Одна маленькая ошибка - Страница 6

– В самом деле? – Может быть, мне всего лишь показалось, но Ада, похоже, несколько огорчилась.

– В самом деле. А я только рада. И тебе тоже стоит радоваться. Она такая воображала – неудивительно, что ее последний ухажер аж под машину бросился.

Я судорожно охаю, словно получив удар под дых. А следом за шоком накатывает ярость. Как она смеет приплетать сюда Ноа? Да как она смеет, мать ее?!

– Руби… – Тон Ады становится укоризненным, и, несмотря на обиду, я признательна ей.

– А что? – откликается кузина совершенно невинным голоском. – Он же и правда бросился.

– Это был несчастный случай.

– Но водителя ведь так и не нашли?

– Нет.

Как бы мне хотелось, чтобы сестренка вместо очередного платья выдала Руби хорошую затрещину! Ада ведь поддерживала меня после трагедии – пришла ко мне в тот же день, когда мать Ноа сообщила мне, что он умер. Сестра была рядом и в следующие дни, слившиеся для меня в одно сплошное пятно, состоящее из сочувственных шепотков, слез и бесчисленных литров темного виски, без которого я не могла уснуть по ночам. А в день похорон Ада подняла меня с пола спальни, отволокла в ванную и помогла принять душ и помыть голову. А потом накормила разогретой в микроволновке лазаньей и заставила переодеться в чистое белье, плотные колготки и костюм из черного бархата – недавно купленный ею же самой, судя по всему, потому что Ада вытащила завернутый в упаковочную бумагу комплект из блестящей коробки, обнаружившейся возле кровати. Прикосновения ласковых рук сестры ощущались как целебный бальзам – она словно собирала меня из осколков, чинила и чистила с той особой заботой, с какой возилась в детстве со своими куклами. А после похорон семь ночей спала со мной в одной кровати, пока наконец я не пришла в себя настолько, что уже могла сама одеваться и умываться. И на восьмой день, открыв утром глаза, я обнаружила, что Ады рядом нет, – и холодная отстраненность, возникшая между нами, вернулась. Я так и не поняла, в чем дело, но стена между нами явственно свидетельствовала, что объяснений мне не дождаться.

Глубоко расстроенная маминым враньем, ядовитыми словами Руби и тем, что Ада поддерживает их обеих, я разворачиваюсь и торопливо сбегаю вниз по лестнице. Оказавшись возле двери, я рывком распахиваю ее и сталкиваюсь нос к носу с Джеком, таким здоровенным, широкоплечим, и с поднятой рукой – он как раз собирался постучать. Несколько мгновений мы удивленно таращимся друг на друга, но затем Джек замечает мои слезы, мрачнеет и решительно шагает через порог.

– Что стряслось? – Он отмахивается от шампанского, предложенного официантом, встречающим гостей возле двери, и сгребает меня в объятия.

Я утыкаюсь в Джека носом, глубоко вдыхаю запах сандала и выделанной кожи, и буря у меня в душе слегка утихает. Джек отстраняется, чтобы заглянуть мне в лицо. Встревоженно нахмурившись, он большим пальцем стирает мне слезу со щеки.

– Расскажи, что случилось.

По всему коридору разносится смех, долетающий из сада, где продолжается вечеринка. Джек, коротко оглянувшись на дальнюю дверь, снова хмурится, а затем берет меня за руку и затаскивает в столовую, захлопывая за собой дверь. Мы остаемся вдвоем, и я некоторое время молчу, опасаясь, что снова разревусь, если начну что‐то говорить. Джек садится напротив меня, подавшись вперед. Он явно хочет помочь, но не знает как.

Несколько раз вдохнув и выдохнув, я рассказываю ему про сегодняшний вечер. Лицо Джека все это время остается непроницаемым, но его реакция видна по глазам. Темно-голубые, они напоминают моря Исландии, и сейчас в этих морях бушует шторм. Джек всегда стоял за меня горой.

– Да что эти две курицы могут знать, а? – Он нервно запускает пальцы в собственную шевелюру. – Господи Иисусе, ты, по крайней мере, хоть как‐то барахтаешься! Добиться договора с издательством – это не за богатенького выскочить.

– Не стоило на тебя все это вываливать. – Мне стыдно, что я его так разозлила.

– Они просто завидуют.

– Все так говорят, когда им надо чем‐то утешиться. Чему может завидовать Ада? А Руби?

– Ты талантливая, храбрая и амбициозная. У тебя есть все качества, которых нет у них, и…

– Джек.

