Одна на миллион (СИ) - Страница 36

А я, назло ей, перестала поливать её фиалки.

Никита старался делать вид, словно его самого голосование не волнует, но я замечала, как он косился на меня, когда я, в свою очередь, косилась на плакаты. Он беспокоился о том, что в один прекрасный день я просто сломаюсь, и это не давало ему возможности порадоваться за нас обоих.

Потому что, безусловно, он был рад — я видела беглую улыбку на его лице каждый раз, когда кто—то упоминал голосование, видела, как он пытается скрыть её от меня и специально хмурит брови, и это делало мне ещё больнее.

Мне не нравилась сложившаяся ситуация, но я не должна была лишать его возможности насладиться ею.

— Ты хочешь, чтобы мы тоже сделали что—то подобное?

В среду на большой перемене мы все вместе собрались в столовой: я, Варя, Никита, Ян и Сёма сидели за столиком у окна и пили чай с принесёнными Семёном пирожками — привет от Юлии Александровны.

— В смысле? — Никита непонимающе уставился на меня, так и не донеся пирожок до рта.

— Кричать, что всем нужно голосовать за нас? Печатать листовки с нашими лицами? Покрывать грязью тех, кто за нас голосовать не хочет? — пояснила я.

Ян выставил большой палец в кулаке в одобрительном жесте на последней части моего предложение. Никита толкнул его локтем в бок и откусил немного от своего пирожка.

— Мы никого ничем — мм, с картошкой! — никакой грязью обливать не будем.

Я пожала плечами, мол, как знаешь, моё дело — предложить. Я не ставила своей целью унижение противников, но знала, что, если понадобиться, это будет именно то, что сделают они.

— Вам не нужна реклама, за вас итак много кто собирается голосовать, — заметил Сёма. Он отхлебнул из кружки, а затем добавил: — Ну, такие слухи ходят.

— Такие слухи ходят? — повторил Никита.

Все мы уставились на Сёму в ожидании объяснений.

— Горячо, — вместо этого сказал он о чае и тут же отхлебнул ещё, морщась.

— Не заставляй меня вытаскивать из тебя информацию клещами, — сказала я.

— У тебя всё равно нет клещей, — подчеркнул Сёма.

— У меня есть, — заметил Ян.

Я кивнула, с трудом пытаясь сдержать улыбку. Никита был прав — мы с Яном похожи, и я особенно часто стала замечать это в последнее время. Никто никогда не знал, шутит Ян или нет: он был одним из тех людей, кто позволяет себе отпускать саркастические замечания и по отношению к тем, кто ему дорог, и по отношению к тем, на кого ему наплевать.

— Услышал вчера на тренировке. Вы теперь как грёбаные рок—звёзды, ребят: все, кто не обсуждают вас, либо немые, либо глухие.

— Очень мило, — сказал Никита.

— Только не говори мне, что тебе это не нравится, — возразила я.

— Неправда, — Никита всплеснул руками, из—за чего столкнул со стола свой стакан с соком. Основная его часть попала на скамейку между нами и на его брюки. Лёгкими брызгами окатило мою любимую ситцевую юбку нежно—голубого цвета.

— Поздравляю, — протянул Сёма. — Если бы это был мой чай, твои гениталии были бы сварены вкрутую!

Варя протянула мне бумажные салфетки, и я принялась промокать ими свою юбку и на автомате и джинсы Никиты.

— Рит … — Я подняла на него глаза, он глянул на свою левую ногу, которую я продолжала вытирать. — Можешь ты, пожалуйста … Я сам.

Его щёки покрылись румянцем. Я перевела взгляд на сидящих справа от Никиты Сёму и Яна: первый тихонько хихикал с свою чашку с чаем, второй, с улыбкой на лице, делал вид, что нашёл что—то интересное в своём пирожке. Варя за моей спиной не издавала ни звука, но я могла представить, что у неё было такое же лицо, как и у этих двух.

— Я просто хотела помочь, — выдохнула я, кидая салфетки Никите в руки, так, чтобы избегать любых с ними прикосновений. — Сёма. — Парень вопрошающе поднял брови. — Заткнись.

— Что? Я молчал! — пискнул он, когда я схватила с тарелки надкусанный пирожок и кинула в него. Поймав его, он с неприкрытым удовольствием впился в него зубами.

