Однажды в СССР - Страница 16

Новость, что Ромка расстался с Людмилой, мгновенно облетела всю общагу. Странно, ни он, ни она ни с кем не делились, и тем не менее слушок пролез, прополз в каждую комнату и активно обсуждался. Общага хуже, чем коммуналка, – ничего не утаишь. Большинство злорадствовали. У секретаря комсомольской организации было много недоброжелателей, точнее, недоброжелательниц – у неё был независимый характер и потрясающие сиськи. Вполне достаточно, чтобы тебя не любили в женском коллективе. Но были и такие, кто жалел и сочувствовал. Женщины очень солидарны в подобных вопросах и легко забывают неприязнь и обиды, с готовностью поддерживая жертву мужского произвола. А в том, что это он её бросил, почему-то никто не сомневался. С одной стороны, он получил незаслуженное клеймо коварного сердцееда, с другой – ему никогда не улыбалось столько девушек в единицу времени. Люська была признанной красавицей, капризной и разборчивой, в самцах толк знала, и отношения с ней служили знаком качества – этот то что надо! А почему бы и самой не проверить, в самом деле? Тем более что он заметно возмужал, начал бриться и уже более походил на парня, нежели на мальчика.

Тандем Романа и Олега имел неоднозначную репутацию в общаге. Пока первый мучился душевными терзаниями и вёл моногамный образ жизни, второй развернулся вовсю. Он постоянно просил соседа где-то погулять или прийти чуть позже. Ну хоть на часик. На полчасика. Он успеет! Аргументация каждый раз была на высоте – у него чрезвычайно важное свидание. Потом он непременно делился подробностями, чем поначалу обескураживал Ромку, воспитанного в большей сдержанности и уважении к женщине. Один раз он даже готов был поколотить товарища, когда тот особенно смачно и с физиологическими подробностями рассказывал об очередной мастерски произведённой дефлорации, в которых за короткий срок стал признанным специалистом. Всё-таки девчонки попадали в общагу в довольно нежном возрасте, и не все, как Люська, успели получить первый сексуальный опыт в родных краях. Особенно это касалось посланниц южных регионов необъятной страны, где с этим было не в пример строже, чем в европейской части России.

К Олегу невозможно было относиться серьёзно. Он ухаживал за всеми сразу. И когда вчерашняя подружка, у которой из волос ещё не выветрился запах его парфюма, вдруг встречала его в коридоре затаскивающим в свою комнату очередную слабо сопротивляющуюся жертву, оторопело, немо, одним взглядом вопила, как такое возможно, он бодро гладил её по плечику, скороговоркой обещал, что обязательно скоро заглянет, пусть она ждёт и готовится, и при этом продолжал неумолимо влечь новую, ещё не состоявшуюся пассию, у которой, впрочем, не было ни единого шанса избегнуть скрипучей железной кровати. Как метко выразилась одна из девушек, побывавших в их комнате, Огородникову проще дать, чем объяснить, почему ты этого не хочешь.

Людмила после разрыва поставила себе задачу – отомстить. Она почему-то не сомневалась, что он её бросил не просто так, а ради кого-то. И теперь пыталась вычислить, что же это за сучка. Это было мучительно, но ей не терпелось увидеть, на кого он её променял. Какими совершенствами обладает эта коварная обольстительница, что вскружила голову её Ромке. То есть уже не её. Нет, это невыносимо! Она даже на секунду не могла представить, что он ушёл просто так – в никуда. Отказаться от её роскошного тела, от её ласк, от заботы, которой она его окружала, только потому, что счёл нечестным, неправильным спать с женщиной, которую не любишь, – такое невозможно! Даже узнай она его мысли, не поверила бы.

Первой кандидаткой стала Лайма. Но очень быстро стало понятно, что она ни при чём. Во-первых, она явно узнала обо всём последней, а во-вторых, совершенно искренне сочувствовала ей и поддерживала. Может, она и ошиблась тогда, неверно истолковав её взгляд? Как бы там ни было, Лайма не из тех, кто сами вешаются на мужиков, а Ромка в ухаживаниях за ней замечен не был. Уж от неё это не ускользнуло бы.

