Одно чудо на всю жизнь - Страница 9

Однажды (Генка хорошо запомнил эту ночь, потому что она случилась незадолго до отъезда) мать вбежала в комнату, когда Генка с Валькой уже заснули, подхватила под мышку сонного Вальку, за руку вытянула из кровати Генку и, что-то крича и не обращая внимания на их рев, потащила в гостиную. В гостиной буквально швырнула мальчишек на пол, перед диваном, на котором сидел босой отец. Валька кулем лежал на полу и орал хриплым басом, Генка извернулся еще в воздухе и приземлился на четвереньки.

– Вот! Вот смотри, что водка твоя поганая сделала! Еще хочешь?!

– Ну Вика, ну все! – бормотал отец, не поднимая глаз и потирая одной ступней о другую. – Ну ты же знаешь, что – все. Договорились же! Ты же знаешь, даже врачи не говорят, почему…

– Врачи не говорят! Я! Я тебе говорю! Я – здоровая! Я пятерых могла бы родить, как сестренка моя младшая! – бесновалась мать.

– Уложи ребят, Вик, они же спать хотят! Ну что ты, в самом деле! Ну все хорошо будет!

Восьмилетний Генка стоял на четвереньках, молча рассматривал родителей и ревущего Вальку, и думал о том, что в его жизни уже никогда и ничего не будет хорошо.

Спустя пару месяцев после ночной сцены семья Лисс навсегда уехала из Джамбула. А еще полгода спустя родился Ёська.

Крепкий, широкоплечий мужчина в сером пиджаке «с искрой» сидел у стены на стуле и искал, куда бы положить руки. Руки никак не хотели никуда помещаться. Директор школы сидела за полированным столом и с деловым видом рисовала лягушек на лежащем перед ней бланке противопожарной инспекции. Таким образом, руки у нее были заняты.

– Николай Константинович, я хочу, чтобы вы правильно меня поняли, – сказала директор и пририсовала к пасти очередной лягушки стрелу. – Мы все очень благодарны вам за помощь и готовы дальше учить Владислава. Но… но мы не можем делать это насильно! Владик не хочет и, если смотреть правде в глаза, просто не может учиться по нашим программам…

– Почему не может? – удивился мужчина. – Он что, дурак, что ли?

– Да нет же, конечно! – всплеснула руками директор. – Просто у нас специализированная школа, физико-математическая. Для детей, одаренных именно математически. Вы понимаете? У Владислава нет математической одаренности, но наверняка есть какая-то другая. Надо только искать…

– А, понял! – обрадовался Николай Константинович. – Владек всегда тюфяком был, он просто себя еще проявить не сумел. Так я репетиторов найму, пусть они эту одаренность ищут и на поверхность вытаскивают. Пани директор кого-нибудь порекомендует?

– Николай Константинович! – директор с выражением отчаяния на лице потерла виски и одним росчерком пера нарисовала утонувшую в пруду лягушку с торчащими из воды жалкими лапками. – Владислав не может и не хочет учиться по программе специализированной математической школы. Ему нужна другая программа.

– Сможет… – с угрозой в голосе сказал мужчина и властно позвал в сторону приоткрытой двери. – Владек! Поди сюда! – тут же спохватился, снова посмотрел на так и не пристроенные руки, потом исподлобья глянул на директора. – Можно?

Директор тяжело вздохнула:

– Яжембский, заходи!

В кабинет неловко протиснулся Баобаб и, ни на кого не глядя, остановился у стены.

– Садись, Владик, – предложила директор.

– Спасибо, я постою, – угрюмо сказал мальчик.

– Постоит, – подтвердил отец, и, выдержав паузу в несколько секунд, спросил. – Владек? Ты в школе учиться хочешь?

Баобаб, словно собираясь нырнуть, набрал воздуху в широкую грудь, зажмурил маленькие бультерьерские глазки и ответил неожиданно громко:

– Нет! Не хочу!

Николай Константинович оплыл на стуле, как смятое неумелой хозяйкой тесто.

– А чего же ты хочешь?!

– Я хочу быть чемпионом по тяжелой атлетике. Олимпийским.

– Холера ясна! – вскричал Николай Константинович, не сдержавшись, стукнул кулаком по столу, и тут же виновато поморщился. – Да что же это такое!

