Офицерский гамбит - Страница 27

– Семья тут и устроена. Я – в полной готовности приступить к делу…

Нехотя, кажется, не без внутренних усилий, командир указал на стул, давая понять этим, что разговор не окончен, а просто отложен. И вернется он к нему в любой момент…

(Дагестан, Хасавюрт, штаб группировки войск, 2002 год)

Если мужская дружба возникает в момент наивысшей опасности, как правило, положить ей конец может только смерть одного из друзей. Подполковник Андрей Ильич Вишневский, замкомандира вертолетного полка, принадлежал именно к тем считаным людям, которых Игорь Николаевич Дидусь познал в черно-белые моменты чеченской войны. Познакомился, следует признать, при очень скверных и несколько странных даже для военного времени обстоятельствах. Тогда он впервые убедился, что всякая война рано или поздно ставит вопросы: да или нет, черное или белое, настоящий человек или подлый трус, истинный герой или падший предатель?!

Андрей Ильич был не просто боевым подполковником, профессионалом, каких порождает лишь война, но и редким для племени в погонах интеллектуалом. В нем воплотился симбиоз, удивительное сочетание явно несовместимого. Этот лихой пилот мог, к примеру, похулиганить и колесом своей винтокрылой машины в виртуозном полете легко, до небольшой вмятины, ударить по крыше кабины едущего «Урала» – вещь небывалая даже для мастеров. И наряду с этим он слыл знатоком классики, свободно ориентировался в дебрях философии и порой оперировал такими сентенциями, оспаривать которые вряд ли решились бы ученые мужи. Но и это еще не все. Потому что подполковник Вишневский был высоким, статным, худощавым и видным мужчиной с правильными, близкими к симметрии чертами молодецкого, волевого лица, на которое могли бы засматриваться и молоденькие девушки, и зрелые дамы. Если бы они были тут, в сумасшедшем водовороте из грязи, крови, пота, солярки, пороха, прокисшей каши и холодной постели в палатке, по которой сутками барабанит неутихающий дождь. Сослуживцы не раз шутили, что ему бы артистом быть, а он в грешники подался. Но весь набор положительных качеств и привлекательных элементов внешности с лихвой перевешивал один существенный недостаток – был Вишневский задирист, неуживчив, колюч, тщеславен и, в общем, совершенно невыносим в быту. Очевидно, следствием этого обстоятельства и стало его многолетнее одиночество после вполне логичного, хотя и болезненного развода, – ну кто сумеет ужиться с отпетым красавчиком, который вместо комплиментов говорит гадости и вместо поиска компромисса изображает горделивого сфинкса, не желающего принимать во внимание человеческие слабости. Этот человек чувствовал себя чужим в любом обществе, и Игорь Николаевич порой, глядя на него, приходил к убеждению, что такой обречен воевать вечно, до своего последнего мгновения.

Знакомство состоялось, когда Игорь Николаевич еще был отчаянным комбатом, – судьба преподнесла ему тогда жуткое гнилое испытание неподалеку от селения Улус-Керт. По агентурным каналам была получена оперативная информация о том, что неподалеку от населенного пункта развернут мобильный мини-завод по производству самодельных боеприпасов. Более того, часто беспомощная радиотехническая разведка якобы неожиданно проявила свои скрытые таланты и запеленговала радиотелефон одного из полевых командиров, и из переговоров следовало, что внушительная группировка приближалась к этому месту со стороны чеченской косточки – Урус-Мартана. После нескольких оперативных совещаний было принято решение при помощи небольшой поисково-штурмовой группы нанести упреждающий удар по заводу, уничтожить его и сырье, а при возможности, если удастся, установить точные координаты приближающейся группировки, скоординировать нанесение по ней массированного удара с воздуха. Но изюминка состояла в том, что на самом деле никто не был уверен, что противник еще не достиг места предполагаемого производства. А майор Дидусь, кроме того, хорошо знал, что никто не мог поручиться и за абсолютную достоверность полученных агентурным путем сведений. Жизнь на войне научила его, что нужно во всем сомневаться, когда имеешь дело с чеченцами. Но еще меньше уверенности, когда тебе что-то обещают свои. Он хорошо осознавал, что уничтожение такого объекта может превратиться в жирный плюс и для него, и для его начальников. Особенно, если на той сатанинской мануфактуре лишь охрана да доморощенные умельцы. А может, и погубить всех сразу, потому что отслеживание перемещения чеченских отрядов – дело крайне неблагодарное: они то растворяются в горах, то неожиданно фантастическим образом собираются в атакующий кулак, то выжидают, схоронившись в бесчисленных складках гор.

