Одинокие души (СИ) - Страница 6

Собравшись с силами, я пытаюсь разогнуться и открываю глаза. Медленно стаскиваю с себя одеяло и приподнимаю майку. На животе огромный отек. Он синий, желтый, оранжевый – настоящая радуга. Я крепко сжимаю зубы и поднимаюсь с кровати. Тут же взвывают ноги, спина. Прихрамывая, я подхожу к зеркалу и вижу гематому на плече. Вот почему вчера я его не чувствовала: ему досталось больше всего.

В мою комнату стучат, и я пытаюсь как можно скорее добраться до шкафчика. Прикрыть синяки от родителей: наверное, это самая важная задача на данный момент.

Но, когда дверь открывается, на пороге я вижу Карину. Она бледная, уставшая. Я бы сказала больная, если бы не знала истинную причину вялости.

– Привет, – неуверенно шепчет она, и я прожигаю её недовольным взглядом. – Как себя чувствуешь?

– Отлично.

– Давай я принесу йод. Лёша сказал утром обработать раны ещё раз.

– Лёша? – Я вскидываю подбородок и усмехаюсь. – С чего это он решил позаботиться обо мне? Его ведь не волновало, что со мной, когда тот парень избивал меня на виду у целой толпы. Что изменилось?

– Неправда. Он сильно переживал.

– Я заметила.

– Послушай, – Карина подходит ко мне и кладет руку на здоровое плечо. – Прости меня. Я не хотела, чтобы так вышло.

– Ты… – Стряхнув её руку, я протираю ладонями лицо. – Ты была в своем уме, когда прыгнула в куб? Понимала, что делаешь? Я не представляю, какой идиоткой нужно быть, чтобы добровольно пойти на самоубийство! Просвети меня. Скажи, о чём ты думала?

– Лия, это сложно объяснить.

– Нет тут ничего сложного! – заводясь, восклицаю я. – Объясни мне, почему ты делаешь это? Почему не слушаешь меня? Почему подвергаешь себя опасности?

– В «стае» есть мои друзья и я… – Карина резко замолкает, увидев гнев на моем лице. Она растерянно прикусывает губу и отворачивается. – Тебе не понять меня.

– Твои друзья? – Я практически выплевываю этот вопрос. – Считаешь, там были твои друзья? Ах да. Наверное, именно они стояли возле аквариума и смотрели, как ты задыхаешься.

– Всё очень сложно! Я познакомилась с одной девушкой, и она привела меня в «стаю». Мы обе новички, и нам пришлось согласиться на инициацию.

– Господи, что за чушь ты несёшь? Какую инициацию? Что значит нам пришлось согласиться? Увидев этих людей, зачем ты осталась с ними? Это животные, у которых вместо разума – стремление к свободе и насилию!

– Не говори так, – с вызовом отрезает сестра, и я прирастаю к месту. Она защищает их? Защищает после того, что произошло? – Они честные и справедливые. Да, иногда и жестокие, но справедливые.

– Знаешь что, – неожиданно для самой себя я подхожу к Карине, хватаю её за локоть и тащу к двери. – Пошла вон из моей комнаты.

– Но…

– Я рисковала своей жизнью ради тебя, а ты ставишь мне эту безмозглую «стаю» в пример? – Кажется, сестра задевает последние оставшиеся здоровые органы. – Не подходи ко мне больше.

– Лия!

– Я сказала, пошла вон! – взрываюсь я и чувствую, как боль вновь пронзает тело.

Карина вихрем вылетает из комнаты и захлопывает дверь, а я без сил падаю на кровать. Опять трудно дышать. Такое чувство, что вчера мне сломали все ребра. Прикрыв глаза, я пытаюсь встать. Больно. Тогда я отталкиваюсь руками от постели и нахожу опору впереди: фортепиано. Когда-то я часто играла, сейчас не получается. Я чувствую дикое раздражение, если не могу вспомнить ни одного любимого произведения, и поэтому быстро прекращаю занятие.

Вновь открывается дверь. Я поворачиваюсь, чтобы послать Карину куда подальше, но вдруг вижу маму.

– Почему ты ещё не готова? – спрашивает она и достает из шкафа свою кофту. – Твой папа собирается уезжать. Планируешь добираться на автобусе?

– Нет, я уже одеваюсь.

– Давай быстрее. Школу ты сегодня не прогуляешь: можешь не прикидываться.

– Хорошо.

Мама уходит, а я хватаюсь рукой за спину.

Если мне удастся выжить, это будет невероятным везением.

Мы подъезжаем к школе в полной тишине.