– Я серьезно. – Он берет меня за руки. Ладони у него теплые, а длинные пальцы напоминают цепкие древесные корни. Именно эти руки придерживали мне волосы, пока я расставалась с лишними стаканами текилы, именно они сломали нос Крису Флинну, когда тот обозвал меня фригидной из-за того, что я ему не дала, и собирали мне книжный шкаф, когда я переехала обратно в Кроссхэвен, в маленький дом с единственной спальней. – Руби – это такая бюджетная версия Ады, и единственное значимое событие в ее жизни – беременность. Следующие несколько месяцев она будет раздуваться, как воздушный шарик, и ныть из-за отекающих лодыжек, пока наконец Тим…

– Том, – поправляю я.

– …Том не утомится от нее и не начнет трахать секретаршу.

– Джек! – укоризненно хмурюсь я, про себя покатываясь со смеху. Друг улыбается.

– А твоя сестрица завидует, потому что бросила школу в шестнадцать и моталась с одной бессмысленной работы на другую, пока не оказалась в нужное время в нужном месте и не встретила парня с нужным количеством бабок на счету. И чем она занята теперь? Устраивает посиделки с дамочками, ходит на йогу и без конца передвигает мебель.

– Не жизнь, а сказка.

– Не жизнь, а болото.

– Ну, хоть в этом мы с ней похожи.

– Ты‐то как раз не в болоте. – Джек крепче сжимает мне пальцы. – Ты знаешь, чего хочешь, ты идешь к цели, а они могут отправляться к черту, раз не желают уважать твой выбор. А твои родители… Я люблю и Мартина, и Мередит, но вся их жизнь катится по общепринятой траектории: работа, дом, свадьба, дети. Как по мне – скука смертная. А ты по этому пути не пошла, ты выбрала свой, вот они и всполошились. Но все поменяется, когда родители зайдут в книжный магазин и увидят твое имя на обложке.

Талантливая, храбрая и амбициозная – мне нравится, что он видит меня такой. Как будто мне всё по силам. Как будто я всё могу. Иногда я думаю, что Аде тоже не помешал бы такой Джек.

– Спасибо, – шепчу я.

– Так и будет, – говорит он так уверенно, словно явился из будущего и уже знает наверняка. И я улыбаюсь: Джек никогда не сомневается в собственной правоте.

– Этот день какой‐то бесконечный, – вздыхаю я устало. – Если честно, больше всего мне хочется домой, в кровать.

– Без проблем. Сейчас шампанского с твоей сестрой тяпнем и поедем.

– Не надо, оставайся. Я такси возьму, – вру я, не желая уточнять, что собиралась пойти пешком, ведь тогда Джек решит, что просто обязан меня подвезти.

– Нет уж, я все равно не в настроении веселиться. Пойдем, – он встает и подает мне руку. Я принимаю ее.

– А где твоя родительница? Она же вроде собиралась заглянуть?

– Не сегодня.

– Мама расстроится.

Наши матери, Кэтрин и Мередит, с детства были не разлей вода, и сейчас сложно поверить, что Джеффри, муж Кэтрин, сумел убедить ее надолго переехать в Америку, да еще перед самым рождением Джека.

– Ей нездоровится. Мигрени. Я задержался, потому что она никак не могла найти свои таблетки.

Кэтрин мается мигренями уже тринадцать лет, с тех самых пор, как Джеффри умер. Я до сих пор вздрагиваю, стоит вспомнить об отце Джека и о том чудовищном запахе, который ударил нам в ноздри сразу же, когда мы заглянули к ним домой по дороге из «Глицинии», таща с собой пляжные сумки и надувные матрасы, не успев толком отряхнуть со ступней морской песок.

– Ладненько, дай мне пять минуточек, и я отвезу тебя домой, – говорит Джек.

– А можно я тебя в машине подожду?

– Не будь трусихой, – друг укоризненно смотрит на меня, – попрощайся со всеми.

Я собираюсь возразить, но Джек уверенно тащит меня в коридор, на ходу успевая прихватить бутылку шампанского со столика возле двери.

Оказавшись в саду, Джек подходит поболтать то к одному гостю, то к другому, а я просто таскаюсь за ним хвостиком и надеюсь, что никто не заметит моих заплаканных глаз. Мой спутник вызывает восторг у всех, с кем разговаривает. В тусклом свете садовых фонариков он и впрямь прекрасен: точеные скулы, мужественный подбородок и все такое… Я вспоминаю, со сколькими девчонками он переспал, и никак не могу понять, почему ни одна из них не задержалась дольше чем на одну ночь. Джек ведь мог бы сделать свою избранницу совершенно счастливой, если бы захотел. И было бы у него сейчас все, что теперь есть у Ады: и дом, и роскошные вечеринки в саду, да вообще жизнь как с картинки.