Одни сутки войны (сборник) - Страница 7

Командующий, оказывается, уже не спал. У него были начальник «Смерша» и член Военного совета — худощавый генерал-майор, невысокий, в отлично сшитом кителе и мягких сапогах. Когда Лебедев вошел в горницу командующего, он прежде всего отметил неслышные шаги члена Военного совета.

— Засада? — не ожидая доклада, спросил командующий и, словно ему невмоготу стало держать на венском хилом стуле большое, рыхлеющее тело, оперся о стол кулаками.

— Так точно!

— Но ведь время сеанса только что окончилось?

— Разрешите доложить по порядку.

Начальник «Смерша» придвинул к себе папку и устроился поудобнее. Член Военного совета сменил маршрут и шагал теперь за спиной майора. Лебедев точно, коротко, сам удивляясь этой точности и ясности изложения — ему казалось, что мысли у него спутаны, — доложил все, что видел.

— Та-ак. Четвертая потеря, — протянул командующий и, обратившись к контрразведчику, едко отметил: — А вы тут толковали, что проверили все возможное.

Светловолосый, коротко стриженный, с полным круглым лицом и неуловимым взглядом глубоко сидящих глаз полковник каменно молчал.

— Вы, конечно, понимаете, майор, чем все это пахнет? Для вас, меня, всей армии…

— Так точно, — опять не своим, сдавленным голосом ответил Лебедев.

— Вот так… — наливаясь кровью, сердито бросил командующий. — У разведчиков — так точно. У контрразведчиков — так точно. Меня командующий фронтом каждые три часа греет, и я — так точно, а… — Генерал плохо знал немецкий и потому сказал по-польски: — Вшистко в пожонтку[2].

В горнице стало неприятно тихо, и как раз в эту минуту в нее заглянул первый ласковый золотисто-алый луч солнца. Он высветлил дорожку-дерюжку у ног майора, потом передвинулся и окреп. Член Военного совета обогнул майора и спросил у него:

— У вас какой пистолет?

— Вальтер.

— Мода? Или бьет лучше?

Командующий и полковник уставились на майора, ожидая ответа на вопрос, вероятно ненужный в этой обстановке, но решающий что-то очень важное, касающееся и майора, и всех, причастных к этой печальной истории.

— Пожалуй, мода.

— После того как увидели свет фар и поняли, что к чему, пистолет вынимали?

Лебедев побледнел. Это увидели все, потому что луч солнца стал ослепительнее. Но все увидели еще и то, что майор строен и красив. Красив мужественной, не слишком броской красотой. И еще, что он чуть-чуть пижон. Даже не пижон, а отличается тем особым шиком, который приобретают кадровые офицеры, служащие в крупных штабах. Все на нем сидело как влитое, в то же время так свободно, что не мешало движению его худощавого сильного тела. Даже фуражка, надетая самую малость набекрень, и та казалась особенно красивой, ни на какую другую фуражку не похожей.

— Была… мысль, — выдохнул Лебедев.

— Ну что ж… Все правильно… — Член Военного совета вздохнул и опять вышел на свой маршрут.

— Товарищ командующий, — не шевелясь произнес контрразведчик, — разрешите задать несколько вопросов майору Лебедеву?

— Вопросы, вопросы… Что в них толку?! Зюзин погиб — вот что обидно!.. Задавайте.

— Товарищ майор, вы женаты?

— Так точно!

— Детей у вас двое — мальчик и девочка?

— Так точно.

— Семья в эвакуации, в Абакане?

— Так точно.

— Скажите, а связей здесь — я имею в виду интимные связи — вы не заводили?

— Никак нет.

— Верю. Но, может быть, вы все-таки знаете Евдокию Петровну Рожкову?

Майор покачал головой:

— Никак нет.

— А телефонистку на армейском тыловом обменном пункте?

— А разве там есть телефонистки?

— Вам как разведчику это нужно бы знать. Не знаете?

— Никак нет. Виноват.

— Пока что вины не вижу.

Голос полковника — тусклый, ровный — заставлял напрягаться, и Лебедев не сводил глаз с той папки, которая лежала под рукой полковника. А он, как назло, медленно открыл ее, не торопясь вытащил лист бумаги, проглядел его, да еще и потряс, словно пробуя на вес. Потом протянул Лебедеву и предложил:

— Читайте вслух.