Директор окинула взглядом кряжистые фигуры обоих Яжембских.

– Но, может быть, у Владика действительно есть данные?

Баобаб молча кивнул, а Николай Константинович страшно заскрипел зубами.

– У меня два сына, – глядя в стол, сообщил он директору. – Старший, от первого брака – Тадеуш, ему сейчас двадцать, и вот этот – младший. Когда я рос, у меня не было даже запасных брюк и велосипеда, я не мог учиться в институте, потому что надо было кормить семью. Я хотел дать им все. Я был не в ладах с законом, я покинул Родину, Польску, я занимался контрабандой, рэкетом, я зарабатывал деньги где только мог. Мои дети никогда ни в чем не нуждались… Вы знаете, чем занимается сейчас мой старший сын?

Директор отрицательно помотала головой, хотя старший Яжембский никак не мог заметить этого жеста. В дверях кабинета появилась взлохмаченная голова учителя истории. Директор осторожно приложила палец к губам, историк закрыл приоткрытый рот и аккуратно приклеился к притолоке.

– Мой старший сын живет в Испании и собирается стать тореадором. Сейчас он ученик тореадора. Фактически это слуга, мальчик на побегушках. Дома его нельзя было заставить вынести ведро с мусором. Сейчас он прислуживает какому-то безмозглому придурку, исполняет все его прихоти, лижет его сапоги, собирается потешать толпу и… и счастлив! Понимаете, счастлив!

Я надеялся, что мои сыновья вырастут… вырастут респектабельными гражданами. Я собирался учить их в Англии. Потом передать им дело. Для этого я… А теперь этот… – в какой-то момент директору и застрявшему в дверях историку показалось, что огромный поляк сейчас разрыдается, как мальчишка. Но Яжембский еще раз скрипнул зубами и переборол себя. – Холера ясна! Что же мне теперь делать? Что пани директор посоветует? Ведь учебный год только начался и…

После ухода Баобаба и его отца историк прошел в кабинет директора, развернул железный изогнутый стул и уселся на него верхом, поместив подбородок на сложенные на спинке ладони.

– Максим, прекрати! – попросила директор. – Сюда же дети могут зайти, родители…

– Ничего, Ксюша, не волнуйся, – успокоил историк. – Я и в классе так сижу. Дети привыкли.

– О-ох! – вздохнула директор. – Мало мне было заморочек, так я еще тебя на работу взяла. Ну, что ты скажешь? Разбойник, рэкетир, контрабандист… Что там еще? И надо же – такие обычные проблемы: хочется респектабельности хотя бы для детей, а сын-балбес не хочет учиться…

– Генетика, – вздохнул историк. – Сыновья такие же, как отец, только он этого ни в какую признавать не хочет. Вечная тема. Флибустьеры, ушкуйники, гайдуки, чайные клипера, веселый Роджер, опиумные войны, ускользающие сокровища… И полная невозможность респектабельной, стабильной, обычной и потому скучной жизни.

– А мне-то что со всем этим делать?

– Он у тебя кто – спонсор? Ну так тяни с него деньги, покупай компьютеры для школы, занавески, ремонт делай…

– Нехорошо как-то. Я деньги тяну, но ведь сын-то программу не тянет… Знаешь, какая у него кличка?

– Знаю, конечно, – Баобаб. Он на нее охотно откликается, между прочим. А что не тянет – так это не твои проблемы. Хочет папаша, чтобы сынуля у нас учился, будем учить. Если не выйдет: что ж – мы предупреждали! Пусть репетиторов по математике наймет, еще что-нибудь. Я с физруком поговорю, чтобы посоветовал пацану какую-нибудь секцию тяжелоатлетическую посерьезнее. А что? Будешь потом гордиться, что в твоей школе олимпийский чемпион учился…

– Тебе бы все хи-ханьки да ха-ханьки…

– Ты заметил, какая она красивая? – спросила Капризка, и глаза ее как-то странно блеснули.

Витек отрицательно помотал головой, подбирая слова. Они сидели на детской площадке возле Мак-Дональдса и по очереди ели чипсы из цветного пакетика. У основания блестящей горки чернела лужа, откуда-то сбоку летели мелкие капли дождя. Несмотря на дождь, двое малышей бодро лазали по лесенкам, а еще один, совсем рядом, отчаянно пытался раскачаться на пружинной уточке.