Одна безумная ночь - Страница 12
– Это больше чем фокусы. Я уже выдрессировала пять животных для старых и больных людей, нуждавшихся в помощи.
– Раньше ты заботилась только о себе. Что послужило причиной такого великодушия с твоей стороны?
Она смерила собеседника мрачным взглядом, раздумывая, стоит ли обижаться на его откровенную грубость.
– Несколько лет назад я встретила в Йоркшире одну пожилую женщину, страдавшую от подагры. Как-то раз я увидела, как ее терьер подал ей укатившийся клубок пряжи, и у меня родилась идея: ведь собак можно сделать помощниками, можно научить их выполнять несложные задания.
– Разжигать в камине огонь, наливать чай, стелить постель, – съязвил Брэнд: ему вдруг захотелось подразнить Шарлотту.
Однако на сей раз она не отреагировала на колкость и с невозмутимым видом продолжала:
– Ты удивишься, когда узнаешь, как полезны могут быть собаки – они умеют задергивать занавески, находить вещи, передавать сообщения соседям. А для слепых собаки особенно полезны.
– Неужели?
– В Йорке я часто встречала молодого мужчину, потерявшего зрение. Он постоянно сидел на крыльце своего дома, потому что боялся ходить по улицам. – Шарлотта вздохнула и вновь заговорила: – Так вот, как-то раз я нашла у обочины дороги щенка колли и назвала его Самсон. Долгие месяцы я водила его по определенному маршруту и обучала командам, пока он не стал провожать мистера Снайдера в церковь и на рынок, не допуская ошибок.
– Удивительно... – пробормотал Брэнд.
– Да, удивительно, – кивнула Шарлотта. Она не поняла, что граф восхищался ее упорством, а не природными способностями собак.
Брэнд же с удивлением смотрел на сидевшую перед ним женщину. Ее зеленые глаза сверкали, а лицо, казалось, сияло – такой он ее еще не видел. «А ведь она настоящая красавица», – промелькнуло у него.
Но Брэнд тут же вспомнил о скверном характере Шарлотты. Пять лет назад, решив поссорить его сестру с Майклом Кеньоном, внуком леди Стокфорд, она стащила дорогое ожерелье и спрятала под подушкой Вивьен, чтобы последнюю уличили в воровстве. И только его своевременное вмешательство спасло сестру от тюремного заключения.
Увы, никакое благоприобретенное великодушие Шарлотты не заставит его забыть об этом печальном происшествии.
– К чему такая филантропия? – осведомился он. – Во искупление старых грехов?
Шарлотта в замешательстве захлопала ресницами; было очевидно, что она прекрасно его поняла. Но уже в следующее мгновение она вскинула подбородок и с холодным презрением в голосе проговорила:
– Я не собираюсь перед тобой отчитываться.
– Да, не стоит. Я и так тебя слишком хорошо знаю. Для умной женщины ты чересчур... твердолоба, если можно так выразиться. Особенно в тех случаях, когда речь заходит о Гарольде Раунтри.
– Уверяю тебя, я прекрасно разбираюсь в людях. И еще раз говорю: мистер Раунтри никого не убивал.
– Однако ты не должна сбрасывать эту возможность со счетов.
– Позволь мне самой решать, что я должна делать, а что нет.
– Пока ты живешь под крышей моего дома, позволь не позволить. – Брэнд знал: бабка его задушит, если, не дай Бог, с внучкой ее подруги что-нибудь случится.
– Избавь меня от своих угроз, – заявила Шарлотта. – Прибереги их для другой женщины.
Высоко держа голову, словно принцесса, она выплыла из гостиной, оставив графа метать громы и молнии в одиночестве.
Скрывшись в отведенной ей комнате, Шарлотта опустилась на диван и закрыла лицо ладонями – только оказавшись в одиночестве, она смогла дать волю своим чувствам.
Неужели мистер Раунтри и в самом деле принадлежал к столь отвратительному сообществу? Неужели он мог совершить хладнокровное убийство?
Это представлялось невероятным, абсурдным, невозможным. Раунтри никогда не давал ни малейшего повода подозревать его в распутстве – не говоря уже об убийстве...
Она считала его благовоспитанным и на редкость порядочным человеком. Навещая ее, он каждый раз приносил букет полевых цветов или пакетик ее любимого засахаренного миндаля. Уезжая из города, он неизменно писал ей письма. Если у него и были недостатки, то только чрезмерное благородство. Иногда ей даже казалось, что она недостойна его.
Да, конечно же, она не заслуживала любви этого благородного человека. Она совершила по отношению к Вивьен гнусное предательство. Оглядываясь на прошлое, Шарлотта не понимала, как могла совершить такое. Единственным утешением служил тот факт, что на самом деле она не хотела упрятать Вивьен в тюрьму, хотела только, чтобы Майкл с ней расстался – она добивалась его расположения. Он всегда относился к ней по-доброму, и в ответ она совершила бессмысленную жестокость по отношению к женщине, которую он любил.
Мистер Раунтри не знал ее печальной истории. Шарлотта не нашла в себе сил поведать ему об этом.
Ее охватило чувство раскаяния, но она напомнила себе, что с лихвой расплатилась за прошлые грехи. Сосланная в Йорк, она жила тихо и скромно, всецело посвящая себя благотворительности. А теперь она мечтала лишь об одном: ей хотелось семейного уюта, хотелось выйти замуж и завести детей.
Она должна верить мистеру Раунтри. Она не позволит Брэнду разрушить ее планы на будущее. Брэнд всегда был таким – высмеивал ее романтические мечты и позволял себе... всякие высказывания.
Что-то теплое и мокрое уткнулось в ее локоть. Оказалось, что Фэнси встала на задние лапы и, положив передние на диван, пыталась заглянуть ей в лицо – очевидно, долгое молчание хозяйки очень беспокоило малышку.
Шарлотта взяла собачонку на руки и прижалась щекой к ее мягкой шубке.
– Я ненавижу его, Фэнси. Я очень рада, что ты его укусила. Он это заслужил.
Но ненавидела она не его, а сомнение. Сомнение, которое посеял Брэнд в ее душе. Сомнение, лишившее ее покоя.
– Уж не графа ли вы ненавидите? – раздался веселый голос.
Шарлотта подняла голову и увидела свою горничную, стоявшую в дверном проеме гардеробной. Пухленькая шестнадцатилетняя Нэн с широким веснушчатым лицом и густыми ярко-рыжими волосами, упрятанными под белый чепец, казалась символом изобилия. Лиф ее платья, едва вмещавший пышную грудь, трещал по швам, сводя на нет скромнейший покрой.