Вторая претендентка на роль разлучницы – Валька Соболева, соседка Ромки и Олега из тридцать третьей комнаты. Роскошная взрослая баба – ей двадцать три, и она уже замдиректора магазина. К тому же в комнате живёт одна и у них общий предбанник – очень удобно. Огородников пытался к ней клеиться – такой отпор получил! Сам же рассказывал. Надо отдать ему должное, он рассказывал всем и всё – и о победах, и о поражениях. Причём о сокрушительных тоже. В нём ничего не держалось. Валька выгнала его пинками, когда он, зайдя якобы за солью, попытался её лапать. А потом ещё и прославила на всю общагу – в красках описав и показав, как это было, на общей кухне. Вот девчонки потешались! Особенно те, кто сами так поступить не смогли или не захотели, – так злорадно думала Людмила.

А вот Ромка мог ей понравиться. Хотя вряд ли у них бы завязался роман. По слухам, Валька была любовницей самого Зуева – пожилого и могущественного директора магазина № 1 на Октябрьской площади, который был аж депутатом Моссовета и, говорят, подпольным миллионером. А что, запросто! Он уже лет тридцать возглавлял «первый», даже директором торга отказался стать. Магазин с самой большой проходимостью – только мяса две тонны в день продают, а колбасных изделий, а рыбный отдел! Только у него бывают осетрина, севрюга и даже чёрная икра! Да вообще весь дефицит туда везут – они же и членов Октябрьского райкома партии отоваривают! Очень похоже, что она действительно с ним живёт, иначе как объяснить, что и комната у неё отдельная, и замдиректора в двадцать два года стала, причём в перспективном «пятнадцатом», где директриса предпенсионного возраста. И есть информация, что она уже весной должна комнату в коммуналке получить. Нет, не решится она шашни в общаге устраивать, когда комната и прописка на кону!

Так одну за другой она перебрала всех заметных соседок по общаге. У всех нашлось алиби. Подумать на какую-нибудь серую мышку ей не позволяло самолюбие. В конце концов она решила, что он сам проколется. В общаге шила не утаишь.

Ромка же после объяснения испытал облегчение. Это решение зрело в нём давно, и неожиданно появившаяся Ленка была здесь ни при чём. Их связь нельзя было назвать романом. Скорее деловые отношения включали в себя элемент секса как нечто цементирующее совместную противозаконную деятельность, привносящее в неё так необходимые нотки доверия. На самом деле секс случился ещё лишь однажды после того первого раза. Всё произошло там же, в кабинете, так же быстро и скомканно и опять по её инициативе.

К объяснению с Людмилой его скорее подтолкнуло какое-то невнятное беспокойство, поселившееся в душе с началом новой, взрослой жизни и ещё усилившееся, когда он вступил на тропу бизнеса по-советски. Где-то глубоко внутри он чувствовал, что делает что-то не то, что-то неправильно, что-то противоречащее внутреннему моральному кодексу. Рассматривая все вновь появившиеся в жизни факторы по отдельности, нельзя было с определённостью сказать: вот это неправильно и плохо, исключи его из жизни – и обретёшь спокойствие.

Учёба, которой он не уделял должного времени и явно не преуспевал, – да, его это грызло, он со страхом ждал первой сессии. С другой стороны, а как добавить – времени катастрофически не хватало, он и так отрывал ото сна. Лекции пропускал, конечно, зато на семинарах был активен. Одногруппницы – да, у него же и в группе одни девочки, лишь трое парней – с явным неудовольствием наблюдали, как он оживлённо дискутирует с преподавателями, да что там, даже спорит. При этом сами преподаватели относились к такой манере с большим пониманием и демократичностью, с удовольствием поддерживали полемику, порой далеко отклоняясь от темы занятий.

Работа, которая ему очень не нравилась и которой он, очевидно, не нравился тоже, – так куда деваться, он обязан ей и пропиской, и ночлегом.

Спекуляция, или фарцовка, – вот что было явно лишним в жизни правильного комсомольца-пролетария и студента-вечерника, но, как выяснилось, таковы реалии взрослой жизни, где нужно отвечать на вызовы и принимать трудные решения, чтобы не остаться на обочине, когда удалая тройка промчится мимо! А правильных комсомольцев вокруг не наблюдалось днём с огнём! Конечно, необязательно было так стремительно наращивать объёмы, соответственно увеличивая риск, но он привык: если взялся за дело – делай лучше других или не делай вообще. Уж если бить, то вали с ног – меньше шансов, что обратка прилетит.