Папа останавливается и достает из кармана кошелёк.

– Сегодня не смогу забрать ни одну из вас, – сообщает он и открывает бумажник. – Так что добирайтесь самостоятельно.

– Хорошо. – Я киваю. – Что-то случилось?

– Нет. Просто мне поставили две смены, – он протягивает деньги. – Вчера я провел сложную операцию. За женщиной нужен уход, и желательно, чтобы я был поблизости.

– Мама знает, что ты будешь поздно?

– Она останется со мной в больнице. Я решил подстраховаться. У той женщины было внутреннее кровотечение, и, случись непредвиденное, знания мамы могут пригодиться.

Я понимающе киваю.

Два доктора в семье – сложная ситуация. Родителей почти не бывает рядом, а когда они появляются, с ними приходит контроль. Безумный контроль, порой сводящий меня с ума. К счастью, он заключается не в том, куда я хожу и с кем общаюсь. Чаще всего правила предков распространяются на бытовые вопросы. Например, кипятить воду в чайнике два раза запрещается под угрозой «административного наказания» в виде недельного исполнения роли единственной посудомойки. А жарить надо меняя масло при каждом новом заходе. Звучит здраво, но ужасно выбешивает, когда нельзя пожарить десять кусков мяса одновременно, обязательно делить их на две партии и сковородку мыть дважды. Естественно, я понимаю, что образ жизни моих родителей тесно связан с их работой: правила, алгоритмы, ответственность. Но иногда это утомляет. В конце концов, доктора они, а не я и не Карина.

– Тогда увидимся завтра утром, – я понимаю, что засну к тому времени, как они вернутся, и даже не надеюсь на ночную встречу. – Пока.

Я машу папе рукой, открываю дверь, но, когда пытаюсь встать, откатываюсь назад на сиденье. Внезапная боль заставляет скрючиться, и я крепко сжимаю глаза.

– Что такое? Лия! Что с тобой?

Карина замирает, папа смотрит на меня так же настороженно, и мне приходится ценой огромных усилий выдавить из себя улыбку.

– Просто живот схватило.

– Где? – Ну вот, опять его медицинские штучки. – Что именно болит?

– Пап, успокойся. Ничего страшного.

– Лия, я спросил, где болит?

Я выдыхаю и краем глаза замечаю бледное лицо сестры. Наверняка она уже готова провалиться сквозь землю. Я вообще-то тоже, но мне приходится быть смелой.

– У меня схватило низ живота. Такое бывает каждый месяц, пап. – Я наблюдаю за тем, как он расслабляется. – Не стоит волноваться. Всё пройдёт через несколько часов.

– Хорошо, – он кивает и переносит ногу на педаль сцепления. – Встретимся завтра.

Я повторяю попытку и на этот раз благополучно выхожу из машины. Папа уезжает, а Карина испуганно смотрит на меня.

– Почти раскусил.

– Я с тобой не разговариваю, – отрезаю я и направляюсь к школе. – Можешь даже не стараться что-либо исправить.

– Я и не стараюсь.

Я фыркаю. А ведь могла бы постараться, неблагодарная сестрица!

Сестра не отстает. Семенит следом, а я чувствую, как она испепеляет мою спину взглядом. Появляется желание развернуться и влепить ей здоровую оплеуху, чтобы мозги встали на место. Но я иду вперёд и ровно дышу, не хочу опять спровоцировать боль в спине.

– Ты сегодня долго? – спрашивает Карина, но я не отвечаю. – У тебя есть вождение? – Я снова молчу, и тогда сестра тяжело выдыхает. – Рано или поздно нам всё равно придется заговорить.

– Думаешь? – не удерживаюсь я и прикусываю язык.

– Да, думаю, – довольная собой, она улыбается мне и наконец выходит вперёд.

Я не пытаюсь её догнать. Пусть идет куда хочет. В конце концов, боль в моей спине появилась из-за неё.

День начался не очень и продолжился в таком же медленном, тягучем ритме. Я ходила держась руками за стены. Иногда останавливалась, чтобы передохнуть. Но, к счастью, к концу третьего урока в моем теле выработался антидот. Я могла спокойно передвигаться, шевелиться и даже нагибаться при необходимости. Мои одноклассники не поняли, почему я похожа на калеку, но им, видимо, было всё равно. Я и раньше замечала, что ко мне относятся настороженно, не пытаются сблизиться, подружиться. Сначала задавалась вопросом, почему. Но потом бросила это дело. В конце концов, их проблемы, что я им не нравлюсь. Саму себя я вполне устраиваю.