Офицерский гамбит - Страница 24
На нескольких листах бумаги лапидарно излагались условия Украине – некие ультимативно выдвинутые ориентиры, которых следует достичь для нормального соседства. В ином случае будет продолжаться негласная война, прессинг по всем соприкасающимся плоскостям. В первую очередь Москва требовала официального провозглашения и законодательного закрепления нейтрального, внеблокового статуса Украины. Ого, подумал Артеменко, так ведь это, среди прочего, означает практическую ликвидацию законодательной власти как отдельной ветви. То есть украинский парламент должен стать, как в России, ручным и послушным. Небезынтересное сходство с сенатом времен, скажем, императора Тиберия. Мысли закованы, как воины в латы… Еще одним безотлагательным условием дружбы и перемирия становилось придание русскому языку, наряду с украинским, статуса государственного. Все к тому, чтобы государство тихо растворилось в кислоте иллюзий о славянском единстве. А может, оно и к лучшему, что более сильный князь объединяет земли и пространство в единое целое? Но как же тогда народы? Или мы имеем точно один народ? Артеменко разволновался. Если бы речь шла о том, чтобы внедриться танковым клином во Францию или Германию, но тут совсем иное дело… Он даже понять не мог, отчего возникала острая боль внутри. В школе он филонил украинский язык, не особо любил заучивать стихи Кобзаря или той же Леси. Но ведь он тогда и Есенина с Пушкиным не жаловал… А когда в центре Вашингтона увидел памятник Тарасу, то испытал ясное ощущение гордости и глубоко упрятанной радости – вот куда сородич забрался! Но еще большим откровением стало, когда прочитал, что монумент выдающемуся украинцу поставлен даже не за трепетные строки, а за свободолюбие. Этот человек, проживший короткую и несчастливую жизнь, был возведен в ранг национальных символов свободы, готовности отстаивать независимость, право дышать и говорить! И в сравнении с этим высказанная однажды фраза полковника Круга о том, что все они цепные псы хозяина, казалась кощунственной, кинжалом полоснула по сердцу. «А что, – рассуждал тогда его куратор, кажется, не испытывая никакого дискомфорта и не понимая всей пошлости признания, – живем мы отменно, средства на нас тратятся о-го-го какие, и потому, когда команду дадут лаять или рвать кого, мы рассуждать не станем». От воспоминания Алексей Сергеевич испытал легкое чувство тошноты. Но все-таки другой голос, рациональный и прагматичный, был силен в нем и отчаянно боролся. Борьба вола с волком, которая долго не может окончиться чьей-либо победой. И украинский россиянин Артеменко признавал: сила голоса разума была достаточно сильна, чтобы отпугнуть голос сердца, жаждущий не столько справедливости, сколько индивидуальной лазейки к какому-нибудь пьедесталу, детскому желанию значимости, и значимости верной, настоящей, а не мерзкой, с душком. Хорошо, твердил голос разума, но сам же ты украинским языком без радости пользуешься, скорее для развития отношений с подлинными украинцами. И тем не менее, ты был более всего поражен на родине тем, что для стольких людей в самом деле украинский язык был родным.
Был еще один пункт, немало смутивший дотошного читателя. Сохранение православного русско-украинского единства должно осуществиться в лоне Московского патриархата. Ему, как человеку, пришедшему в этот мир с определенной целью, было глубоко наплевать на религию. Потому что он знал: вера – это важно и необходимо, религией же занимается и государство в том числе. Но твердое намерение обратить массы в свою веру, привести люд к общему, нет, не Богу, к общей символике и продюсерам этой символики – это значит закабалить религиозное пространство. Формула звучала безапелляционно: пусть они сами открестятся от своего религиозного лидера, пусть славянская вера послужит укреплению империи. Господи милостивый, вопрошал себя Алексей Сергеевич, куда же мы катимся? Ведь Бог-то один, и вера одна, и играть на поводырях, подсунуть своего пастыря тем, кто вырос в колыбели христианства?! А не круто ли это, спрашивал другой голос, исходящий от полковника и вояки. По меньшей мере, беспринципно, бескомпромиссно и максимально жестко.
