Одна на миллион (СИ) - Страница 7

— Понятия не имею, откуда она, — Никита пожал плечами, — Но звучит очень мелодично.

Песня была замечательная — она засела у меня в плеере с того самого момента, как я услышала ее по телевизору.

— Думаю, что предлагать потанцевать тебе нет смысла? — предположил Никита.

В мыслях я решила, что ни в коем случае не буду танцевать с этим безрассудным авантюристом с чересчур очаровательной улыбкой и подозрительно искрящимися глазами. Но мой голос произнес другое:

— Почему бы и нет. Тем более, что ты обещал хранить молчание.

Я не оставила сама себе выбора. Никита, казалось, был удивлен не меньше моего. Он несмело подошел ко мне и положил обе руки мне на талию. Они были тяжелые, словно весили не меньше тонны. Я расположила свои ладони у него на плечах и только тогда осознала, насколько он выше меня.

Медленно двигаться по сцене в такт музыке мы начали только под конец первого куплета. Я знала эту песню наизусть, и мне большого усилия стоило не начать подпевать ей. Я отводила глаза в сторону каждый раз, когда чувствовала на себе взгляд Никиты. Мне было неуютно в его объятиях, но мне не хотелось прерывать танец и бежать от слишком близкого контакта с чужим телом сломя голову. От Никиты пахло одеколоном, но не тем, что забирается в пазухи, словно скунс, (а именно такой был у маминого дружка), а приятно терпким с запахом лимонного дерева.

Мне никогда не было так спокойно и тяжело одновременно. Я понимала, что мы танцевали не больше полминуты, но для меня они удивительным образом длились целую вечность. Не помню, как замерла на месте, а затем отстранилась от Никиты. Он не выглядел удивленным, казалось, он изначально ожидал чего—то подобного.

— Все в порядке?

— Да, я просто … , — я осеклась, нахмурив брови. — Покажешь, что еще умеют эти космические прожекторы?

Никита улыбнулся, но совсем не так, как он улыбался до этого. Никогда раньше я не замечала, насколько сильно меняется выражение лица человека, когда он чуть опускает уголки губ вниз.

У светосистемы оказалось более четырех режимов. Никита определял их как разные стадии “космичности”. Он указал мне на место в центре актового зала, куда нужно встать, чтобы оказаться в самом центре Вселенной.

— Словно магия, да? — спросил Никита, выключая весь свет в помещении.

— Разве что для тех, кто не в курсе, что ты просто правильно скомбинировал угол освещения и положения прожекторов, а затем объединил их в сеть через микропроцессорный контроллер.

— Что? — Никита был явно удивлен, — Откуда ты это знаешь?

— Где—то когда—то прочитала, — я почесала затылок.

Первая стадия “космичности” заключалась в созвездиях на потолке. Во второй к ним присоединялись звездные скопления на стенах и мутноватые облака межзвездного газа и пыли по всему периметру. Третья степень открывала на потолке целую галактику подобную Млечному Пути, а четвертая демонстрировала галактики со вспышкой звездообразования таких цветов, что захватывало дух. Над пятым режимом Никита и ребята еще работали.

Никита позволил мне простоять в центре Вселенной целую вечность. Точнее, просидеть — я спустилась на пол на колени, когда почувствовала тяжесть в ногах. Как человек, никогда не ставящий перед собой цель постичь все прекрасное в этом мире, с непривычки я чувствовала, как в животе поднимается целый вихрь из бабочек каждый раз, когда новая спиральная галактика проплывала над моей головой. Никита сел рядом со мной спустя какое—то время. На вопрос, не введем ли мы школу в долги с таким расходом

электроэнергии, он махнул рукой.

— Зойкин отец вечно держит свой бумажник в открытом состоянии. Одной тысячей больше, одной меньше — он не заметит даже если его ограбят.

Михаил Тимофеев был владельцем самой большой и популярной сети кафе и ресторанов “Белая орхидея” в регионе. После выхода на государственный уровень он сможет купить мою двухкомнатную квартиру три раза, причем вместе со мной, матерью, отчимом и мебелью.

Никита выставил освещение на второй режим, а затем снова вернулся ко мне. Стало светлее, и я смогла различить улыбку на его губах.