Лебедев шагнул вперед, принял этот листок осторожно, с опаской и в то же время с готовностью, и уже открыл было рот, чтобы произнести первое слово, но запнулся и посмотрел на полковника.

— Читайте, читайте. Это может оказаться и чепухой.

Лебедев пожал плечами и, откашлявшись, начал читать:

— «Приветик, Маша. Дождик прошел?» — «Какой там дождь — попрыскало, и все! А у тебя как? Сказала ему?» — «Ему скажешь! Примчался, машину бросил и убежал. Прибежал, веришь, на нем лица нет. Мне даже страшно стало». — «Наверное, опять неприятности». — «Да, у них служба такая…» — «Так и уехал?» — «Ага». — «И все равно довольно тебе мучиться — он не идет, сама намекни». — «Не знаю, веришь, как увижу, так ноги подкашиваются». — «Вот дура! Неужели рядом других нету?» — «Мало ли других… Слушай, Маша, пришли еще огурчиков. Такие огурчики! И еще, может, капустки». — «Чтой-то тебя, девка, на кисленькое потянуло. Одного любишь, а с другим…» — «Перестань, Машка. Я ж влюбленная». — «Когда ж теперь опять появится?» — «А он как ясный месяц: если у них операция — покажется, а нет — скроется. А я сохну». — «Ох и дура ж ты». — «А ты б на моем месте?» — «Так и я ж, наверное… Присылай своего Ванечку, я у хозяйки и огурцов и капусты выпрошу. А если пришлешь старухе полотенцев — она и на соленые помидорчики раскошелится». — Майор растерянно огляделся и доложил: — Все.

— Знаю. Скажите, майор, как часто вы бывали на армейском обменном пункте?

— Обычно… дважды в день… последнее время.

— Почему?

— Там у нас рации.

— А не в последнее?

— Мы снабжались там. Так что… по потребности.

— Ясно. Где ставили машину?

— За углом школы, в которой размещался штаб.

— К радистам ходили пешком?

— Так точно. И каждый раз старался разными дорогами.

— Но все равно огибая здание школы?

— Так точно. Иначе нельзя.

— У меня все. У вас, товарищ командующий, к майору Лебедеву вопросы есть? Нет? У вас, товарищ генерал? Нет? Тогда, товарищ майор, я вас попрошу отправиться к моему заместителю и вместе с ним заново проанализировать все операции. Не спеша. Обстоятельно и, я бы сказал, отрешенно. Времени у вас теперь хватит.

Лебедев ушел, а командующий спросил у полковника:

— Думаете, в этой девичьей болтовне и есть разгадка?

— Пока не думаю. Пока только нащупываю. Дело в том, товарищ командующий, что майор ставил машину как раз против здания почты и, следовательно, районного коммутатора. Если учесть, что разговор двух подружек — честно скажу, мы уж куда только не совались со своими подозрениями и контролем — был записан нами минувшим утром, то тут кое-что есть. Именно поэтому я так рано явился к вам. Как вы заметили, без вызова.

— Выходит, эта Дуся или Маша — шпионки?

— Нет, еще ничего не выходит. Пока что ясно, что эта самая Дуся влюбилась в майора и делится об этом с подружкой. Причем, как видите, очень аккуратно, как истая влюбленная, следит за каждым его шагом, за настроением. Если сопоставить все по времени, то…

— В этом есть рациональное зерно, — сказал член Военного совета. — Что собираетесь предпринять?

— Пока будем анализировать провалы, попробуем разработать эту линию.

Командующий помолчал, потом устало махнул рукой:

— Хорошо. В девять — доклад комфронтом. Попробую поспать.

Сутоцкий сопел и молчал. Матюхин, казалось, не обращал на него внимания. Как-то незаметно он обогнал напарника и теперь, ловко лавируя между кустарником и стволами деревьев, забирался в глубь леса между странной телефонной линией и той заброшенной дорогой-просекой, по которой проехали немецкие саперы. Его худощавое, острое лицо было озабоченно, губы часто шевелились.

Внезапно он остановился и недобро спросил:

— Ты знаешь, куда мы идем?

— Нет.

— А какого же черта молчишь? Ты что, пешка?