К тому же, это был один из тех редких случаев, когда командир не вызывал должного доверия комбата. Майор Дидусь очень хорошо знал предназначение и последствия подобных размытых задач. Если старший начальник приказывает тебе «наделать шуму и навести переполох», а потом невзначай прибавляет, чтобы взял побольше боеприпасов, это может означать одно из двух: либо начальник абсолютно некомпетентен, дурак дураком, как говорят в армии, либо дело слишком серьезное и деликатное. Такое, что точно не все вернутся назад. А замкомандира полка подполковник Шинкаренко в этом отношении его смущал основательно. Одновременно и своей явной тупостью, заметно превышающей даже армейскую норму, и невероятной, невообразимой, какой-то звериной хитростью. Этот и черта проведет, говорили о нем офицеры. Восемь месяцев тому назад, когда Шинкаренко был назначен командиром войсковой маневренной группы, ропот в офицерской среде достиг такой силы, что несколько офицеров отказались воевать под его руководством. Шинкаренко без лишнего шума заменили. Но к следующей ротации он как ни в чем не бывало выплыл снова в роли потенциального командира оперативной группы, и майор Дидусь, и комбаты Лапов и Анастасии, сцепив зубы, промолчали. Теперь он жалел об этом. Потому что командир из Шинкаренко оказался никакой. Блеклая, картонная личность, неспособная принимать толковые решения и тем более добиваться их выполнения. Он и в полку-то нередко ставил задачи от третьего лица: «Командир приказал», «Это требует командир полка», «Кэп распорядился». А на войне и вовсе был просто посредником между непреклонным голосом старшего начальника, улавливаемым по радиостанции, и суровыми мужиками-комбатами, которые вполне могли ответить отборной бранью в ответ на халтуру. Но кто-то могучий из тени столичного штаба крепко тянул этого подполковника вверх, потому приходилось с ним мириться.

Что ж, все нагло врут. И те, кто научился врать всем – и подчиненным, и начальникам, – имеют наибольший успех на службе. Феерический карьерный рост. Но вот он так не может, не научился. Да и черт с ними! Побольше взять боеприпасов… Это сколько – полтора боекомплекта, два?

Игорь Николаевич стоял уже возле своей пропахшей едким дымом палатки.

– Товарищ майор, офицеры собраны, ждут постановки боевой задачи.

Майор упругой походкой подошел к небольшому строю, привычно дернул плечами, расправив их, и ощутил такой же привычный прилив уверенности и бодрости… Подчиненные не обязательно должны знать, что накипело на душе у их командира.

На рассвете следующего дня с довольно тяжелым сердцем майор собрал сорок три человека, из которых девять были офицерами его батальона. В труднодоступный горный район их должны были доставить три «вертушки» – транспортно-боевые вертолеты. Тут-то и познакомился Игорь Николаевич с Вишневским, который лично командовал вертолетной группой. Он хорошо помнил омерзительно промозглый рассвет, зловещее одеяние гор, сотканные из тумана саваны и замерзшие, уже приготовившиеся опасть осенние листья, застывшие в непроницаемом безмолвии. Холодная осенняя дрожь легкими разрядами пробивала у него где-то между лопаток, когда он приказал участникам операции выбросить из рюкзаков сухой паек и заполнить место дополнительными боеприпасами и гранатами, причем к гранатам присоединить запалы. К нему тихо подошел замполит.