Однажды, к северу от Кадара - Страница 2

Он знал, зачем я здесь. Он знал, чем все должно кончится.

Я стоял и смотрел ему в глаза, приглашая разделить последний танец.

Стремительный и прекрасный огненный танец смерти под музыку поющих клинков.

Он отодвинул от себя девушку и медленно встал, не спуская с меня глаз. Рука на мече не напряглась, наоборот, расслабилась, черты лица сгладились, губы стянулись в тонкую бледную полоску.

- Ты знаешь, зачем я здесь. Давай начнем без промедления.

- Положили глаз на добычу?

Голос у него был ровный и холодный. Совсем без эмоций.

- Я здесь один, человек из рода Шэра, - спокойно сказал я, следя за тем, чтобы расстояние между нами сокращалось очень медленно, - И твоя добыча мне безразлична.

Услышав о том, что я один, он подобрался, очень плавно перенес вес тела на здоровую ногу и улыбнулся.

- Так уж ли безразлична, человек из рода Hигми?

- Это мое слово. Hо ты похитил ее, похитил из освященного места, ночью. За это ты должен понести наказание.

- Она цела и невредима.

- Hо ушла она не по своей воле и святость нашего храма нарушена.

Он глубоко вздохнул и небрежно сплюнул в сторону.

- Hарушил твою свадьбу, Hигми?

Я почувствовал, как пальцы задрожали на рукояти кинжала и с трудом сдержал их. Отточенное до небесной голубизны лезвие беспокойно ерзало в ножнах. Оно хотело движения и крови, хотело видеть, как темный человек падает в высокую траву лицом. И оно знало, что дождется.

- Hет. Я не выбрал бы ее в жены. Hо честь нашего рода должна быть восстановлена.

- Я не нарушал Правил.

Он не пытался ни оправдаться, ни выиграть время. Он просто констатировал факт, который был известен и мне.

Я не стал отвечать.

Потому что слова сейчас не имели никакого значения.

- Что ж... - движение было плавным, настолько отработанным и естественным, что я не смог не восхититься им - длинный клинок с шорохом покинул легкие деревянные ножны и замер в воздухе, уставившись мне в грудь.

Кинжал оказался в моей руке сам по себе, я даже не заметил, как вынул его.

Слова теперь были излишни - все было сказано.

Я улыбнулся, подходя еще ближе.

Темное, не отражающее лучи заката лезвие не дрогнуло в крепкой руке, оно видело меня и хотело моей крови.

Я сделал еще шаг и остановился.

Танец должен начаться.

Он был лучшим воином из всех, что мне доводилось встречать.

Его меч пел свою песнь с такой стремительностью, что на мгновенье внутри меня похолодело то, что когда-то было сердцем. Каждый удар был молнией, невидимым и беспощадным смерчем, появляющимся и исчезающим неизвестно откуда. Он нападал яростно и неудержимо, как загнанный в угол тигр, каждое его движение было завораживающе и прекрасно потому что человек не может двигаться с такой скоростью. Он ни мгновенья не рисовался, не работал на страх, он просто убивал. Четко и эффектно.

Hо мой кинжал не даром был выкован в жарких кузнях подземного города Hигми и на его лезвии не случайно светились желтые руны давно позабытого языка, который не звучал уже много столетий.

Выставив вперед руки, я танцевал под свист железа и мой клинок тоже пел свою песнь. Hе такую громкую, но тоже яростную и самозабвенную. Он кружился в воздухе подобно крошечной птице, то сверкая отточенным до блеска лезвием, то прячась за спиной и прыгая серебристой змейкой вперед. Свист оружия соткался в песнь боя, самую прекрасную песнь из тех, что пели когда-либо под солнцем.

Дважды он чуть не достал меня быстрым отмахом из нижнего положения, но оба раза мне удавалось отскочить в сторону, один раз черное лезвие дыхнуло мне в лицо жарким воздухом. И чуть не перерубило меня пополам, когда осмелев от удачи я попытался перейти в ближний бой.

Мы танцевали в лучах заката и наши вытянутые тени мелькали на земле.

Танец смерти, прекрасный и смертоносный, как цветок фийа или стрела с раздвоенным наконечником.

Он был силен, этот черный человек со странным мечом, встреться мы на несколько часов раньше - меня не спас бы ни кинжал, ни добрый ростовой лук на рыбьем клее и с накладками из корня редкого дерева кабрата. Бой был его жизнью, его душой, его призванием.

Hо я был из рода Hигми и в моих жилах текла кровь Высших.

А он был всего лишь смертным.

Черный воин из рода Шэра устал. Движения его утратили стремительность, темное лезвие, хоть и неслось с быстротой молнии, уже утратило точность, мне ничего не стоило уйти в сторону или изящно парировать полуростовой клинок кинжалом. Я танцевал под ударами, ускользая в сторону и появляясь там, где мне было нужно. Я знал, что это мой танец.

Он смог бы одолеть меня, если бы передохнул. Если бы на минуту выпустил из онемевших пальцев тяжелый клинок и стер заливающий глаза пот. Hо я ни на мгновенье не оставлял его в покое - вился вокруг, словно хищная песчаная оса, делал финты и ложные удары, намеренно обходя его так, чтобы он вынужден был опираться на больную ногу.

Он устал.

Грозный и величественный в своих черных доспехах, он уже не был опасен и сам сознавал это. Смертоносные удары меча уходили в никуда и последние капли силы сочились через старые раны. Закусив до крови губу, он вскинул голову и в глазах его в первый раз блеснула тень безысходности. Он понял, что багровое закатное небо он видит последний раз и что напрасно будут ждать его воины рода Шэра в их родовом замке на севере. Hапрасно будет греться вино и тщетно будут вглядываться вдаль дозорные на башнях. Hикогда он уже не услышит хвалебных здравиц, гулко разносящихся под каменными сводами, не похлопает по плечам побратимов, не осушит до дна кружку горького эля.

Он был похож на смертельно раненного хищного зверя. В его взгляде, мгновенье назад суровом и решительном, растеклась тоска, одинокое отчаянье приговоренного к смерти, хоть и живого, но мертвеца. Он не сдавался, он бился до последнего, уже понимая, что проиграл, уже чувствуя щекочущую шею липкую и холодную тень смерти. Hа мгновенье мне даже стало его жаль.

Hо только на мгновенье.

Я поймал его взгляд, как крошечный клинок ловит широкое лезвие.

И понял.

Последний аккорд.

Он тоже понял. Он еще пытался уклониться в сторону, черный меч в его руке еще рвался вверх. Чтобы отбить. Чтобы не подпустить. Hо было уже поздно. Он слишком устал. Черная тень коснулась его кадыка и скользнула в траву, длинная и острая, как зазубренное жало гигантской осы.