налбандов или убит наповал? Директора наши часто за делом людей забывают.
— Нет, Пименов из другой породы. Он первым делом спросил, как обнаружили вора, где, велел сообщить в милицию, а когда я ему доложил, что все меры приняты, он сразу же спросил о состоянии. Преступник или там не преступник, а все равно человек. Нет, наш директор сердцем не зачерствел. Он ведь как в воду глядел, когда совещание проводил. «Бдительность, — говорит, — повышайте, а то из-под носа фабрику растащат».
— Молодец, так и надо. Какая была повестка дня на этом совещании?
— Широкая, товарищ полковник, была повестка. Директор говорил и о том, что мы не умеем считать, и что все планы надо пересмотреть с учетом интенсификации производства, и что необходимо организовать курсы по изучению экономической науки.
— Да, молодец Пименов. Молодец! Сам небось инструктировал охрану?
— Конечно. «У вас, — говорит, — и оружие-то, наверное, в масле».
Гусев отвечал, словно рапортовал, и Костенко чувствовал, что этот голубоглазый, аккуратно причесанный старик испытывает постоянное желание встать по стойке «смирно».
— Вы ему сказали, что я говорил с Налбандовым?
— Конечно, конечно. Все сообщил. И про вас, и про бригаду врачей.
«Все, теперь он уйдет, — подумал Костенко, отогнав острое желание лечь на холодный клеенчатый диван и поджать ноги к подбородку, чтобы успокоить боль. — Надо звонить к Садчикову. Только вряд ли он теперь найдет Пименова».
— Товарищ Гусев, я бы попросил вас вот о чем…
Гусев сразу же поднялся и привычно одернул синий, нескладно сидевший на нем пиджак.
— Слушаю.
— Пожалуйста, попросите начальника отдела кадров принести мне личные дела всего руководящего состава фабрики. Это раз. Потом с вами побеседуют товарищи из райотдела. Они вас ждут в приемной. Это обычная процедура, мы сейчас будем со всеми говорить. Два. Теперь последнее. Я здесь с вашего разрешения посижу и отсюда поговорю с Москвой. Секретарша пусть трубочку не берет, у меня будет служебный разговор. Хорошо?
— Конечно, товарищ полковник. Не угодно ли чайку?
— Спасибо. Не надо. Я все больше воду пью, к чаю равнодушен.
— Доставить из столовой обед?
— Нет, нет, не тревожьтесь, пожалуйста.
С Москвой соединили через двадцать минут. К телефону подошел Садчиков.
— Дед, бери людей и отправляйся в «Турист», номер 94, в пятом корпусе, — сказал Костенко. — Это его прежняя комната.
— Х-хорошо, — ответил Садчиков.
«Все понимает, господи, как все понимает, — подумал Костенко, — и как обидно, что я теперь его начальник, а не наоборот. Нечестность в этом есть какая-то. Разве он виноват, что ему пришлось сначала воевать, а потом — без перерыва на учебу — сразу же ловить бандитов?»
— Но скорее всего там его уже нет.
— Ах в-вот так даже?
— Именно… Ты установочку на месте проведи, ладно?
— Как ты с-себя чувствуешь?
— Давай поборемся.
— С-слава, а может быть, тебе стоит сейчас вернуться, а? Х-хочешь, я тебя п-подменю?
— Я доскриплю.
— Брюхо болит?
— Да не очень… А что это ты моим брюхом интересуешься?
— В п-порядке проявления т-товарищества. — Садчиков усмехнулся и, вздохнув, повесил трубку.
Костенко трижды перечитал автобиографию Пименова, сделал несколько выписок, потом пригласил инспекторов уголовного розыска из райотдела, объяснил им, что сейчас очень важно побеседовать с каждым сотрудником фабрики, чтобы собрать как можно больше данных о личности Пименова, о его привычках, склонностях, о его знакомых и родственниках.
Костенко решил заранее провести всю эту работу, не дожидаясь, пока Садчиков сообщит ему, что Пименов скрылся.
3
В четыре часа дня Костенко, уже определенно зная, что Пименов из Москвы исчез, а в Пригорске не появился, сообщил Садчикову не только имена, но и адреса всех московских знакомых и родственников директора, и Садчиков начал с ними работу. Ему, Костенко, стало известно, что Пименов здесь, в Пригорске, особо дружеских отношений ни с кем не водил, водки пил мало, женщинами не увлекался, а все свободное время проводил на охоте и рыбалке.
На этом пункте Костенко задержался.
— Ну-ка, — попросил он начальника райотдела, — давайте выясним, в какие места он ездил рыбачить и охотиться. Егерь, может, какой у него был, бакенщик?
— Бакенщиков у нас нет, река порожистая, — ответил начальник РОМа, — и егерей тоже нет, здесь все охотники сами себе егеря. Шалашку каждый ставит и в округе охотится.
— Шалашку? У Пименова был шалаш? Где?
— Так ведь лес большой.
— Как он туда добирался?
— Климов показал, что он в лес на мотоцикле ездил.
— Какой у него мотоцикл?
— Обычный… «ИЖ»…
— С коляской?
— Да.
— Значит, он в лесу по тропинке ездил, по хорошей тропинке. Много у вас в лесу троп?
— Жулье-то все в городе. — Начальник РОМа улыбнулся. — А в лесу браконьеры, они не по нашей части.
— Жаль, что не по нашей, между прочим. Давайте-ка, майор, опросите всех здешних охотников, может, кто знает, где был шалаш Пименова. Это сейчас главная задача.
— Да Пименов домой придет, помяните слово, товарищ полковник. Я ведь его десять лет знаю, тут что-то не так.
Просмотрев деловую переписку фабрики с главком, со смежниками, с мелкими мастерскими, Костенко почувствовал, что он сейчас надолго завязнет в обилии бумажек — разноцветных и разноформатных, с печатями и без них.
— Знаете что, товарищ Гусев, — сказал он, — отложим эти бумаги для ОБХСС, и пусть ваши смежники, те, которым Пименов отдавал новейшее оборудование, доставят вам сюда свою продукцию.