— Это мне одной кажется, или тут и вправду стало как—то жарковато? — присвистнула Варя.

Я обернулась на неё: она размахивала ладонью, словно находилась на улице в самый солнечный день лета. Ян и Сёма громко прыснули.

Месяц назад я бы убила всех их и закопала во дворе перед своим домом, точно под сломанной горкой и ржавыми качелями, но теперь я лишь покачала головой и накрыла пылающее лицо руками, скрывая улыбку. Я знала, что они смеялись над моей глупостью, но я легко позволила им сделать это, потому что они были моими друзьями.

— Прекрасно. Теперь я выгляжу так, словно у меня недержание, — цокнул языком Никита, отчего мы все окончательно рассмеялись.

Спустя пару минут кто—то с учительского столика выкрикнул что—то о нашей невоспитанности.

Четвёртый и пятый уроки по четвергам были отведены под профильные предметы, которые каждый из учеников должен был выбрать для себя сам (разумеется, из ограниченного списка). Моими были биология и химия, уроками Вари были английский язык и литература. Это был единственный академический час в неделю, который мы проводили отдельно.

Никита был на информатике и физике, что тоже меня огорчало. Зато со мной на оба предмета ходил Ян. Раньше я не обращала на это внимание, полностью погружаясь в задание, выданное Екатериной Владимировной, но теперь, когда он сам подсел ко мне на биологии, я была рада, что кто—то составит мне компанию.

— Я знаю, что тут не занято, — сказал он, прежде чем сесть.

— Здесь не занято, потому что я всегда сижу одна, — с той же непробиваемой интонацией ответила я.

— Теперь нет.

Ян с громким шлепком бросил на стол свой задачник с тренировочными тестами для экзамена. Все десять человек в классе, включая Екатерину Владимировну и меня, смерили его недовольными взглядами, но он, казалось, совершенно этого не заметил: лишь открыл задачник на нужной странице, заложенной карандашом, и принялся отвечать на вопросы.

Мне нравился Ян. Не в том смысле, в каком мне нравился Никита, а, скорее, как если бы он был моим братом — тем, кто по утрам встаёт на пять минут раньше меня и занимает ванную на целых полчаса или съедает последнюю порцию моих любимых хлопьев, но случись что, надирает задницу любому, кто обидит меня.

Я подняла глаза на учительницу, чтобы убедиться, что она занята своими делами, а затем наклонилась к Яну и зашептала:

— Вы с Никитой в очень близких отношениях?

Ян перевёл на меня вопросительный взгляд и нахмурился:

— Если ты о том, видел ли я его без одежды, то нет.

Я толкнула его кулаком в плечо.

— Ну нет! В смысле, делитесь ли вы … секретами. О личной жизни, может быть … Или так, о всяком другом … разном.

Ян спокойно глядел на меня, молча вынося всю эту словесную чепуху.

— О Боже, — произнёс он. — Ты складываешь слова в предложения ещё хуже, чем трёхлетняя Сёмина сестра.

У меня не нашлось ничего такого же язвительного, что я могла сказать ему в ответ, и потому я лишь поджала губы.

— Делимся мы с ним секретами, делимся, — наконец сообщил Ян. — Это вроде как именно то, чем занимаются друзья.

— Ну тогда ты точно должен кое—что знать, — я всё ещё раздумывала, стоит ли спрашивать то, о чём собиралась.

— Всегда если вероятность, что я “кое—что”, — (Он действительно изобразил кавычки на слове “кое—что”. Ненавижу этого парня.), — знаю. Вероятность того, что я знаю “кое—что” именно из того, что нужно тебе, тоже есть, но намного меньше.

— Ты можешь хотя бы пять минут не быть засранцем?

— Это вопрос или просьба?

Я закатила глаза и, шумно выдохнув, стукнула себя по лбу.

— Просто спроси меня, — проворчал Ян.

Я посмотрела на свои ладони и заметила, что испачкала указательный палец правой руки в чёрной ручке.

— Никита … Я правда ему нравлюсь?

Я думала, что увижу на лице Яна хотя бы удивление, но ничего — он даже бровью не повёл, когда на мгновение опустил взгляд на свой учебник и что—то там чиркнул.