— Поиграем в десять вопросов? — неожиданно спросил он, заставляя меня отвести взгляд.

Никогда не могла удерживать зрительный контакт с человеком больше, чем пару секунд, потому, что мне всегда казалось, словно собеседник может залезть мне в голову.

— Что это?

— Придумываешь вопрос и задаешь его мне, а я обязан честно на него ответить. Врать и отказываться нельзя.

Никита стянул с себя серую толстовку, которая казалась мне слишком теплой для поздней весны, скомкал ее и кинул на пол. Отклонил корпус назад и уложил на толстовку голову. Я лишь притянула колени к груди, обхватив их руками.

— Ты первый.

— Ладно. Как ты оказалась в школе после закрытия?

— Екатерина Владимировна попросила закрыть кабинет вместо нее, и я немного увлеклась.

— Увлеклась? Чем же?

— Нуу.

— Брось, Девятова, — Никита привстал на локтях..

— Увлеклась чтением учебника по биологии за десятый класс. Я убирала их с парт после урока, и один случайно открылся на страницах о дигибридном скрещивании и законе независимого наследования признаков. И я подвисла.

— Хах, — только и выдавил Никита, словно знал ответ еще до того, как я его озвучила. — Твоя очередь.

Я подцепила пальцами край своего голубого платочка, повязанного вокруг шеи таким образом, что в комплекте с белой блузкой он делал меня похожей на стюардессу.

— Какая кошка пробежала между тобой и твоим братом … Женей? — Я обернулась на Никиту, он кивнул.

— Всего и не упомнишь, если честно, — Никита откинулся обратно на толстовку. — Хотя не думаю, что при родителях мы были такими … Жестокими по отношению друг к другу. Мы живем в вечной борьбе, в вечном соревновании. Только это не “Быстрее, выше, сильнее”. Это, скорее, “Остаться в живых”. Он тыкает меня носом в свой успех, а я, — Никита за моей спиной вдохнул так, словно до этого задерживал дыхание. — Пока я мало что могу поставить против его успешной юридической карьеры.

С минуту мы молчали. Я обдумывала сказанное Никитой, изредка бросая на него косые взгляды через плечо, а он разглядывал потолок, не мигая. Наконец, словно справившись со всем ураганом эмоций внутри, он заговорил:

— Моя очередь. Что насчет Зои, почему вы так друг друга ненавидите?

Я хохотнула.

— Что ты, мы друзья! Правда, заклятые. И на мой день рождения она бы с удовольствием подарила мне билет в один конец до Ада, — я почесала кончик носа. — Она считает, что может держать все и всех под контролем, но меня ей прогнуть не удается. Я умнее, она знает это и втайне мечтает о том, чтобы сама я об этом не знала. Наверное, еще с самого первого раза, когда я отказалась дать ей списать, она поняла, что меня в ее личного раба превратить не удастся. А, — я махнула рукой, — пусть делает, что хочет. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы его папочка продолжал спонсировать нашу школу.

Звонкий Никитин смех быстро наполнил актовый зал, хотя лично я бы сказала, что это была далеко не лучшая моя шутка.

— Мне нравится такая политика партии! Теперь ты.

— Откуда у тебя такие познания в технике?

— Какие познания?

— Твоя работа с прожекторами,лампами и контроллером. Половина человечества с простой отверткой орудует как обезьяна с гранатой.

— Мой отец, — произнес Никита. И, немного помолчав, продолжил тихим, спокойным голосом: — Он научил меня немного разбираться во всяких технических штуках. К сожалению,когда его не стало, мне пришлось самому учиться дальше. Без него получается не так аккуратно и не с первого раза, но я научусь, обязательно научусь. Теперь это лишь дело практики.

— Извини. Я не знала про, — я кашлянула. — Твоего отца. Мне очень жаль.

— Ничего. Прошло уже достаточно времени для того, чтобы я мог говорить об этом, — я обернулась и увидела что Никита снова устремил свой взгляд в потолок.

Любопытство подстегивало меня в следующую очередь задать вопрос о том, что же случилось с Никитиным отцом, и я мысленно отругала себя за это.