Остальное вообще выглядело мелочовкой. Уход со сцены власти антироссийских политиков, единые подходы в области образования, культуры и особенно обороны и безопасности. То есть согласование всех назначаемых в секторе безопасности лиц, заключил для себя Артеменко. От министра обороны до торговцев оружием! Не слабо! Это полный контроль на случай, если… Артеменко до боли сжал кулаки. Про закрепление флота в Крыму в документе указывалось вскользь, как само собой разумеющееся – форпост ядерной державы, пусть истощенный и ржавеющий, должен находиться в Севастополе. Артеменко хорошо знал, для чего. Не будучи способным конкурировать по военной мощи с флотом не то что НАТО, но даже одной Турции, не имея даже возможности беспрепятственно выйти из закрытого на замок моря в воды Средиземного, флот имел одну-единственную задачу – контролировать Украину и Грузию. Впрочем, он, согласно документу, должен был за определенное время тихо и основательно перевооружиться, превратиться в реальную мощь с ракетными кораблями, подводными лодками и авиацией. Задумано системно и масштабно, не мог не признать военный, сидевший внутри полковника Артеменко.
Просто великолепно! Если этот, вне всякого сомнения, великий план будет реализован, нет никакой необходимости присоединять к России украинскую территорию. Де-факто она и так становится частью империи. А если к этим пунктам добавить еще одно дополнительное условие – закрепление особого статуса прав и полномочий Крыма с гарантией выборов власти, вот тогда Украина останется в капкане на веки вечные. А пресловутый Запад увидит, воочию убедится в том, сколь поднялась Россия, сколь весома она в мире, который эти глупцы все еще считают однополярным. Взамен же Россия сулила гарантии. Хотя и там в каждом пункте можно было без труда отыскать уловку, продуманно расставленные силки для неискушенной дичи. Все правильно, у политики должен быть кнут и пряник – азбучно просто, велосипед уже давно изобретен.
На фоне всего этого борьба с реабилитацией в украинской истории активистов ОУН-УПА и других национальных течений казалась щелканьем семечек по сравнению с разбиванием орехов в крепких доспехах. Хотя и тут аналитический мозг разведчика не мог не отметить рационализма идеи – это ведь инъекция на ментальном уровне, и состоит она в коррекции памяти и менталитета целой нации. Как и в вопросе развития оборонно-промышленной кооперации, где также содержалась заковыка: дать ряду украинских предприятий заказы, но на самом деле связать их так крепко, чтобы они не научились делать ничего более, чем комплектующие для российских производителей конечной продукции.
Так размышлял Артеменко, пребывая в замешательстве и принимая то одну сторону, то другую. На душе у него было неспокойно и безрадостно. За счет чего или кого будут осуществляться победы? Кто будет вести пропаганду возрождения союза Украины и России, кто там, внутри Украины, будет с пеной у рта доказывать преимущества единого экономического пространства и перехода от различных бизнес-проектов к единой рублевой валюте? Ответ был предельно понятен: те украинцы, кто заинтересован в персональном росте за счет сближения с Россией. Тут Артеменко был вынужден признать полную правоту руководителей его ведомства, которые делали ставки на несметное число неудовлетворенных украинцев, готовых ради собственного возвышения на сделки с соседним государством. Самое прелюбопытное в этой истории, что подавляющее большинство таких украинцев искренне верят, что только в союзе с Россией возможно улучшение жизни. Не догадываются, что вся та свежая людская масса необходима для латания демографических дыр, усиления воюющей армии славянской кровью, укрепление империи территорией. И вот теперь сам он будет подыскивать адекватных типов, способных на территории Украины построить часть России. Да, вообще забавная у него складывалась история профессиональной деятельности. Да и жизни вообще. И неизвестно, сможет он когда-нибудь рассказать из нее хоть что-то. Только жена знала некоторые подробности его деятельности, только ей он говорил о своих сомнениях. К счастью, только она одна…